Догадки - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Пьецух cтр.№ 31

Поскольку переворотного политического опыта русская аристократия еще не имела, образовалась такая путаница, что в результате тайных совещаний ночью на 25 февраля у князя Алексея Черкасского на Никольской и у генерал-поручика князя Борятинского на Моховой было решено для начала созвать вседворянское учредительное собрание. Под соответствующей петицией, которую предполагалось подать новой императрице, в ту же ночь подписалось несколько сот дворян.

В среду, 25 февраля, сырым и одновременно морозным утром, какие еще называют промозглыми, головка дворянствующей России съехалась на прием к новой императрице. Оттого, что еще как следует не рассвело, в аудиенц-зале потрескивало две тысячи сальных свечей, которые сообщали мрачному полусвету утра несколько больной, воспаленный оттенок и странно отражались в бриллиантах, золотом шитье, орденских знаках и в глазах, покрасневших от шумной бессонной ночи. За окнами различались темные шеренги гвардейцев в войлочных треуголках при батальонных знаменах, заметно шевелящихся на ветру.

В десятом часу в аудиенц-зал вошла Анна в сопровождении первого верховника и конституционалиста Дмитрия Михайловича Голицына и князя Василия Лукича Долгорукова, который ездил за ней в Митаву. Это была плотная, коротконогая женщина с маленькими востренькими глазами, свекольным румянцем на щеках и богатыми каштановыми волосами. Она вошла и поздоровалась басом.

Фельдмаршал Трубецкой, робко кашлянув, сделал несколько шагов ей навстречу и вынул текст петиции из-за расшитого обшлага. Так как фельдмаршал сильно заикался, читать петицию стал Татищев. В совершенной тишине, которую нарушал только ветер, беспокойно стучавший в окна, его голос наводил оцепенение и тоску.

– …Однако же, всемилостивейшая государыня, в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такие, что большая часть народа состоит в страхе предбудущего беспокойства, из которого только неприятелям нашего отечества польза быть может…

Императрица, извещенная о том, что дворянство будет умолять ее о восстановлении самодержавия, совсем потерялась, когда стало ясно, что речь идет о чем-то ином, непонятном, и прилично-надменное выражение ее физиономии сменилось на глупо-разочарованное, бытовое. Однако делать было нечего – Анна петицию подписала. Вслед за этим она отправилась обедать вместе с Верховным Тайным советом, дворянство удалилось в одну из соседних комнат, где продолжило прения относительно созыва учредительного собрания, и в опустевшем аудиенц-зале остались только лакеи, которые начали гасить свечи, и компания юных гвардейских офицеров, подвыпивших с утра и поэтому шумно требовавших восстановления абсолютизма. Анна Иоанновна очень боялась пьяных, и в ее царствование этот порок преследовался, как никогда, однако в тот раз она все же выглянула из столовой палаты и ласково успокоила забияк.

Между тем среди дворян шла жаркая перепалка. Речи становились все несвязнее, горячее, пошли личности, словом, запахло склокой. Тогда князь Борятинский встал и сказал:

– Эй, господа шляхетство! Если у нас и дальше пойдет такой лай и прекословие, то лучше будь все по-старому. Видно, уж так Творцом суждено, что в России без самодержавия невозможно.

Поскольку новые политические принципы действительно оказались вещью беспокойной, чреватой разными неожиданностями, с этим мнением вдруг смирились даже самые оголтелые республиканцы; но на попятную собрание пошло вовсе не потому, что вельможи хотели монархию, а потому, что они не хотели верховников. Тут же наспех сочинили челобитную о восстановлении самодержавия в прежних формах и веселой толпой вернулись в аудиенц-зал.

В четвертом часу дня появилась Анна в сопровождении членов Верховного Тайного совета, которым оставалось верховодить считанные минуты, и если бы тогда по какому-нибудь недоразумению в аудиенц-зале присутствовал юродивый Крашенинников, он уже, наверное, разглядел бы на их лицах мученическое клеймо и по обыкновению нелепо забормотал бы в предчувствии крови.

Молдаванин Антиох Кантемир победно оглядел зал, сделал несколько шагов навстречу императрице и зачитал челобитную от дворянства, которая была написана неприлично холуйским слогом. Верховники обомлели, Анна побагровела от удовольствия.

– Как же так, – басом сказала императрица и покосилась в сторону Долгорукова, Василия Лукича. – Мне тут все толковали, дескать, такова воля народа, чтобы монархам впредь руки укоротить, а теперь выходит, что сие фальшь? Значит, ты меня, Василий Лукич, обманул?..

Тут императрица внезапно переменилась в лице и добавила, ни к кому отдельно не обращаясь:

– А ну-ка, принесть сюда долгоруковскую грамотку!

Статский советник Маслов побежал за пунктами, подписанными в Митаве, вернулся, передал их князю Черкасскому, тот с поклоном вручил пункты императрице, а императрица «долгоруковскую грамотку» торжественно порвала. Под сводами аудиенц-зала разразилось громовое «ура», от которого отчаянно зазвенели подвески хрустальных люстр, почерневшие от свечной копоти до похожести на топазы.

– Дураки! Ну как есть дураки! – сказал первый верховник и конституционист Дмитрий Михайлович Голицын. – Мне теперь не жить, это ясно как божий день, но кто меня переживет, наплачется вволю!

Предсказание его сбылось в обеих частях. С одной стороны, все зачинщики конституционного переворота подверглись жестокой опале, причем больше других досталось младшим князьям Долгоруковым, так как после смерти Петра II они еще и на родственных основаниях попользовались царскими бриллиантами, столовой посудой, охотничьими собаками и лошадьми; после того как Екатерина Долгорукова родила от покойного Петра мертвую девочку, женщины клана были преимущественно пострижены в монахини, а мужчины преимущественно казнены на Скудельническом кладбище в Новгороде, за Федоровским ручьем. С другой стороны, дворянствующая Россия действительно наплакалась вволю, поскольку со времен Иоанна Грозного она не знала такого изобилия и азиатского разнообразия наказаний, какое посыпалось на нее в десятилетнее царствование Анны I – от вырывания ноздрей и урезания языка, ставших самой расхожей формой взыскания, до ужасных шуток, вроде той, что проделали над бедным бароном Сакеном, которому объявили о высылке в Сибирь на вечное поселение и три недели возили с завязанными глазами вокруг его собственного дворца. Впрочем, нужно оговориться, что ко всем этим дикостям императрица непосредственного отношения не имела, живя, как за стеной, за герцогом курляндским, красавцем Эрнстом-Иоганном Бироном, беззаветным лошадником и нумизматом, который от ее имени мудрствовал над страной. Императрица главным образом муштровала фрейлин, заставляя их по двенадцати часов кряду «играть» ей простонародные песни и за недостаточно бодрое пение частенько посылала девушек на прачечный двор колотить белье, а также развлекалась с великородными шутами, например, князем Никитой Федоровичем Волконским, переведенным на шутовскую должность из-за того, что его супруга Аграфена Петровна была независима в суждениях о курляндцах, или князем Михаилом Алексеевичем Голицыным, внуком Василия Васильевича, любимца царевны Софьи, оказавшемся в шутах за тайный переход в католичество, что тогда очень не поощрялось. Кроме того, императрица любила стрелять в цель, и стрелок была действительно превосходный, а когда не стреляла в цель, не развлекалась с шутами и не муштровала фрейлин, то играла в карты с дворцовыми истопниками, которые почему-то пользовались у нее особым расположением.