Записки на кардиограммах - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Сидоров cтр.№ 69

Рассвело. Был час дворников. Время опоражнивать мусоропроводы и обнаруживать в кустах и подъездах синих, в звонкой весенней изморози, алкашей.

В столовой, нагнувшись над раковиной, брился Веня. Не замечая меня, он негромко напевал детскую песню:

Там, за рекою.

Там, за голубою

за синими озерами,

зелеными лесами

ждут нас тревоги,

ждут пути-дороги.

И под огнем свою найдем,

с которой не свернем.

* * *

Вот это да!

— Прикинь, Вень, я ее последний раз в детском саду слышал.

Он обернулся:

— А-а, вы ее тоже пели?

— А то ж! Я, правда, только припев помню и это еще:

Дали парню трудную работу —

набивал он ленты к пулемету.

А врагов в степи кругом без счета…

И он подпел:

А патронов — каждый на счету!

— Целое представление устраивали: сабли, буденновки, «максим» зеленой пластмассы… Ты кем был?

— Белогвардейцем. А ты?

— И я тоже. Так переживал, помню, что в красные не попал.

Веня засмеялся и протянул руку.

— Здоров, Че. Как съездил?

— 0…тельно! Жизнь за неделю прожил.

— А представь, так целое лето? Все на периоды делишь: это было незадолго до того, как кончились деньги.

— У меня там, кстати, рюкзак украли, в Новом Свете.

— Не пропал?

— Как видишь.

Он открыл холодильник:

— Сок будешь?

Я пил и смотрел на девушку на стакане. Он перехватил мой взгляд и загадочно улыбнулся.

— Джексон завтра отвальную устраивает, в Петеярви. Сосновый бор, озеро… Поедешь?

— Конечно. Народу много?

— Рыл двадцать.

— Восемь-шесть, поехали, восемь-шесть. Скворцова, Черемушкин, Бачурина.

— Завтра, в полпятого, с Финляндского.

— Ладно, договорим после.

Отвезли на Литейный и, не спеша, по Пестеля, вдоль Летнего сада, возвращались домой. Было пасмурно и тепло. Дул ветер. В каналах отплясывала волна; распустив пенный хвост, втягивался под мост стеклянный, плоский как палтус, экскурсионник. На Лебяжьей пропустили на перекрестке единственную на скорой тетку-водителя — хрипатую обаяху Светку Сузи. Вышли вслед за ней к набережной, свернули к Прачечному мосту.

— Вов, прыгнем?

Бирюк пожал плечами: пожалуйста! Притопил газ, взлетели, сорвались с горба — вот она, невесомость!

— Ы-ы-ых!

— Меня, когда на такси работал, молодежь часто просила прыгнуть — целовались в этот момент, модно было.

Довольно длинная фраза для Бирюка.

— Ты на отвальной у Джексона будешь?

Он покачал головой:

— На дачу надо. Сажать пора.

— А ты, Ир?

— Я работаю.

Скво перед отпуском. Третий месяц через сутки пашет, на отпускные работает — один нос на лице остался.

— Он нам и так проставился, на станции. Денег до хрена — продал все.

То ли одобряют, то ли наоборот.

— Эх, черт, завидую я ему.

Оба с недоумением на меня смотрят.

— Чё тут завидовать? Неизвестно куда, неизвестно зачем, ни кола ни двора, ничего…

Я промолчал. Едем дас зайне: кому банками управлять, кому в порнухе сниматься, кому под парусом к горизонту идти…

А все уже были в курсе. — Здорово, крымчанин. Как там погода? — Зашибись.

— Где был?

— Да так… пробежался по-быстрому от Коктебеля до Алушты.

Галя-Горгона старательно искала что-то в шкафу.

— Долго бежал?

— Трое суток.

— Маловато.

Горгона выплыла из диспетчерской и ломанулась вдоль коридора — докладывать.

— Во, блин, как сайгак по кукурузе.

— Не говори. Аж сало на бортах затряслось.

— Все, Феликс, теперь ты в персональной опале.

Принцесска уже пылила из кабинета, держа в руках синий листочек.

— Феликс Аркадьевич, у меня есть все основания подвергнуть ваш больничный лист тщательному изучению.

Вспомнился Булгаков.

— О чем речь, его обязательно надо подвергнуть. Как это так: больничный лист — и вдруг не подвергнуть?

— Боюсь, мы будем вынуждены с вами расстаться.

— Удивительное совпадение! Вы знаете, об этом же я думал сегодня утром, слово в слово причем.

Один — ноль. И настроения прибавилось.

— Все-таки мудры были римляне, — сказал я. — Ничего не имею — ничего не боюсь.

— Ага, особенно в свете последних событий.

Что еще стряслось?

— Вот так вот оставь станцию на час с четвертью. Ну?

Егорка нехотя пояснил:

— Отработавшая смена лишена КТУ за невымытую посуду.

Ё-моё!

— Всем обрезали, даже Бачуриной — вместо тебя выходила, между прочим, по Виолиной просьбе.

— Я х…ю в этом зоопарке. И что?

— Ничего. Огребла со всеми, во имя торжества справедливости.

Принцесска, явно слыша последнюю фразу, мелькнув, закрылась в туалете.

— Так волну надо гнать.

— Беспонтово. Не за одно, так за другое лишат. Найдут за что.

— Да бросьте! Давайте все хором по собственному напишем? Типа, две недели у вас, ребятки, на разрулить, иначе набирайте себе первую станцию. И в прессу стукнем. Полсотни человек разом уволилось — до небес кипиш подымется!

Махнули рукой:

— Забей, Че.

Появилась Горгона.

— Где заведующая?

Егорка, кивнув на сортир, был краток:

— Срет.

Все усмехнулись. Горгона ретировалась.

— Давайте зарубимся.

— Хочешь — рубись.

— А вы?

Отмахнулись: уймись, Феликс.

Ну и хрен с вами со всеми!

— Я слышал, Виолетта Викентьевна, нас КТУ лишили?

Принцесска оторвалась от монитора. Интересно, что у нее там на экране?

— Девяносто семь вызовов станция приняла, бригады с обеда сдергивали, уличная после нуля пять раз выезжала — когда нам посуду мыть?