Слово в пути - читать онлайн книгу. Автор: Петр Вайль cтр.№ 29

Цивилизованного — да, но со своими специфическими особенностями. Здесь выставлены самолеты знаменитых камикадзе — врезавшихся в американские авианосцы, впрочем, как правило, без особого вреда для кораблей. Не в факте дело — дело в подвиге. Еще более впечатляющие — кайтен: человеческие торпеды. Максимальная дальность — восемь километров. Заряд взрывчатки в полторы тонны помещен вместе с человеком в снаряд длиной полтора метра и шириной 90 сантиметров. Не самое комфортабельное путешествие на тот свет.

На территории Ясукуни — один из самых прелестных в Токио прудов, у которого можно посидеть и поразмыслить. Ну, например, о том, что Япония (как и Германия) сделала покаяние за свои военные грехи национальной стратегией и что побежденные диковинным, но объяснимым образом живут лучше, чем некоторые из победителей.

К новому чуду света ехать из цивилизации надо довольно долго, что правильно: странно было бы и глупо, если б чудеса размещались за углом. А Чичен-Ица, город индейцев майя и тольтеков в Мексике, — не просто, а одно из Семи чудес света.

Напомним: в древности таких чудес насчитывалось семь, но это было так давно, что стихийные бедствия, люди и время стерли с лица земли шесть из них, оставив только египетские пирамиды. Кому-то сообразительному пришло в голову, что пора назначить новые. Летом прошлого года — дату выбрали элегантно: 07.07.07 — всемирное интернет-голосование завершилось, семерка определилась, и одним из новоназначенных Семи чудес света стала Чичен-Ица.

Заброшенный город, который майя начали строить в VII столетии, а в X веке захватили и стали достраивать тольтеки, находится, к счастью, у магистрали, соединяющей Канкун и Мериду, два главных города полуострова Юкатан. «К счастью», потому что иначе туда и вовсе трудно было бы добраться.

В Мериде есть что посмотреть, хоть и не очень много: старейший в Мексике кафедрал, бульвар Монтехо, несколько церквей. Есть что съесть: тут хорошо представлена юкатанская кухня — молочный поросенок, суп из лайма, такое в соусе из тыквенных семечек. Однако в Чичен-Ицу турист в основном прибывает, конечно, из Канкуна — второго по значению курорта Мексики (с тихоокеанской стороны — Акапулько, с атлантической — Канкун).

К чуду света едешь километров около двухсот, и по обе стороны дороги — заросли и заросли: агавы, низкорослые деревья, кустарник с колючками, хорошо знакомый по вестернам. Когда сворачиваешь с шоссе — снова ничего кроме девственных зарослей. И вдруг — она, Чичен-Ица. Оно, чудо!

А как не чудо, если «посредине нигде» (по замечательному английскому выражению in the middle of nowhere) — нечто невообразимое: пирамиды, храмы, обсерватория, стадионы. Три километра в длину и полтора в ширину занимает город майя и тольтеков. От мощного здания дворца на юге до Священного колодца на севере: это в него, на глубину 50 метров, сбрасывали девушек, чтобы задобрить бога дождя Чака. Или просто узнать прогноз: брать зонтик, не брать зонтик?

В центре города — пирамида Кукулькана, где еще и еще раз поражаешься искусству древних строителей. Пирамида девятиярусная, и каждая из девяти стенок очередного яруса чуть ниже предыдущей. От этого создается эффект дополнительной перспективы, и пирамида кажется куда выше своей истинной высоты — 25 метров. С каждой из четырех сторон к верхней платформе ведут лестницы, и если количество ступенек умножить на число лестниц, добавив платформу, то получится 365: в пирамиде зашифрован календарь. А сколько еще не расшифровано в древних культурах Америки, хотя прошла всего какая-то тысяча лет.

Новый Свет — оттого и новый, что мы о нем знаем куда меньше, чем о Старом.

