Начинается ночь - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Каннингем cтр.№ 18

Питер проходит через выставочный зал — прощай, Бок Винсент! Сегодня выставку уже демонтируют. Всякий раз, когда настает время снимать работы, даже сейчас, спустя пятнадцать лет бесконечных выставок — одна за другой, одна за другой — он испытывает чувство разочарования, что-то вроде легкой горечи поражения. И дело даже не только и не столько в объеме продаж (хотя в данном конкретном случае он, пожалуй, и впрямь рассчитывал на большее), а в надежде (другие галерейщики, по крайней мере некоторые из них, тоже в этом признаются после нескольких рюмок), что, благодаря той или иной выставке, вам удалось, пусть на какие-нибудь полсантиметра продвинуть что-то вперед. Что? Наше представление об эстетике? Историю искусства? Черт его знает. Но тем не менее. Ведь существуют же эти непрекращающиеся попытки найти золотую середину между сентиментальностью и иронией, красотой и суровостью, эти усилия пробить брешь в окружающем нас мире, сквозь которую хлынет безжалостный свет истины.

Да, это всего лишь объекты, развешанные и расставленные вдоль стен. На продажу. По-своему довольно красивые: картины и скульптуры, обернутые коричневой бумагой, обвязанные бечевкой и залитые сверху парафином — скрытая отсылка к Христу в погребальных пеленах, — созданные милым и незадачливым молодым человеком по имени Бок Винсент. Три года назад он закончил Бард [10] , а сейчас живет со своей подругой (на много лет старше его) в Райнбеке. Винсент умеет, пусть и не слишком захватывающе, рассуждать об обертывании и обвязывании, их связи со святостью, а также о неизбежном превосходстве того искусства, которое мы ждем, над тем, которое мы реально способны создать. По его уверениям, он работает без обмана: внутри, под бумагой полноценные полотна, которые, впрочем, он категорически отказывается показать или хотя бы описать словами, а бумага слишком тщательно навощена, чтобы можно было ее развернуть.

Сегодня выставку демонтируют. К четвергу здесь уже должна быть новая экспозиция.

Юта с кружкой кофе в руке выходит из своей комнаты — крашенные хной, курчавые волосы; очки "Алан Микли" в толстой оправе. Пару лет назад, когда Ребекка по уши втюрилась в фотографа из Лос-Анджелеса, у Питера с Ютой могло что-то быть. Какое-то время воздух между ними искрил заряженной возможностью. Если, вообще, существовал момент, когда Питер мог бы себе нечто позволить, то именно тогда — Ребекка даже как будто хотела этого. Юта точно была бы не против и, скорее всего, восприняла бы это как приключение (дикое слово), заключительный аккорд их бесчисленных совместных поездок, работы бок о бок, всех этих долгих часов с понедельника по пятницу в полуэротической атмосфере физической близости-неблизости. Можно не сомневаться, что Юта была бы страстной, умелой и нежной и очень обиделась бы, если бы почувствовала, что он подозревает ее в корысти. (Значит, по-твоему, женщины хотят трахаться с тобой только, когда им чего-то от тебя нужно?) И тем не менее. Может быть, Питер просто слишком хорошо представлял себе дальнейшее: бескомпромиссный веймарский цинизм, неагрессивный, даже немного печальный, но все-таки; кофе, сигареты, язвительность, саркастически-нигилистическую подкладку всего этого… Потому что Юта — немка, немка с головы до ног. Поэтому она и эмигрировала, поэтому и слышать не хочет о возвращении.

О, вы, иммигранты и визионеры, а здесь-то вы на что надеетесь? Кем мечтаете стать?

Прошло несколько месяцев, и Ребекка освободилась от своей страсти к фотографу, с которым — во всяком случае, по ее словам — все ограничилось одним-единственным ночным поцелуем у бассейна в Холливуд Хиллз. Они с Ютой по сей день работают вместе, все по-прежнему, более или менее по-прежнему, хотя он иногда чувствует, что из-за того, что они так близко подошли к запретной черте, но последнего шага все-таки не сделали, прежнее напряжение ослабло; некая вдохновляющая возможность утрачена навсегда. Они начинают мирно стареть вместе.

— Звонила Кэрол Поттер, — сообщает Юта.

— Так рано?

— Дорогой, ты, может быть, забыл, что Кэрол Поттер каждое утро кормит своих дурацких кур.

Верно. Кэрол Поттер, наследница семейного состояния, сделанного на продаже кухонной техники, живет в Коннектикуте, на ферме в стиле Марии-Антуанетты. Она выращивает лекарственные травы и разводит экзотических кур, сравнимых по цене с породистыми собаками. Впрочем, надо признать, что она не сидит сложа руки: сама чистит кормушки от помета, собирает яйца. Когда в прошлом году Питер приезжал к ней на ужин, она показала ему только что снесенное яйцо совершенно восхитительного голубовато-зеленого оттенка с налипшими перышками и крохотным красно-бурым пятнышком крови на остром конце. Вот так они выглядят до того, как мы их отмываем, сказала Кэрол. На что Питер сказал (а, скорее всего, только подумал): о, как бы мне хотелось найти художника, который мог бы создать что-то подобное.

Три картинки возникают в его воображении:

Свежеснесенное яйцо в пятнышках крови.

Бетт, заглядывающая в акулью пасть.

Миззи, медитирующий в японском монастыре.

Это триптих, не так ли? Рождение, смерть и все то, что между.

— Кэрол просила, чтоб ты ей позвонил, — говорит Юта.

— Она сказала зачем?

— А ты не догадываешься?

— Догадываюсь.

Кэрол Поттер не понравилась работа Саши Крима. Конечно, это искусство на любителя, но Питер все-таки надеялся.

— Еще какие-нибудь гадости есть?

— Мне нравится слово "гадости".

— Угу. Приятно со звонких "г" и "д" спрыгнуть в глухие "ст".

— Особых вроде нет.

— Как ты провела уикенд?

— Гадко. Нет, это я просто так сказала. А ты?

— У Бетт Райс рак. Мы виделись в воскресенье.

— В каком она состоянии?

— Трудно сказать. По-моему, неважном. Она закрывает галерею. Хочет передать нам Гроффа.

— Это здорово.

— Думаешь?

— А почему нет?

— Он тебе нравится?

— В общем, да.

— А я что-то не уверен.

— Тогда не бери его.

— Его вещи хорошо идут. По слухам, Ньютон положил на него глаз.

— Тогда соглашайся.

— Издеваешься?

— Питер, дорогой, ты ведь знаешь заранее, что мне придется сейчас сказать.

— Все равно скажи, пожалуйста.

Она томно вздыхает. Юта… Широко посаженные глаза, маленький костистый нос-апостроф… Она словно бы сошла с портретов Климта.

— Сотрудничество с художником, который тебе не нравится, но чьи работы хорошо продаются, позволяет помогать другим художникам, работы которых расходятся хуже, при том, что тебе они представляются гораздо более совершенными. Тебе, правда, требовалось, чтобы я все это сказала?