Тонкая нить - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Арбузова cтр.№ 54

Мать Виктора Кунцова Элеонора Иванна поехала посмотреть внука. Дитя сидело, держа неокрепшую спинку, намного раньше положенного. Дуло на облетевший одуванчик, которому также было совсем не время. Головка мальчика была в тот день голубой, ладошки испачканы соком одуванчика. Под люстрой – гордостью Светланиных родителей – кружила большая птица навроде альбатроса, только не очень белая. Элеонора Иванна достала подарки, хотела сказать «какой хорошенький», но поперхнулась, потому что птица уронила нечто ей на голову. Свиданье было омрачено. Гостью отмыли, но дитя уж завалилось навзничь, закинув на подушку сжатые кулачки, и задрыхло. С тех пор на Профсоюзной Сашок в основных чертах был малыш как малыш – большинство приколов с ним происходило на Велозаводской.

Год прошел, как сон пустой. Виктор Кунцов уже не мог видеть оплывшей физиономии подлипалы Ильдефонса. Начал робкую охоту за крупными, тяжеловесными студентками, сам тоже мало-помалу становился квадратным. Все уж приметили его вкус и дружно гоготали, когда какая-нибудь грузная девушка раз пять ходила сдавать ему зачет. И впрямь смешно было видеть две неизящные фигуры, подолгу сидящие друг против друга. Великое это сиденье никогда ничем не кончалось. Предоставленный сам себе Ильдефонс ошивался у Валентины – у той вечно гостили спасатели, на полу лежала заготовленная для кого-то бобина троса. Ильдефонс в данный момент исследовал статистику поэтического языка. Доказывал с цифрами в руках, что речь Маяковского богаче цветаевской. Валентина лезла в драку, кончавшуюся пораженьем Ильдефонса.

Ванда вышла замуж за партийного выездного и отбыла в Индию. Лысый Боря поднялся по социальной лестнице – из мойщиков посуды в официанты. Отец Виктора Кунцова – Энгельс Кунцов – получил очередной орден. Виктора Кунцова не отчислили из Высшей школы просто потому, что из нее никого никогда не отчисляют. Так в немецких университетах девятнадцатого века можно было учиться до седых волос. Wieviel Semestre? bemoostes Haupt! Один раз еще его вызвали на ковер, пред светлые очи экзаменаторов. Спросили – чему он учит? Двадцативосьмилетний Виктор Энгельсович добросовестно показал, как берутся по частям интегралы и суммируются ряды. Верховные духовные судьи отнеслись к этому вполне серьезно. А чему учится сам? Кунцов замялся и сказал немного не по теме: «Я надеюсь на том же багаже, на тех вещах, что уже понял, защитить докторскую… практически вторую кандидатскую». Члены комиссии взглянули на него грустно, как портреты математиков со стены, и отпустили. На земле был розовый вечер, молоденький месяц запутался в ветвях. Мимо летела весна, бесстрашно, словно птица, знающая наверняка, что ружья у Кунцова нет. Половину своего рокового пятидесятишестилетнего срока он уже прожил. Шел, думал: когда освободится доцентская ставка и кому ее отдадут.

Интересно теперь на Профсоюзной-Велозаводской: дитя пошло ходить. У Виктора Кунцова преобладает странное настроенье. Ему стыдно, что давно не был – от угрызений совести он все нейдет и нейдет. На Профсоюзной дитя кушает, купается, надевает чистые рубашонки. На Велозаводской играет с Ильдефонсом и Валентиной в очень странные игры. Валентина закрывает листом бумаги картинку. Сашок вынимает из коробки такую же – скажем, разрезанный арбуз. Ладно, эффект Розы Кулишовой отработан. Ильдефонс прячет конфетку в дальней комнате и ведет туда Сашка за руку. Сашок конфетку безошибочно находит, сует за щеку. Эффект Вольфа Мессинга закреплен. Приехала бабушка Элеонора Иванна – на Профсоюзную, конечно. Дитя сказало: «Не подходи, ты страшная». Дедушка Энгельс, услыхавши такое, вообще не поехал, а он был гораздо страшней. Виктор Кунцов кой-как пересилил себя и ходит повидать Сашка, только на Велозаводскую. На Профсоюзную – ни ногой. Сидит, гладит оранжевую головку сына, а тот спрашивает: «Папа, скоро я пойду в Высшую школу?» Папа в растерянности кивает головой, дитя считает по пальчикам планеты солнечной системы: Земля, Венера, Марс, Сатурн, Юпитер… Вот тебе и сорока-ворона… кашку варила, деток кормила. Ильдефонс мотается рапортовать об успехах дитяти чуть что не каждую неделю, упоминает вскользь и об отце. Виктору Кунцову только двадцать девять, а он уж получил доцентскую должность. Всех растолкал, на троих собрал неопровержимый компромат. Согласно первой версии карьеры – делал все то же самое, но достиг этого результата лишь в тридцать три.