Взять хоть тольтекский футбол. В Чичен-Ице — восемь стадионов. Самый большой — с игровой площадкой 83 на 30 метров. Соотносится с современным футбольным полем: похожей длины, но гораздо уже. Судя по всему, мяч нужно было забить в каменное кольцо на некоторой высоте. Но это все же не баскетбол, потому что били по мячу ногами. Однако главное отличие от наших игр с мячом — в исходе матча. На барельефах ясно видно, как капитан команды-победительницы перерезает горло капитану проигравших. Ценный опыт, заслуживающий всяческого внимания, тем более что, судя по накалу нынешних футбольных страстей, все к тому и идет.

Войти в Фонтанный дом, хоть он и называется так потому, что глядит фасадом на Фонтанку, сейчас можно только с Литейного проспекта. Проход неказистый, через стандартные питерские подворотни, но вознаграждаешься сквером — внутренним двором Шереметевского дворца. Сразу за воротами — бюст Прасковьи Жемчуговой, выдающейся певицы крепостного театра графа Шереметева. Фамилия ее была то ли Горбунова, то ли Ковалева, но император Павел, восхищенный ее голосом, лирико-драматическим колоратурным сопрано теплого тембра, подарил певице жемчужное ожерелье — отсюда псевдоним. Крепостной актрисе довелось побыть и графиней Шереметевой — многолетний любовник и хозяин, аристократ из аристократов, граф и обер-камергер, обвенчался с нею, сделав законной женой. Через два года тридцатичетырехлетняя Прасковья умерла от чахотки.

Одна из меланхолически красивых историй старой России, плодотворная туристическая легенда дворца. Но Фонтанный дом знаменит другими обитателями и гостями — той эпохи, когда посреди сквера стоял памятник Сталину. (Дивное все же лизоблюдство — монумент вождя во внутреннем Дворе дома.) До 1952 года, с перерывом на эвакуацию, здесь Жила Анна Ахматова — в южном дворцовом флигеле. Сейчас тут ахматовский музей, и мало найдется мемориальных квартир такого драматизма.

Ахматова проживала в Фонтанном доме сначала со своим мужем, искусствоведом Луниным, потом одна. Постепенно пунинская квартира превращалась в коммуналку. И неизменным — главным! — сверхжильцом присутствовал он, Сталин. Сталинский памятник был виден в окно, а рядом — скамейка (она на месте), на которой после 45-го года всегда кто-то сидел, чаще двое, с профессионально незапоминающимися лицами. Они уселись под ахматовскими окнами после того, как у нее в гостях побывал будущий всемирно известный литератор, а в ту пору британский дипломат Исайя Берлин. Ахматова была уверена, что именно в ее комнате началась холодная война.

Оказавшись в ноябре 45-го в Ленинграде, Исайя Берлин, уроженец Риги, прекрасно знавший русский язык и литературу, стал разыскивать Ахматову. Пришел в гости, а когда они сидели, погрузившись в разговоры о поэзии и взаимную симпатию, во двор заявился приятель Берлина, сильно выпивший Рэндольф Черчилль, сын британского премьер-министра, с криками: «Исайя, где ты?» Сталин, которому все доложили, сказал: «Значит, наша монахиня теперь принимает иностранных шпионов». С этого, полагала Ахматова, и пошла к концу союзническая дружба СССР и Запада.

Историческая комната — печка, кровать, столик: предельная простота, не сказать — убожество. Здесь писались «Реквием» и «Поэма без героя» — черновики в этой печке и сжигались. Дверь выходила в коридор коммуналки, где всеми командовала некая Татьяна, зарезервировавшая себе место в истории как ахматовский ответственный квартиросъемщик — что делают западные исследователи с этим титулом, как переводят? В музее хранятся ее инструктивные записки Ахматовой с умопомрачительной орфографией. Хранится и удостоверение поэтессы, где в графе «занятие» значится — «жилец». Если разобраться — высокое звание, экзистенциальное: жилец на этом свете. Каждая бумажка оказывается историческим документом, музейным экспонатом, единицей хранения.