Боже, спаси Францию! - читать онлайн книгу. Автор: Стефан Кларк cтр.№ 60

«Мне повезло, что этот год не високосный», — подумал я и погрузился в уже наваливавшийся сон, в котором я видел себя монашкой.

Я знакомлюсь с неимоверно щедрой системой медицинского обслуживания во Франции и даже опробую метод лечения, воздействующий, так сказать, сзади

Считается, что французы двуличны, но в некоторых вещах они более прямолинейны, чем мы, англосаксы. Например, в выборе названий для предметов.

«Soutien-gorge» — это бюстгальтер, но если переводить буквально, то — «опора для груди». Мне кажется, подобный перевод наводит на мысли о некоем хирургическом приспособлении, благодаря которому женские груди не свисают у наших леди до колен. Во французском варианте слова «пожарный» заложена куда меньшая прыть — «pompier» означает «оператор насоса». А месяц «март» звучит по-французски «mars», прямо как планета или бог войны. И в этом году такое название как нельзя лучше описывало происходящие события. Раз уж март — это месяц войны, я решил, что пришло время называть вещи своими именами.

Миновало уже полгода с тех пор, как я начал работать в Париже. К марту в моем распоряжении имелись разработанные варианты меню, образцы униформы и тексты объявлений о вакансиях. Казалось, все готово к запуску сети чайных.

Но все, что мы реально имели в наличии, это наша болтовня.

Меня это не особо волновало, пока я решал проблемы с maison, но теперь, когда я с головой погрузился в работу, я все чаще чувствовал приближение неприятного запашка, характерного для стремительно развивающейся гангрены, — над проектом нависла смертельная опасность.

До самого конца первой мартовской недели я никак не мог собрать всю команду на совещание.

— Ладно, взгляните на наши результаты, — сказал я и раздал графики хода работ, отражающие в пяти цветах зияющие промахи стратегии.

Марк, Бернар, Стефани и Николь отодвинули кофейные чашки и уткнулись в сетку, состоящую из пустых и отмеченных галочкой квадратиков.

Держа свой экземпляр прямо перед собой, будто это руль, Жан-Мари отклонился на спинку стула. Я заметил, что к кофе он не притронулся. Мой шеф только что вернулся с делового обеда, проходившего в стенах министерства сельского хозяйства. Возможно, качество кофе, который варит наша машина, не отвечает строгим министерским стандартам.

Марк поднял на меня глаза. Вид у него был встревоженный. «А у него есть повод быть встревоженным», — подумал я про себя. Количество пустующих клеток как минимум вдвое превосходило те, что были отмечены галочкой.

— Где ты распечатал эдо? — спросил он.

— Где распечатал? Если ты переживаешь за конфиденциальность, то не волнуйся. В этом отношении все в порядке. Эти экземпляры единственные.

— Да. Посмотри на эдо. — Он указал на плачевные результаты в области набора персонала.

— Да?

— Тут все в ойчень те. ных тонах.

— Те…ных?

— Да. Эдод красный болше выглядит как коричневый.

— Ну, возможно, все печатали «валентинки» на рабочих принтерах, и красная краска закончилась.

— Нет. Эди новые принеры ни к черту не годятся! — Марк резко прервался и теперь уже обращался к Жан-Мари, нудно увещевая шефа вернуть партию принтеров поставщику. Он называл их не иначе как кучей американского merde, присоединяясь к господствующим в стране антиамериканским настроениям, несмотря на то что его опыт работы в США был, по большому счету, самым впечатляющим достижением из тех, что он указал в резюме.

Слушать Марка было довольно интересно, если иметь в виду печатные технологии, но это была не совсем та цель, ради которой я созвал совещание.

— Это все, что вы хотели сказать по этому поводу? Что цвета недостаточно яркие? — вмешался я, но мой вопрос остался без ответа.

Казалось, Жан-Мари был полностью согласен с Марком. Он хмурился, уставившись в график, — насколько я понял, все цвета, что он там видел, казались ему блеклыми оттенками красновато-коричневого.

Вдруг со стороны Бернара начали исходить какие-то странные звуки, напоминающие сопение.

— Эдо… — Теперь вместо сопения я слышал шипение, будто Бернар проверял новую вставную челюсть: как оно — хорошо ли свистится? Он взял лист со стола и тыкнул пальцем в самый верх, где в основном и концентрировались галочки, которыми были отмечены те немногие цели, что мы действительно достигли.

— Да?

— Что эдо дакое?

— Что ты имеешь в виду?

— Что эдо дакое? — Он провел рукой в воздухе, как бы рисуя галочку.

— Галка конечно же.

— Гялка?

— Гялка? — Это уже Стефани решила принять участие в конкурсе на определение умственных способностей собравшихся.

— В Англии галки используются, чтобы отмечать положительный результат, — объяснила Николь. — На уроке mathématiques, если задача решена правильно, учитель отмечает твой ответ галкой, если неверно — то крестиком.

Найдя это крайне интересным, Бернар и Стефани стали активно расспрашивать меня, что мы, англичане, делаем, если нужно заполнить анкету или налоговую декларацию: ставим крестики или галочки?

Марк с глубокомысленым видом вставил, что при подтверждении действия с помощью «мышки», в компьютере появляется галочка.

— Кстати, да! Ойчень энтресно! — заключил Бернар.

К этому времени я уже тянулся за воображаемым автоматом и рисовал в уме галкообразные — отверстия в их головах.

— Жан-Мари? — Я решил прибегнуть к помощи шефа. Он по-прежнему сидел молча, как будто наш бессмысленный разговор доставлял ему определенную долю страданий.

Он пребывал в размышлениях еще минуту, а затем стал неистово размахивать графиком в воздухе, будто ожидая, что листок вот-вот вырвется из его рук и улетит.

— Все это, как уже сказал Бернар, очень интересно, — заявил он. — Но знаете, когда на горизонте маячит война, лучшее, что мы можем сделать, это… как ты говоришь?.. опустить голову.

— Опустить голову?

— Ну да. Придавить голову.

— Не пойму, о чем ты.

Лицо его приняло еще большее страдальческое выражение. «Отношения Франции с Великобританией ухудшаются с каждым днем. Если вдруг разразится война, кто знает, так ли уж французам придется по вкусу чашечка английского чая», — читалось в его глазах.

— Подожди-ка, Жан-Мари, что ты все-таки хочешь сказать? — настаивал я, хотя и так было понятно, что шеф готов отказаться от собственной идеи.

Все притихли, ожидая, как же он это сформулирует.