— Что это за способ такой? — спросил Аго.
— Он именно так и называется — дворец воспоминаний. Мысленно ты возводишь здание, изучаешь все его ходы, переходы, комнаты и обстановку, а затем закрепляешь за каждым предметом какое-нибудь конкретное воспоминание. Таким образом, совершая воображаемый обход дворца, ты вызываешь в памяти нужные тебе в данный момент сведения со всеми деталями.
— Но эта женщина называет дворцом себя, — возразил Аго, — как будто само ее тело — вход в хранилище воспоминаний.
— Что ж, это может означать только одно, — сказал Макиа, — кто-то очень постарался и возвел ей дворец такого размера, что для ее собственных воспоминаний места уже не осталось: ее память либо вообще истреблена, либо заперта в каком-нибудь чулане. Таким образом ее и вправду превратили в хранилище воспоминаний другого лица. Мы же ничего не знаем о придворной жизни Османской империи. Возможно, там это практикуется сплошь и рядом; может статься, это каприз самого деспота или одного из его фаворитов. Предположим, что этим фаворитом и является теперь наш друг Аргалья и именно он, а не кто-то другой соорудил этот дворец или какую-либо его часть. Возможно также, что архитектором здания стал тот, кто хорошо знал нашего друга. В любом случае отсюда следует, что милый нашему сердцу друг детства еще жив или, по крайней мере, был жив до недавнего времени.
— Смотрите, — воскликнул Аго, — она снова собирается заговорить!
— Жил однажды принц по имени Аркалья, — послышались слова «дворца воспоминаний». — Это был великий воин. Он обладал волшебным оружием, и четыре свирепых великана служили ему. А еще он был самым красивым мужчиной в мире.
Теперь уже и Макиа перестал сомневаться.
— Аркалья или Аргалья — не суть важно! Похоже, это действительно наш приятель! — возбужденно произнес он.
— Аркалья. Турок Аркалья, — вещал «дворец». — Тот, кто выковал волшебную саблю.
— Это точно он, наш прохиндей! — с восторгом крикнул Аго. — Он сделал то, что собирался, — перешел на сторону врага!
12
Опустевшая гостиница при дороге, ведущей в Геную…
Опустевшая гостиница при дороге, ведущей в Геную, стоила с темными окнами и распахнутыми настежь дверями. Хозяин, его жена, дети и постояльцы — все сбежали оттуда, после того как в одной из комнат наверху поселился «не совсем мертвый великан». Со слов Аргальи, его называли так потому, что, мертвый в течение дня, он оживал по ночам. «Если ты собираешься провести там ночь, — сказали Аргалье жители соседних домов, — то до утра не доживешь, он тебя сожрет». Аргалья, однако, не испугался, зашел в гостиницу и поел досыта в одиночестве. Оживший ночью великан несказанно обрадовался и проговорил: «А, закуска сама ко мне пожаловала!» — на что Аргалья ответил: «Если ты меня съешь, то не узнаешь моей тайны». Как часто бывает с великанами, этот оказался очень любопытным, да к тому же еще и глупым: «Открой мне свою тайну, рыбка моя, и даю слово, что не съем тебя, пока не доведешь свой рассказ до конца». И Аргалья, отвесив глубокий поклон, сказал: «Моя тайна вот в этом камине. Кто доберется до самого верха каминной трубы, станет самым богатым парнем на земле». — «Или самым богатым великаном», — добавил «не совсем мертвый». — «Ну да, или великаном, — согласился Аргалья великодушно, но без особой уверенности в голосе. — Понимаешь, ты уж слишком здоровый, тебе туда не пролезть». — «А клад-то большой?» — «Больше не бывает, — отозвался Аргалья. — Тот хитроумный принц, которому принадлежало сокровище, потому и запрятал его в камине захудалой гостиницы, что знал: никому в голову не придет искать клад великого императора в таком неподходящем месте». «Все принцы — дураки», — заявил великан. «Не то что великаны», — задумчиво прибавил Аргалья. «Вот именно», — отозвался «не совсем мертвый» и попытался протиснуться в камин. «Я так и думал: ты слишком большой — вздохнул Аргалья. — Что делать, не повезло тебе!» — «Я не отступлюсь, черт возьми!» — проревел великан и оторвал себе одну руку. — «Видишь? Уже лучше!» Однако и это не помогло. «Может, тебе стоит убрать и вторую?» — предположил Аргалья, и гигант, щелкнув мощными челюстями, откусил вторую руку, словно кусок бараньей ноги, но все равно почти не продвинулся вверх. «Слушай, я придумал! — сказал Аргалья. — Отруби-ка ты голову, подкинь ее повыше, а уж она посмотрит, что там есть!» — «У меня ведь нет рук, — печально ответил гигант, — и хотя твоя идея хороша, я не могу ею воспользоваться». — «Разреши мне!» — воскликнул Аргалья и, вскочив на стол, с боевым кличем отсек великанову башку разделочным ножом.
Когда хозяин, его семейство и постояльцы (все они провели ночь в ближней канаве) узнали, что Аргалья обезглавил «не совсем мертвого» и теперь тот не будет злодействовать по ночам, потому как стал мертвым окончательно и бесповоротно, все они принялись просить-молить Аргалью помочь им разделаться с местным притеснителем-феодалом, который превратил их жизнь в настоящий ад. «Это уже не мои проблемы, решайте их сами. Я просто хотел спокойно провести ночь. А теперь мне пора в путь. Хочу отправиться в плавание под началом адмирала Андреа Дориа и разбогатеть». — С этими словами он предоставил селян их судьбе и двинулся дальше в поисках собственной.
Эта история, рассказанная впоследствии Аргальей, была, разумеется, вымыслом с начала до конца, но вымыслы такого рода частенько выручают человека в реальной жизни, и в данном случае так оно и вышло: нескончаемые, самые невероятные истории, услышанные Нино Аргальей от Аго Веспуччи, спасли девятилетнему Нино жизнь, когда его извлекли на свет божий из носового отсека флагманского корабля Андреа Дориа. Сведения Нино Аргальи по поводу событий в Генуе несколько устарели: к тому времени, как он добрался туда, французов из Генуи уже изгнали, и когда Нино услышал, что флотилия Дориа готова к отплытию, чтобы сражаться с турками, то решился на отчаянный шаг. Восемь трирем
[37]
с вооруженными до зубов — аркебузами, пистолями, кинжалами, саблями и гарротами
[38]
— сквернословящими головорезами находились в плавании уже пятый день, когда оголодавшего бродяжку вытащили за ухо из его укрытия и привели к самому адмиралу. Аргалья, со своим жалким узелком, был похож на замызганную тряпичную куклу.
Здесь следует упомянуть, что Андреа Дориа добросердечием отнюдь не отличался, деликатничать не умел, более того — был мстителен до чрезвычайности, деспотичен и тщеславен. Его свирепые солдаты наверняка восстали бы против него, не будь он, при всем при том, умелым командиром, прекрасным стратегом и человеком, не ведающим страха. Одним словом, это был настоящий монстр, и когда он пребывал в раздражении, то становился страшен, как сказочный великан, который — с руками или без рук — внушает ужас.
— Даю тебе две минуты, — сказал он мальчику, — убеди меня, почему я не должен сейчас же швырнуть тебя за борт.
Аргалья поднял на него взгляд: