О нас троих - читать онлайн книгу. Автор: Андреа де Карло cтр.№ 74

Он настойчиво сжимал мой локоть и пристально смотрел мне в глаза, а я послушно кивал головой, но то, что он выпалил мне все это ни с того ни с сего, наводило на мысль, что он хочет сказал нечто прямо противоположное.

— А если все именно так? Может, тебе действительно есть из-за чего страдать и убиваться? — спросил я.

— Нет и нет, — яростно выпалил Марко и стал озираться, ища зацепку, и поддержку, и подтверждение своим словам. — Ты хоть понимаешь, что мы сами создаем себе проблемы? Что в Париже ты месяцами выполнял роль медсестры и няни, а толку от этого никакого? А жизнь уходит, утекает сквозь пальцы! Даже если все время об этом помнить, все равно тебе не понять, насколько же она коротка!

— Ты это к чему? — прокричал я ему сквозь музыку и голоса, бившие прямо по барабанной перепонке.

— А к тому, — ответил Марко, бросив на меня взгляд камикадзе, убившего в себе все чувства. — Главное, поменьше думать, помнить, мечтать и ждать. Радоваться тому, что есть. Нужно жить мгновеньем, Ливио.

— Мгновенье — ничто, — сказал я. — Без всего остального оно пустышка. Мои картины и то не такие абстрактные, как это твое мгновение.

— Мгновенье — все, Ливио, — сказал он. — Все, чем мы владеем.

Я бы не удивился, если бы он тут же рванул к окну и бросился вниз или предложил руку и сердце первой попавшейся женщине.

Он направился к высокой девушке с очень короткими светлыми волосами и колечком в носу.

— Ты знаешь, что ты самая потрясающая девушка во всем Лондоне? — сказал он ей.

Она вздрогнула от удивления и восторга — а через минуту Марко уже обнимал ее, как человек, окончательно потерявший надежду, и целовал, будто все это время жил в ожидании встречи с ней.

Мне расхотелось заботиться о нем, я пошел бродить между людей, продолжая пить все подряд: вино, пиво, джин или водку, уже не разбирая, что пью, не чувствуя вкуса. Надо же было как-то компенсировать себе месяцы тревоги, ожидания, советов, самоотречения, бесплодных порывов помочь другим. Я пил и разглядывал людей, то прислонившись к стене, то стоя у окна, сидя на подоконнике, на диване, на краю стула, или опять стоя с чувством, что пол под ногами продавливается и шатается с каждой минутой все сильнее и сильнее. Мне не было плохо; я словно смотрел на все новым взглядом, все чувства сгладились и приглушились под воздействием алкоголя и бесконечных сомнений.

Потом я оказался возле миниатюрной девушки восточного типа, и мы с ней вовсю болтали, хотя я и не понял, как завязался разговор, не все понимал из того, что она говорила, но сам я изъяснялся без каких-либо трудностей, потому что отдался волне общения, которая несла вперед всех этих горланивших, жестикулирующих людей вокруг.

Я весь был здесь-и-сейчас, захваченный жаркой, самопроизвольной игрой выражений лица и интонаций, но то и дело мне вспоминалась Мизия в Париже с ее наркотиками и вспоминался маленький Ливио, рисующий на стене в гостиной зверей нашего сказочного зоопарка. Мне вспоминались то отдельные взгляды и жесты; то цвет какой-нибудь юбки или платка; то вдруг карандаш; то записка, нацарапанная в спешке на кривом кухонном столике.

Я пытался вернуться к разговору: на несколько минут — получалось, но потом меня вновь, рывками, уносило прочь: вновь я мучился, что, может, надо было выкинуть порошки Мизии, запереть ее дома и попытаться вылечить, а не потакать ей во всем, проявляя запредельное понимание. Я вновь решал для себя, где проходят границы дружбы, есть ли они вообще, и могу ли я считать себя настоящим другом и, в конце концов, не бывает ли так, что друг ближе, чем любовник, а его влияние и преданность важнее и существеннее? Я стоял сантиметрах в двадцати от миниатюрной девушки по имени Луиза, которая подробно рассказывала мне о техниках трафаретной печати, и нас разделяли сотни километров: я даже не слышал, что она говорит.

В какой-то момент она это поняла и пару раз щелкнула пальцами перед моим лицом.

— Ты еще здесь?

— Я здесь, я здесь, — сказал я, судорожно пытаясь вернуться назад. И увидел, что в нескольких метрах от нас Марко чересчур уж откровенно обнимается с высокой девушкой, и гипсовая колонна почти не спасает их от бесконечных взглядов, и все на них смотрят; все это казалось в порядке вещей, но мне все равно стало грустно.

Луиза проследила за моим взглядом.

— Это Марко Траверси. Который снял видео для Machine Head. [43]

— Это мой лучший друг, — сказал я, с невольной гордостью. — Мы дружим всю жизнь.

— Он классный, — сказала она, и мне показалось, что теперь я ей больше интересен. — Еще он снял шикарный клип для Uninstall, его все время крутили по MTV.

— Он снял три замечательных фильма, — сказал я. — Марко — великий режиссер.

Луиза кивала головой, но скорее из вежливости: фильмы она не смотрела и ничего о них не слышала: наверно, они так и не попали в Англию. Общительная, захмелевшая, она придвинулась ко мне вплотную.

— Ты тоже классный, знаешь? Ой, у тебя глаза разного цвета?

Так, отдавшись царящему вокруг настроению, мы поцеловались, хоть я так и не понял, кто она и нравится ли она мне. Но Мизия в сотнях километров от меня выходила замуж за бывшего игрока в поло из Аргентины, которого я ненавидел всей душой, а Марко в нескольких метрах от меня навалился на совсем незнакомую девушку, к которой ничего не испытывал; мне казалось, нет больше прямой взаимосвязи между тем, что чувствуешь, и тем, что делаешь.

Потом я обнимался с Луизой на диване, не сомневаясь, что если только разожму руки, то меня унесет в бесформенную, безымянную, бессмысленную тьму. Мысли и слова в моей голове ритмически спрессовывались в такт музыке, грудь жгло, спина была ледяная; при малейшей попытке оторваться от губ Луизы голова начинала кружиться, как на краю пропасти. Вокруг нас со всех сторон ходили люди, у них были одни и те же взгляды или жесты, это оказалось мучительно, и все, что попадало в поле моего зрения, доносилось до моего слуха, окончательно меня подавляло. Я прижимался к Луизе, зажмурив глаза, согнувшись в три погибели из-за того, что она была крохотного роста; больше всего мне хотелось отыскать какую-нибудь закрытую комнату или просто нишу в стене, а то и спрятаться в подпол и спастись от невыносимого давления этого мира.

Когда Луиза спросила, не хочу ли я поехать к ней домой, я решил, что это шутка; я не мог поверить, что она не скрылась в толпе прямо на лестнице и все еще идет рядом со мной по холодной, влажной, темной улице, открывает дверь своей маленькой японской машины, предлагает мне сесть.

Потом, у себя в комнате, разрисованной по трафарету, она повернулась на бок и стала меня изучать: я лежал, свернувшись клубочком, под натянутым до подбородка одеялом.

— У тебя вид человека, побитого жизнью, — сказала она.