Девушки из Шанхая - читать онлайн книгу. Автор: Лиза Си cтр.№ 55

Понимаю? Я понимаю, что Сэм отличается от тех мужчин из хижины. Но изменилась ли я? Я вспоминаю, что множество раз видела, как Иен-иен спит на кушетке. Обычно там спят останавливающиеся у нас холостяки — иммигранты из Китая, которых Старый Лу заносит в свой список, пока их долг не выплатят те, кому нужны дешевые рабочие. Но когда их нет, по утрам Иен-иен сворачивает одеяла в гостиной и перечисляет отговорки: болит спина, здесь удобнее, а старик храпит как буйвол. Или: «Старик говорит, что я мечусь по постели, как муха, и мешаю ему спать. Если он не выспится, нам всем придется нелегко». Теперь я понимаю, что она спит на кушетке потому же, почему я мечтала сбежать из постели Сэма. Слишком много мужчин делали с ней то, о чем она не хочет вспоминать.

Я касаюсь ее руки. Наши взгляды встречаются, и между нами пробегает какой-то импульс. Я не рассказывала ей о том, что произошло, но она, видимо, что-то понимает.

— Тебе повезло, что у тебя есть Джой, что она здорова. Мой мальчик… — Она глубоко вдыхает и медленно выдыхает. — Может, я слишком долго этим занималась. Когда старик меня купил, я уже десять лет работала. Тогда было очень мало китаянок — чуть ли не одна на двадцать мужчин, — но он все равно купил меня по дешевке, потому что я была проституткой. Я была рада уехать из Сан-Франциско. Но он и тогда был таким же старым скрягой. Все, что ему было нужно, — это сын, и он усердно трудился над его созданием.

Она кивает мужчине, подметающему улицу перед своим магазином. Тот отворачивается, боясь, что мы попросим его о пожертвовании.

— Когда старик отправился в Китай повидаться с родителями, я поехала с ним, — продолжает Иен-иен. Я много раз слышала эту фразу, но теперь воспринимаю ее совсем по-другому. — Пока он путешествовал по Китаю, скупая товар, я жила в его деревне. Не знаю, на что он надеялся, оставляя меня со своим семенем внутри: что я все это время буду лежать, задрав ноги, чтобы сын не выпал? Как только он уехал, я отправилась бродить по деревням. Я говорю на сэйяпе, значит, должна быть родом из «четырех областей», так? Я искала деревню с ивами и прудом. Но дома своего я не нашла, а мой сын так и не увидел свет. Я много раз беременела, но ни один из младенцев не выжил. Возвращаясь в Лос-Анджелес, мы каждый раз сообщали, что в Китае я родила ребенка и оставила его с родителями мужа. Так нам удалось привезти сюда дядюшек. Моим первым бумажным сыном был Уилберт. Ему было восемнадцать, но мы сказали, что ему одиннадцать, чтобы сходилось с документами — в них говорилось, что он родился в год после землетрясения. Следующим был Чарли. С ним было просто. В тот год мы ездили в Китай, так что у меня были документы на сына, рожденного в 1908 году, а Чарли как раз этого года рождения.

Моему свекру понадобилось много времени, чтобы его урожай созрел, но ему было чего ждать: теперь он пользуется дешевой рабочей силой и набивает карманы.

— А Эдфред? — Иен-иен смеется. — Он же сын Уилберта, знаешь?

Нет, я не знала. До недавнего времени я полагала, что все эти люди — братья Сэма.

— У нас был документ на ребенка, рожденного в одиннадцатом году, — продолжает Иен-иен. — Но Эдфред родился только в восемнадцатом. Когда мы его сюда привезли, ему было шесть, но в документах говорилось, что ему тринадцать.

— И никто ничего не заметил?

— Они не заметили, что Уилберту не одиннадцать, — пожимает плечами Иен-иен, как бы предлагая признать тупость иммиграционных инспекторов. — Мы сказали, что Эдфред голодал в Китае, поэтому очень мал для своего возраста. Инспекторам очень понравилась мысль, что он плохо питался: они сказали, что теперь, в правильной стране, он будет расти как на дрожжах.

— Как все сложно.

— Все и должно быть сложно. Ло фань стараются избавиться от нас, постоянно меняя законы. Но чем сложнее правила, тем проще их обойти. — Она делает паузу, чтобы я могла обдумать услышанное. — У меня было всего двое своих детей. Мой первый сын родился в Китае. Мы привезли его сюда и чудесно жили вместе. Когда ему исполнилось семь лет, мы отвезли его в деревню, но у него был американский желудок, не деревенский. Он умер.

— Соболезную.

— Это было давно, — почти равнодушно замечает Иен-иен. — Я долго пыталась понести еще одного сына. Наконец-то — наконец! — я забеременела. Старик был счастлив. Мы оба были счастливы. Но счастье не меняет судьбу. Акушерка, принимавшая Вернона, сразу сказала, что что-то не так. Она сказала, что такое случается, если мать уже немолода. Когда он родился, мне было за сорок. Ей пришлось воспользоваться…

Она останавливается у магазина, торгующего лотерейными билетами, и ставит на землю пакеты, чтобы изобразить жестом щипцы.

— Она вытащила его из меня этой штукой. Его головка была помята, когда он родился. Акушерка пыталась прижать ее то с одной, то с другой стороны, но…

Она вновь поднимает свои пакеты.

— Когда Верн был маленьким, старик захотел снова поехать в Китай, чтобы получить еще одного бумажного сына. У нас еще оставался один документ. Я не хотела ехать. Мой Сэм умер там в деревне, и я не хотела, чтобы мой новый сын тоже умер. Но старик сказал, чтобы я не волновалась, ребенок все время будет со мной. Так что мы поехали в Китай, забрали Эдфреда, сели на лодку и вернулись сюда.

— А Верн?

— Знаешь, что говорят про браки? Даже слепой может жениться. Даже дурак может жениться. Даже парализованный может жениться. У всех у них одна задача — получить сына.

Она смотрит на меня снизу вверх — жалкая, как птичка, но с характером, твердым, как нефрит.

— Кто позаботится о нас со стариком в загробной жизни, если твоя сестра не родит ему сына? Если она не сможет, Перл, то придется это сделать тебе, пусть даже это и будет бумажный внук. Вот почему мы вас здесь держим. Вот почему мы вас кормим.

Моя свекровь входит в галантерейный магазин, чтобы, как обычно, купить лотерейный билет — эту вечную надежду всех китайцев. Моя голова идет кругом.

* * *

С трудом дождавшись возвращения Мэй, я уговариваю ее отправиться со мной в Чайна-Сити, где Сэм работает на стройке. Там я пересказываю им историю Иен-иен. Они не удивлены.

— Либо вы меня не слушаете, либо я недостаточно ясно выражаюсь. Иен-иен рассказала, что они не раз ездили к старику на родину и навещали его родителей. Он всем говорит, что родился здесь, но почему тогда его родители живут в Китае?

Сэм и Мэй переглядываются и вновь смотрят на меня.

— Может, он родился, пока его родители жили здесь, после чего они уехали в Китай? — предполагает Мэй.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Но если он родился здесь и прожил здесь почти семьдесят лет, то почему он так плохо говорит по-английски?

— Потому что он почти не выходит из Чайна-тауна, — отвечает Сэм.

Я качаю головой:

— Сам подумай. Если он родился здесь, почему он так предан Китаю? Почему он разрешает нам с Иен-иен ходить на пикеты и собирать деньги в помощь Китаю? Почему он все время повторяет, что хочет вернуться «домой»? Почему он так отчаянно за нас держится? У него есть гражданство. А если это так, то мы…