Слово в пути - читать онлайн книгу. Автор: Петр Вайль cтр.№ 31

Все дело — в точке зрения. Что считать достойным: победу в «драке за пучок соломы», как называл это скандинавский принц Гамлет, или урок, извлеченный из поражения?

Праздник

Арарат мы увидели на второй день пребывания в Армении. А то уж начали нервничать. Вообще-то гора, хоть и находящаяся на турецкой территории, видна из разных мест Еревана, но горизонт затянула дымка, и я стал вспоминать Японию, в которой был три раза, но только на третий удостоился зрелища Фудзиямы, хотя очень старался.

Зато любому прилетающему в столицу Армении сразу подается другой, еще более известный в России, «Арарат». У какого русского не забьется сердце при виде этой горной вершины, взятой в кружок и помещенной на бутылочную этикетку. При подъезде в город из аэропорта, после сумасшедшего мелькания сплошных казино, как визитная карточка страны — махина коньячно-винно-водочного комбината «Арарат». Величественное здание на холме, а напротив еще одно, с огромной световой надписью поверху — Noy, хотя это всего только марка минеральной воды. Но Ной, по Библии, и должен находиться на Арарате.

Однако сам Арарат где? Нас с фотографом Сергеем Макcимищиным успокаивал приятель-сопровождающий, сам превосходный фотограф и обаятельнейший человек, Рубен Мангасарян. И правда, вместе с ним гору мы впервые увидели с самого правильного места — от арки Чаренца. Поэт Егише Чаренц, пока его не расстреляли в 37-м, любил приходить сюда, глядя на невероятную красоту Араратской долины с двумя сахарными головами на горизонте — одна побольше, другая поменьше, — соединенными плавным изгибом седловины. Она и вправду очень красива, эта двуглавая, самая знаменитая в мире гора, обманчиво близкая, и даже не обманчиво — потому что всего-то в 50–60 километрах, — но чужая. В утешение отсюда виден и Арагац — высочайшая вершина Армении, увы, на 1047 м ниже Арарата.

К арке Чаренца мы подъехали по пути в Гехард. Это священное для армян место — монастырь, вырубленный в скалах ущелья горной речки Гарни. Здесь хранилось копье, которым ударил распятого Иисуса римский воин. Потом копье (по-армянски — гехард) передали в Эчмиадзин, где центр Армянской апостольской церкви и резиденция католикоса.

Храм в Гехарде — того же желто-серого камня, что окружающие утесы. Внизу у дороги тетки торгуют полуметровыми овальными пирогами с начинкой из грецких орехов — гата; по поверхности — печеный орнамент. Рубен морщится: «Слишком красиво». Все верно — что нужно туристу? Нарядность. Вкус на фото и видео не воспроизводится. У входа в монастырь — дикая смесь сувениров: статуэтки Богоматери с Младенцем, разноцветные магнитные попугайчики, иконки, крестики, деревянные плоды граната, куклы, таблички с не похожим ни на один в мире алфавитом, которым так гордятся армяне. По верхней кромке ущелья — ряды монастырских ульев. За стеной бурлит река, возле которой заветное дерево, на которое вяжут ленточки, прося кто о чем.

В стране, первой в мире принявшей христианство как государственную религию — в 301 году, более 1700 лет назад! — язычество в ходу: скажем, февральский праздник огня, июльский праздник воды… Или все-таки неправильно и даже глупо — называть такое язычеством: это есть слияние с природой, уважение к ее законам, древнее которых нет и теоретически быть не может. Много раз я замечал в разных местах мира, что именно такая буйная эклектика, отдающая кощунством, и есть вернейший признак простой, внятной и твердой веры, которой ничего не страшно. Над верой опасливо трясутся там, где ее легко пошатнуть.

