Медленной шлюпкой в Китай - читать онлайн книгу. Автор: Харуки Мураками cтр.№ 6

— Как получилось, что я начал продавать энциклопедии соотечественникам, ума не приложу.

Разумеется, не знал об этом и я. Насколько помню, он был неплохо воспитан и оценки имел выше, чем у меня. Пользовался успехом у девчонок.

— Это долгая, мрачная и банальная история. Лучше тебе ее не знать, — сказал он.

Я молча кивнул.

— Почему я тебя окликнул? Что-то нашло. Наверняка. А может, у меня с рождения нет жалости к себе. В любом случае я тебе помешал.

— Да нет, все нормально. Совсем не помешал. — Мы встретились взглядами, по-прежнему сидя друг против друга. — Как-нибудь увидимся еще.

Мы на пару умолкли. Я докуривал сигарету, он допивал кофе.

— Ладно, мне пора, — сказал он, рассовывая по карманам сигареты и зажигалку. — Хватит здесь лясы точить. Есть чем еще позаниматься.

— А у тебя есть буклет?

— Какой еще буклет?

— Энциклопедии.

— А-а, — растерянно протянул он. — Сейчас при себе нет. Хочешь посмотреть?

— Было бы неплохо.

— Я тебе его тогда отправлю почтой. Давай адрес.

Я вырвал из блокнота листок, написал адрес и протянул ему. Он аккуратно свернул вчетверо и положил в визитницу.

— Хорошая энциклопедия. Фотографий много. Наверняка пригодится.

— Не знаю, через сколько лет, но как появятся лишние деньги — непременно куплю.

— Ну и хорошо. — И он опять улыбнулся, словно с предвыборного плаката. — Но я к тому времени скорее всего с энциклопедиями уже покончу. Дальше — не знаю. Может, страхование жизни... И опять же — китайцев...

Если я в свои тридцать лет опять врежусь на всей скорости в баскетбольную стойку или проснусь под виноградной полкой с бейсбольной перчаткой под головой — что я вскрикну на этот раз? Не знаю. Нет, пожалуй, вот что: «Эй, мне здесь не место!»

Додумался я до этого в вагоне линии Яманотэ. Я стоял перед дверьми и разглядывал пейзажи за окном, крепко сжимая — чтобы не потерять — билет. Наш город... От пейзажей этих мое сердце содрогнулось. Подобная мутной кофейной жиже, знакомая сумрачная тьма, в которую погужаются городские жители, словно это — календарные праздники. Бескрайние вереницы зданий и жилья, туманно-пасмурное небо. Выстроенные в ряды стада машин, изрыгающих углекислый газ. Старые хлопчатобумажные занавески на окнах тесных и убогих деревянных домов — в одном из них живу я. И суета бесчисленных людишек внутри. Бесконечная амплитуда — от гордости до жалости к себе. Это и есть — город.

Ничем не отличается от некой рекламы в вагоне. Новая помада для нового сезона. Никакой сущности. Гигантская империя посредников, раздувается все больше и больше от бесполезных покупок и продаж...

«Если разобраться, — сказала она, — меня здесь быть не должно».

Китай.

Я прочел много книг о Китае. От исторических хроник до «Красной звезды над Китаем» [7] . Но даже при этом мой Китай — Китай лишь для меня самого. Или я сам. То же — с моим Нью-Йорком, Петербургом, Землей, Вселенной.

На глобусе Земли Китай — желтого цвета. Не думаю, чтобы мне довелось там побывать. Ведь это не мой Китай. Вряд ли мне удастся съездить и в Нью-Йорк, и в Ленинград. Там — не место для меня. Дороги моих скитаний пролегают сквозь вагоны метро и задние сиденья такси. Пути моих приключений не ведут дальше зубных кабинетов и приемных окошек в банке. Мы можем пойти куда угодно и не можем пойти никуда.

Токио.

И вот однажды в вагоне линии Яманотэ даже Токио неожиданно начинает терять свою реальность... Да-да, здесь — не мое место. Слова когда-нибудь стихнут, мечты — рухнут. Как минула скучная юность, казавшаяся бесконечной. Когда все погибнет и исчезнет с лица земли, останется, пожалуй, лишь гробовая тишина да бесконечный мрак.

Неверный диагноз... Неверный диагноз, как говорила та китайская студентка (или же как говорит врач-психоаналитик), в конечном итоге, является парадоксальным желанием. Выхода нет нигде.

Но даже при этом — уложу-ка я на дно чемодана остатки гордости верного аутфилдера, сяду на каменные ступени в порту и подожду, когда на чистом горизонте появится медленная шлюпка в Китай. Подумаю о сверкающих под солнцем крышах китайских городов, представлю зеленые луга.

Поэтому нечего мне больше бояться. Так, как в бейсболе бэттер боится подачи «черным ходом», как революционер боится виселицы. Но если все-таки мечта сбудется...

Друг!

Друг мой, Китай уж очень далеко.

Апрель 1980 г.

А началось все в ясный июльский полдень. В исключительно прелестный воскресный поддень. Даже валявшаяся на газоне скомканная обертка от шоколада в этом королевстве июля сияла горделивым светом, подобно легендарному кристаллу на дне озера. Непрозрачная и изящная солнечная пыльца, как бы стесняясь, медленно планировала на земную поверхность.

Возвращаясь с прогулки, я присел на площади перед кинотеатром и вместе с подругой рассеянно принялся разглядывать бронзовые статуи единорогов [8] . Закончился сезон дождей, и свежий ветерок шевелил древесную листву, гонял невысокие волны на поверхности мелкого пруда. В прозрачной воде утонуло несколько рыжих банок из-под колы — они смотрелись на дне руинами заброшенного города. Пока мы с подругой сидели на бережке, прямо перед нами успели пробежать несколько бейсбольных команд в одинаковой форме, собака наперегонки с велосипедом из проката и молодые иностранцы в спортивных шортах. Из забытого кем-то на газоне радиоприемника едва слышно развевалась по ветру слащавая попса. Песня о потерянной, либо грядущей любви. Мелодию я, кажется, узнал, но вот слышал ли я ее раньше? Может, просто похожа на другую песню. Солнечные лучи без остатка впитывались в мои руки.

Не знаю, почему бедная тетушка потревожила мою душу в такой солнечный полдень. Ведь поблизости не было никаких бедных тетушек — так с чего бы мне ее воображать? Но она все равно мне явилась — и тут же исчезла. Задержалась в сердце на долю секунды, навсегда оставив по себе странную леденящую пустоту в человеческом облике. Словно кто-то за окном пролетел.

Бедная тетушка?

Я еще раз обернулся, на всякий случай даже задрал голову к летнему небу. Слова гасли в воскресный полдень, подобно ветру или же невидимой траектории пули. Все так начинается. В какой-то момент все существует, потом раз — и все потеряно.