Великая смута - читать онлайн книгу. Автор: Николай Плахотный cтр.№ 34

Снова всплыло имя Чеботаря.

— И чего оно Валентина Ивановича так тянет за Прут?

— Географ. Изучает планету. Все по делу, — хитро подмигнув, отозвался единственный в очереди мужчина, одетый в перепачканную известкой и краской робу.

— Не географ он, а хамлет в натуре, — выкрикнули из середки.

Почему Хамлет? От Гамлета или же Хама? И вообще, какой смысл вкладывался в сие слово? Так и осталось для меня загадкой. Но очередь отреагировала: взорвалась от смеха. Когда шум и гам улегся, стоящая радом со мной женщина с печальным лицом произнесла:

— Оставил бы он наших мальчиков в покое.

Сказано было не для меня одного, а на общее восприятие. Чувствовался подтекст: дескать, придержите, бабы свои языки, потому как мы тут не одни. И безо всякого перехода громко заговорили о погоде. Многие боялись, кабы дожди не помешали уборке, другие, напротив, желали осадков, потому как пропашные культуры истосковались по воде, кому-то же было «все едино», лишь бы на земле царил мир и порядок. А быть тому или нет — вроде как зависело от какого-то Хамлета. Каково, а? Чувствовалось, что с этой личностью в селе были связаны некие темные дела. Да и сама личность была окутана покровом тайны.

По телевизору показали уличный скандал в центре столицы. Среди дебоширов и забияк лядовчане узнали своих ребят, учившихся в одном из кишиневских ПТУ. Несколько дней село находилось в оцепенении. «Новость» открыто не обсуждалась, но у всех не выходила из головы.

Первым не выдержал С, отец одного из «героев» скандальной телехроники. Тайком отправился в столицу. Нашел свое чадо в одном из притонов народного фронта. Обманом — под предаюгом болезни матери — увез балбеса домой. По приезде, без лишних слов и объяснений, с помощью двух старших сынов выпорол искателя приключений своим, еще не потерявшим крепости армейским ремнем. И уже после «экзекуции» сели за обеденный стол. Первый тост огласила мать:

— Простим друг друга!

А село гудело как потревоженный улей. Открыто говорили, что учитель географии — ярый враг советской власти. И конечно, это не «самородок», кем-то сюда заброшенный. И эта ненависть у него в крови. Перешла же от родителя, который воевал в одном отряде с изменником Родины — Бандерой. Но ушел от расплаты, замаскировавшись под несчастного пленного. Пришлось все же срок отсидеть. Честным трудом искупил вину перед Отечеством. Такова версия. Вот и тут поговорка Надежды вполне подходяща: «Падалица по весне — тот же сорняк». Да, вишь, и сорняк кому-то сгодился.

Гуляя по селу, опять повстречал участкового. Попа признал меня первым. Первым подал мясистую, похожую на озерного карася, ладонь.

— Если не против, можем и рыбалку с костерком организовать в свободное от дежурства время.

— Сочту за честь. А кто будет в компании?

Блаженно улыбнулся:

— Назовите сами состав. Явятся все. Иные и с приводом.

Мне показалось, что Попа на что-то намекает. Упустишь момент — потом ведь пожалеешь. И я открыл карты:

— Хотелось бы с Чеботарем пообщаться в непринужденной обстановке.

— Валентином? Разговаривать с этим человеком, все равно что, извините, говно жевать.

— Намекаете: он неинтересный, пустой?

Доброхот мой нахмурился:

— Гадкий и очень скрытый. Вещь в себе, как учили нас великие классики. — И вдруг улыбнулся во всю ширь щербатого рта: — Пройдемте!

Думал я, что меня ведут в служебный кабинет. Миновали сельский совет. Обогнули торговый комплекс. Через задний двор вошли в какое-то помещение и долго спускались по шатким ступенькам. Один поворот, другой, третий. Сама собой открылась боковая дверь, в проеме обозначилась мешковатая фигура. Мы перешагнули высокий порог. Дверь за нашими спинами самостоятельно захлопнулась и одновременно задвинулся тяжелый засов.

Если честно, было малость жутковато. В последний момент подумалось: не в западню ли террористов я угодил? Тогда уже такие происшествия случались. На сей раз обошлось. Мы попали в склад сельпо. Вокруг громоздились ящики с бутылками, бумажные крафт-мешки. Сквозь запыленные стекла рам слабо пробирался тусклый свет, хотя на дворе во всю сияло августовское солнышко.

— Чего у вас новенького? — как из пивной бочки прозвучал начальственный бас участкового инспектора.

Человек в сером засаленном халате без подобострастия, почти одновременно подал нам свои руки. Важно сказал:

— У тебя, товарищ участковый, чутье настоящего сыщика.

Что следовало понимать как тонкий комплимент, на который тут же последовал соответствующий ответ:

— Вы все у меня вот где, — и Попа выразительно хлопнул себя ладонью по левой груди. В подтверждение извлек из кармана пухлый блокнот. Повертел им в воздухе. На человека в сером халате это не произвело впечатления. Возможно, номер с блокнотом был продемонстрировал скорее для меня. Служка же действовал в соответствии со своей ролью:

— Есть новость. Сегодня, ровно час назад с базы доставлено долгожданное. Пофтим! (прошу), и словно маг выставил на колченогий стол сверкающие позолотой бутылки. — Херес яловенский. Из английского экспорта. Перехвачено пара-тройка ящиков.

— Вот это я люблю, — просто, без выкрутас молвил представитель власти. — За что пьем?

— Как всегда — за дружбу.

— Успеется. На днях был я в компании с первосвященником. И услышал в его устах такие слова. Короче, тост поповский. «Прими, Боже, не за пьянство, а за лекарство. Ибо не пьем, а лечимся. Не через день, а каждый день. Не по чайной ложке, а по чайному стакану. Да разольется влага чревоугодная по всей периферии телесной. Аминь». Как складно, Георгий!

— Красиво и умно.

Каждый по-своему прочувствовал великолепную влагу. Долго молчали. Опорожнив стакан, Попа спросил:

— Географ не заходил?

— Тыщу лет уже не был.

— А дома ночевал. Чуть свет смылся. — Машинально поправил козырек фуражки. — Я его в любой момент могу взять, но пока что команды нет, понимаешь.

— Он как челнок носится, туда-сюда. А повадка у него, как у матерого волка: вблизи своего логова овечек не трогает.

— Корреспондент им интересуется.

— Он стоит того. После него хочется руки с мылом вымыть и за одно горло сполоснуть.

Попа в улыбке осклабился:

— Еще что там новенького?

— Имеется для другого раза. На коньяк у меня сегодня нет настроения. Может, опять того же, если товарищ, — кивок в мою сторону, — не возражает. Такое питие как раз для нас. В Англии, говорят, мужчины созревают для хереса только после сорока. А женскому полу он вообще противопоказан. Для них — мадера и коньяк с лимоном.

— Ну, теперь — за дружбу!