Чуть позже Ибекие, шофер матери, отвез их в супермаркет «Кингсвэй». Там пахло свежей краской. Аризе прохаживалась по рядам, выбирала приданое для девочки: одежду, розовую коляску, пластмассовую куклу с голубыми глазами.
— В торговых центрах всегда такая чистота, сестричка, — смеялась она. — Ни пылинки!
Оланна взяла с полки белое платьице с розовыми кружевами:
— Какая прелесть!
— Дороговато, — нахмурилась Аризе.
— Тебя не спрашивают.
Малышка достала с нижней полки куклу, перевернула вниз головой, кукла пискнула.
— Нельзя, Малышка. — Оланна вернула куклу на место.
Походив еще немного по магазину, они отправились на рынок, чтобы Аризе выбрала себе ткани. Там толпился народ: взрослые и дети сбивались кучками вокруг кипящих котлов с едой, женщины жарили в закопченных сковородах кукурузу и бананы, мужчины в расстегнутых рубахах кидали мешки в грузовики с мудрыми изречениями на бортах, написанными от руки краской: «Ничто не вечно» или «Всевышнему виднее». Ибекие поставил машину рядом с газетными киосками. Оланна посмотрела на людей, читавших «Дейли тайме», и задохнулась от гордости. Статья Оденигбо несомненно лучшая в номере. Оланна сама ее правила, убирала пышные фразы, чтобы сделать понятней основную мысль: лишь унитарное правительство способно свести на нет межрегиональную рознь.
Взяв за руку Малышку, Оланна двинулась мимо уличных торговцев под зонтами, с аккуратно разложенными на эмалированных подносах батарейками, навесными замками, сигаретами. Неожиданно впереди Оланна заметила толпу. В гуще народа стоял человек в линялой майке, а двое других поочередно били его по щекам, хлестко, наотмашь: «Почему? Почему не сознаешься?» Тот смотрел на них пустым взглядом, при каждом ударе мотая головой. Аризе застыла на месте.
В толпе кто-то крикнул:
— Мы считаем игбо! Выходите и сознавайтесь! Кто здесь игбо?
Аризе шепнула Оланне: «Молчи!» — а сама громко затараторила на йоруба и повернула назад, к выходу, увлекая за собой Оланну с Малышкой. На них не обращали внимание. Рядом били по затылку еще одного мужчину в рубашке с коротким рукавом: «Ты ведь игбо! Не отпирайся! Сознайся!»
Малышка заплакала, Оланна взяла девочку на руки. Они с Аризе шли молча и заговорили только в машине. Ибекие уже развернулся и без конца поглядывал в зеркало заднего вида.
— Я видел, как люди бежали, — сказал он.
— Что происходит? — спросила Оланна.
Аризе пожала плечами:
— Говорят, после переворота то же самое творится в Кадуне и в Зарии. Ходят по улицам и нападают на игбо — мол, это они устроили переворот.
— Точно! Все так и есть. — Ибекие только и ждал случая высказаться. — Мой дядя в Эбутте-Метта после переворота не ночует дома. Все его соседи — йоруба, и они сказали, что его искали какие-то люди. Он ночует то у одних, то у других знакомых, а детей отправил на родину.
На душе было пусто. Оланна не подозревала, что все настолько серьезно. Ведь Нсукка отрезана от большого мира, новости там служили лишь пищей для вечерних разговоров, для пылких речей и статей Оденигбо.
— Все успокоится. — Аризе коснулась руки Оланны. — Не волнуйся.
Оланна кивнула и прочла надпись на борту стоявшего рядом грузовика: «Господу не позвонишь». Как же все-таки легко оказалось отречься от корней, скрыть, что они игбо…
Аризе указала на свой живот:
— На крестины я наряжу твою крестницу в белое платьице. Спасибо тебе большое, сестренка!
Глаза у Аризе так радостно светились, что Оланна улыбнулась. Права Аризе, скоро все успокоится. Оланна пощекотала Малышку, но та не засмеялась, а подняла на нее испуганные глаза, все еще полные слез.
9
В гостиничном номере ярко горел свет. Ричард смотрел на Кайнене, потом перевел взгляд на ее отражение в зеркале.
— Nke а kа mmа,
[57]
— сказал он. Сиреневое платье действительно шло ей больше, чем лежавшее на кровати черное. Кайнене шутливо раскланялась и села обуваться. Она казалась почти хорошенькой — припудренная, с подкрашенными губами, а главное, не такая напряженная, как в последние дни, когда добивалась контракта с «Бритиш Петролеум». Перед выходом Ричард отвел от ее лица локон парика и поцеловал ее, не в губы, а в лоб, чтобы не размазать помаду.
Гостиная ее родителей пестрела воздушными шарами. Веселье кипело вовсю. Сновали официанты в черно — белой форме, с подносами, раболепно улыбаясь и глупо задирая головы, в высоких бокалах искрилось шампанское, сверкали драгоценности на шеях толстух, а ансамбль в углу играл хайлайф с таким жаром, что гости сбивались тесными кучками, чтобы расслышать друг Друга.
— Вижу, здесь собрались Большие Люди нового режима, — заметил Ричард.
— Папа обхаживает кого надо, времени даром не теряет, — проговорила ему на ухо Кайнене. — Отсиделся за границей, пока все не улеглось, и вернулся заводить новых друзей.
Ричард обвел взглядом комнату. Полковник Маду сразу выделялся среди толпы — широкоплечий, широколицый и на голову выше всех. Он беседовал с арабом в тесном смокинге. Кайнене подошла поздороваться, а Ричард двинулся на поиски бара, чтобы оттянуть разговор с Маду.
Приблизилась мать Кайнене, чмокнула Ричарда в щеку; она была навеселе, иначе обошлась бы своим обычным ледяным «здравствуйте». На сей раз она сказала Ричарду, что он прекрасно выглядит, и прижала его к стенке в углу, где хищно скалилась статуя льва.
— Кайнене сказала, вы собираетесь домой, в Лондон? — Ее кожа цвета эбенового дерева под толстым слоем косметики казалась восковой, движения были беспокойными, суетливыми.
— Да. Дней десять пробуду.
— Что так мало? — Она улыбнулась уголком рта. Видно, надеялась, что Ричард уедет надолго и она успеет подыскать для дочери приличную партию. — Хотите навестить родных?
— Мой двоюродный брат Мартин женится, — объяснил Ричард.
— Понятно. — Золотые ожерелья в несколько рядов буквально пригибали ее к земле. — Может, встретимся с вами в Лондоне, выпьем по стаканчику. Я уговариваю мужа устроить еще один небольшой отпуск. Не потому что ждем плохого, просто не все довольны декретом об унитарном правлении, который обсуждает правительство. Лучше где-нибудь переждать, пока страсти не улягутся. Мы можем уехать уже на следующей неделе, только это секрет, так что молчите. — Она игриво коснулась его рукава, и в изгибе ее рта Ричард узнал Кайнене. — Мы не говорили даже нашим друзьям Аджуа. Знаете господина Аджуа, владельца завода безалкогольных напитков? Они тоже игбо, только западные. Говорят, они отрекаются от своего народа. Кто знает, что за обвинения на нас возведут? Кто знает? Продадут нас за потертый пенни. Говорю вам, за потертый пенни. Еще стаканчик? Стойте здесь, я принесу. Минутку.