Скиппи умирает - читать онлайн книгу. Автор: Пол Мюррей cтр.№ 3

“Ее называли в ту пору войной, которая положит конец всем войнам”, — гласит подпись под картинкой, изображающей бескрайний пустынный ландшафт, начисто лишенный всяких признаков жизни — и естественных, и рукотворных.

— Евреи? — высказывает догадку Алтан О’Дауд.

— Евреи — это не страна. Марио?

— Чего? — Марио Бьянки поднимает голову, похоже, отрываясь от своего телефона, который он слушал под партой. — А, ну как же… Как же… А ну прекрати! Сэр, Деннис трогает меня за ногу! Хватит меня щупать, отстань!

— Перестань трогать его за ногу, Деннис.

— Я и не думал, сэр! — Деннис Хоуи принимает вид оскорбленной невинности.

Написанные на доске буквы MAIN — Милитаризм, Альянсы, Индустриализация, Национализм, — переписанные из учебника в начале урока, медленно обесцвечивает снижающееся солнце.

— Ну так что, Марио?

— Э… — мямлит Марио. — Ну, Италия…

— Италия отвечала за поставки продовольствия, — подсказывает Найел Хенаган.

— Но-но, — предостерегающе говорит Марио.

— Сэр, Марио называет свой член “Дуче”, — докладывает Деннис.

— Сэр!

— Деннис!

— Но ведь это правда — да-да, я сам слышал. Ты говоришь: “Пора вставать, Дуче. Твой народ ждет тебя, Дуче”.

— Зато у меня хоть член есть, не то что у некоторых… А у него вместо члена просто фигня какая-то…

— Мы уклонились от темы, — вмешивается Говард. — Ну же, ребята. Назовите главных участников Первой мировой войны. Хорошо, я вам подскажу. Германия. В войне участвовала Германия. Какие союзники были у Германии? Слушаю тебя, Генри!

Это Генри Лафайет, витавший мыслями неизвестно где, вдруг издал громкий хрюкающий звук. Услышав свое имя, он поднимает голову и глядит на Говарда затуманенными, ничего не понимающими глазами.

— Эльфы? — решается предположить он.

Класс заливается истерическим смехом.

— А что был за вопрос? — спрашивает Генри несколько обиженно.

Говард уже готов признать свое поражение и начать весь урок с начала. Впрочем, одного взгляда на часы достаточно, чтобы понять: сегодня уже ничего не успеть. Поэтому он просит учеников снова обратиться к учебнику и велит Джеффу Спроуку прочитать стихотворение, приведенное в учебнике.

— “В полях Фландрии”, — читает, будто делает одолжение, Джефф. — Автор — лейтенант Джон Маккрей.

— Джон Макгей, — толкует по-своему Джон Рейди.

— Хватит.

Джефф читает:

Красны во Фландрии поля от маков,

Кресты рядами вместо злаков —

То наше место. Тут с утра

Трель жаворонка льется смело

Над страшным громом артобстрела.

Мы — мертвецы. А лишь вчера

Мы жили… [3]

Тут звенит звонок. В одно мгновенье все мечтатели и сони пробуждаются, хватают свои рюкзаки, запихивают в них учебники и все как один мчатся к двери.

— К завтрашнему дню дочитайте главу до конца, — говорит Говард вдогонку куче-мале. — А заодно прочтите и то, что вы должны были прочитать к сегодняшнему уроку.

Но шумная гурьба учеников уже схлынула, и Говард остался один, как всегда недоуменно гадая: а слушал ли его сегодня хоть кто-нибудь? Ему почти видится, как все его слова, одно за другим, сыплются на пол. Он убирает учебник, вытирает доску и направляется в коридор, где приходится продираться сквозь поток идущих домой школьников в учительскую.

Бурный гормональный всплеск разделил толпу школьников, собравшихся в зале Девы Марии, на великанов и карликов. В зале стоит резкий запах пубертата, который не удается победить ни дезодорантам, ни раскрытым окнам, и воздух содрогается от жужжанья, дребезжанья и пронзительных обрывков мелодий: это двести учеников судорожно — как ныряльщики, торопящиеся пополнить запасы кислорода, — включают свои мобильные телефоны, которыми запрещено пользоваться во время занятий. Гипсовая Мадонна со звездчатым нимбом и персиковым личиком стоит, кокетливо надув губки, в алькове на безопасном возвышении и взирает на буйство начинающейся маскулинности.

— Эй, Флаббер! — Это Деннис Хоуи несется, перебегая дорогу Говарду, наперерез Уильяму “Флабберу”/“Олуху” Куку. — Эй! Послушай, я тут кое-что хотел у тебя спросить.

— Что? — мгновенно настораживается Флаббер.

— Ну, я просто подумал: ты, случайно, не лодырь, привязанный к дереву?

Флаббер — он весит под девяносто килограммов и уже третий год сидит во втором классе, — наморщив лоб, пытается осмыслить вопрос.

— Я не шучу, нет-нет, — уверяет Деннис. — Нет, я просто хочу узнать: может быть, ты лодырь, привязанный к дереву?

— Нет, — разрешается ответом Флаббер, и Деннис уносится, ликующе крича:

— Лодырь на свободе! Лодырь на свободе!

Флаббер испускает недовольный вопль и бросается было в погоню, но потом резко останавливается и ныряет в другую сторону, когда толпа вдруг расступается: через нее проходит кто-то высокий и тощий, как мертвец.

Это отец Джером Грин — учитель французского, координатор благотворительных мероприятий Сибрука и с давних пор самая пугающая фигура в школе. Куда бы он ни шел — всюду вокруг него образуется пустота шириной в два-три человеческих тела, словно его сопровождает невидимая свита вооруженных вилами гоблинов, готовых пырнуть всякого, кто таит нечистые помыслы. Говард выдавливает из себя слабую улыбку; в ответ священник смотрит на него с тем же безличным осуждением, какое у него наготове для всех без разбора: он так навострился заглядывать в человеческую душу и видеть там грех, похоть и брожение, что бросает эти взгляды и будто автоматически ставит в нужные графы галочки.

Иногда Говарда охватывает уныние: он окончил эту школу десять лет назад, а кажется, что с тех пор ничего не изменилось. Особенно нагоняют на него уныние священники. Крепкие по-прежнему крепки, трясущиеся все так же трясутся; отец Грин все так же собирает консервы для Африки и наводит ужас на мальчишек, у отца Лафтона все так же наполняются слезами глаза, когда он дает послушать своим нерадивым ученикам Баха, отец Фоули все так же дает “наставления” озабоченным юнцам, неизменно советуя им побольше играть в регби. В самые тоскливые дни Говард усматривает в живучести этих людей какой-то укор себе — словно почти десятилетний кусок его жизни, между выпускными экзаменами и унизительным возвращением сюда, по причине его собственной глупости, оказался отмотанным назад, изъятым из протокола как никому не нужная чепуха.