Сашок пошел в свою школу четырехлетним, за ним присылали ежедневно в восемь утра. Раздавался легкий щелчок, и Саш исчезал с Велозаводской – в последние месяцы он ночевал одновременно и там, и на Профсоюзной. Валентина организовала ему во время сна курс быстрого чтенья. Мирно укладываясь спать после «Спокойной ночи, малыши», он утром знал наизусть «Медного всадника». Умываясь, радостно возвещал: «Темно-зелеными садами ее покрылись острова!» На Профсоюзной заспанная Светлана водила его в детсад. Саш прилежно учил «камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич», но в Высшей школе этого декламировать не пытался. Там именитые педагоги заметили у мальчика сразу несколько даров, и в частности дипломатический, редкий в столь юном возрасте. Стоял сентябрь – время начала занятий у нас, на земле. Там, чуть повыше, еще было жарко, листва скорее краснела, чем нежели желтела на непривычных для нас лиственных деревьях: буках ли, грабах не то чинарах. Ученики младшей группы сидели на помосте средь кроны большого платана. Учитель подъезжал к ним в специальном высоком кресле, как старенький Мравинский. Да он и был стар, этот учитель. Вот сейчас идет урок, посвященный обычаям нецивилизованных народов, и Саш, обвязавшись пальмовыми листьями, с упоеньем стучит в там-там. Облака играют друг с другом в пятнашки, и земля так далеко, что о ней уже не помнишь.

Ванда явилась – не запылилась. Мужа ее звали Альбертом Николаичем. Привезла целые россыпи гранатовых и жемчужных бус, закамуфлированных в оболочку от колбасы, пошла дарить, продавать направо и налево. Устроила Сашка в детсад с английским языком, однако дитя ездить туда не пожелало, сказавши со взрослой твердостью: нет. Пришлось уступить. Ходит в обычный садик в довольно замызганной рубашке. Возвращается – из Высшей школы – чистенький, как пикейные мальчики на фотографиях от Юргенсона.

Январь восьмидесятого. Валентина теперь, кроме Эдгара По, вплотную занимается лавинами. Ее вызывают с работы телеграммой, встречают обветренные спасатели на вездеходе. В начале зимы Валентину завалило, но над местом ее погребенья в снежной пыли стояла радуга – от мощной ауры, и успели откопать живой. Она по-прежнему лезет на рожон и вся в друзьях. Пятилетний Саш, смирно переодеваясь в детсаду у шкафчика с уточкой на дверце, в то же время едет на маленьких горных лыжиках вслед за Валентиной, показывающей ему радиус поворота. Ильдефонс на своих эланах медленно повторяет движенья этих двоих. Через час Саш появляется на занятиях в Высшей школе, как будто так и надо – это, оказывается, был урок физкультуры. У мальчика новый дальнобойный взгляд и глаза сегодня серые, как гранит – Валентинины.

Итак, доцент Кунцов разменял четвертый десяток. Впереди у него десять долгих лет с единственной мыслью – о докторской. В сорок один год защитится. По сравненью с первой попыткой жизни выигрыш в девять лет. Неужто ради этого стоило воскрешать дохлую ворону и насылать из лесу теплый смерч к кунцовскому костру? Виктора Кунцова пока не вызывают сдавать экстерном экзамены за Высшую школу. Иногда он робко спрашивает: «Сашенька, ну как там дела?» Сашок, жуя привезенные Валентиною козинаки, отвечает с набитым ртом: «Нормально, па». Кивает пальцем стакану с чаем – тот подвигается поближе. Вокруг Виктора Кунцова их уже трое – Саш, Ильдефонс, Валентина, и всё впустую.