В храме Гехарда — крестины. Семья из села Арамус в провинции Котайк, славной одноименным пивом и разноименными овощами. Крестят Погосянов — Маринэ и Тиграна. Мы знакомимся с родителями — Самвелом и Анжелой и тут же получаем приглашение в гости. Но сначала — обряд. Идет крещение в церкви, а потом у двух хачкаров — средневековых каменных надгробий с изображением креста и орнаментом (хач — крест, кар — камень) — имитируется жертвоприношение: привезенной с собой рыжей овце вкладывают в рот щепотку соли. Парнокопытному предстоит прожить еще ровно столько, сколько времени понадобится на дорогу к дому.

Погосяны сажают к нам в машину провожатого из юных родственников. Едем мимо красивых и ужасных мест: в Котайкском районе много подземных источников и земля движется: то, что кажется следствием точечной бомбежки, рухнуло само, без всякой войны. Жизнь тут подлинно на выживание; некий собирательный благословенный юг, сложившийся в воображении, стремительно уходит из сознания.

У дома политкорректное притворство с солью заканчивается: овцу вытаскивают из пикапа и Самвел аккуратно отрезает ей голову у ворот. Кровь смывают из шланга, а тушу подвешивают в саду за заднюю ногу к ветке зацветающего персика, начинают в три ножа свежевать. Вокруг, среди абрикосов, яблонь, груш, бродят куры и бодрые петухи. Один из них мог оказаться на месте овцы, будь приглашенных поменьше. Но сегодня за столом — больше 60 человек, и это только самые близкие. «Никаких двоюродных, ты что, мы бы в доме никогда не поместились», — говорит мне Сано, муж Самвеловой сестры.

Арамус — армянская столица морковки. Странно представлять себе этот незатейливый овощ как источник жизни и благосостояния, но почему нет. Есть даже популярный радиоклип о морковке: мол, слаще, чем шоколад, и отчего бы ей не быть такой же дорогой, как шоколад.

Все мужчины (кроме нас!) в черных костюмах с люрексом. В них перетаскивают столы, опускают в тандыр шампуры, свежуют овцу.

Из свежей баранины делается хашлама — отварное мясо, просто сваренное в малом количестве воды: тот случай, когда любые добавки только портят основу. В принципе, хашлама может быть приготовлена с овощами или вином, но если это матах (жертвоприношение) — только в воде. Кастрюля с бараниной тихо булькает на двух кирпичах, под которые подведена газовая горелка. Когда крестины, надо сначала угостить этим мясом семь посторонних людей, лишь потом есть самим.

Говядина идет на кюфту: фарш не меньше часа руками взбивают в тазу до пастообразной массы. «Знаешь, — говорит Самвел, не переставая мешать, — армяне очень мучаются, чтобы хорошо поесть». Потом из массы скатывают шары и варят — выходит что-то вроде горячей колбасы, только нет на свете колбасы такой тонкости и нежности.

Свинина большими кусками нанизывается на шампуры, шампуры по полдюжины надеваются на железный прут, и полдюжины таких прутьев опускаются в тандыр, отверстие забрасывается кошмами. Через сорок пять минут будет шашлык хоровац. Сано проверяет готовность — кусок должен отрываться пальцами. Шашлык, снятый с шампуров, перекладывают в тазы, выстеленные лавашом. Интересно, почему получается вкуснее, чем у меня — что на Рижском взморье, что на Лонг-Айленде, что под Прагой?

На 60 человек уходит примерно 60 кг мяса: 35 кг свинины, 10 кг говядины, 15 кг баранины. Обилие трав: тархун, реган, кинза, котем (цицматы, он же кресс-салат). Сказочный хнджлоз (любят армяне запустить четыре-пять согласных подряд: чтоб иноземцам неповадно было) — дикорастущий лук, который отваривают с солью, сбрызгивают лимоном или уксусом. Примечательный штрих укорененности жизни: в пищу идет невероятное множество диких — полевых и лесных — трав. На счету все, что растет, и тем более — что движется.