Земля под ее ногами - читать онлайн книгу. Автор: Салман Рушди cтр.№ 110

На этот раз он кое о чем умалчивает. Он не рассказывает ей, что некоторые люди, похоже, нашли какой-то способ перемещаться между мирами. Он не говорит: есть женщина, и я не знаю, как остановить ее, она является, когда ей вздумается. Он не называет имени Марии.

В другом отсеке самолета, где сидят страдающие бессонницей, идет фильм. Вина видит светящийся в темноте экран. Некий шотландский врач все время превращается в ужасного монстра и обратно. Она узнает ремейк старого фильма ужасов, «Доктор Как-его-там и мистер Хороший парень». Похоже, фильм не удался. Даже те, кому не спалось, уснули, не досмотрев его до конца. Кинообразы беззвучно плывут над спящими людьми, которые видят свои сны на пути в Америку. Вина сидит на краешке кресла. Она взволнована, почти в панике, и сбита с толку одновременно. Она тщетно пытается найти нужное слово.

— Где твой синяк? — наконец спрашивает она, нежно дотрагиваясь до его левого века. — Куда он делся, твой волшебный синяк? Ты попал в аварию и у тебя исчез кровоподтек? Так? Но это против всякой логики.

— Он сошел, — объясняет Ормус. Трудно выдержать его взгляд. — Гайомарт, он вырвался из моей головы и исчез. Теперь я здесь один. Он свободен.

Синяка нет, но его глаза разного цвета.

— Это не всё, — говорит он. — Синяк сошел, но именно слепой глаз теперь видит. Когда я его закрываю, образы уходят. Чаще всего уходят. Но иногда они настолько сильны, что я вижу их, даже закрыв оба глаза. Но закрытый левый глаз срабатывает примерно на девяносто пять процентов. Когда же я закрываю правый глаз, а левый остается открытым, мне кажется, что я умираю. Все исчезает, остается только потусторонность. Как будто я на улице в метель и смотрю в окно на другую жизнь, и в ней, в этой другой жизни… не знаю, как это объяснить… я даже не уверен, что я в ней существую.

Он не договаривает: но там есть Мария.

Голос у него резкий, напряженный. Он говорит о вещах, которых не может быть.

— Я думал, — добавляет он неуверенно, — может, мне поносить на глазу повязку?

— А голоса, — спрашивает она, — ты слышишь какие-нибудь голоса? О чем они говорят тебе, они хотят тебе что то сообщить? Может, тебе нужно прислушаться, чтобы услышать что-то важное, что они хотят передать через тебя?

Самое время упомянуть о ночной посетительнице, но Ормус опускает это.

— Ты не боишься, — с восхищением отмечает он. — Некоторые с визгом убежали бы. Ты ведь не думаешь, что я чокнутый, что это бред сумасшедшего? Большинство решили бы именно так. Я был в коме больше, чем тысяча и одна ночь, может, я вышел из нее сумасшедшим, долалли — если ты не знаешь, это индийское безумие. Свое, домашнее. Деолали. От жары английские солдаты сходили там с ума. Но ты же не думаешь, что я совсем свихнулся, ты веришь, что такое возможно.

— Я всегда знала, что есть что-то еще, — говорит она, склонив в этой гнетущей тьме его голову себе на грудь. — Я всегда это знала, даже когда вы с Раем смеялись надо мною. Неужели эта дыра — все, что у нас есть? И нет надежды найти жилье подороже и получше? Этого не может быть. Но вообще-то я не знаю. Ты сильно ударился во время аварии, и, может, — я ведь не врач — может, это двоение в глазах, какие-нибудь невротические галлюцинации, ведь мозг может такое проделывать? А возможно, это правда, и ты видишь другой мир. У меня всегда были довольно широкие взгляды, и я не удивлюсь, если однажды меня похитят инопланетяне. С другой стороны, может, ты и того, спятил. Какая разница! Ты не замечал, как много кругом сумасшедших? Я начинаю думать, что все с приветом, только большинство этого не замечает. Так что здравый рассудок не так уж важен. Важно, что я думаю о тебе, но я уже ответила на этот вопрос, прилетев к тебе первым же самолетом из Бомбея. Ты позвал, и я пришла. А потом я позвала тебя, и ты открыл глаза. Это двустороннее радио. Что тебе еще нужно? Неоновый знак? Я чувствую, как земля движется у меня под ногами. Это не от любви, у меня не бывает головокружений. Можешь прочесть по губам. Я сделала свой выбор.

— Никаких посланий оттуда, — говорит он. — И это не рай, — добавляет он. — Тот мир не очень отличается от этого. То, что я вижу сквозь эти прорехи, — а я вижу всё яснее и яснее, — я бы назвал вариациями, тенями известных нам событий. Это не обязательно что-то сверхъестественное, и Бог здесь ни при чем. Это вполне может соответствовать законам физики, понимаешь, — не спрашивай меня каким. Может, мы просто еще неспособны понять эти физические явления. Может, я просто нашел способ выйти за раму картины. У Амоса Войта есть вещь в стиле поп-арт на тему танца. Школа Арткра Мюррея, там есть объяснения и стрелочки — левая нога, правая нога, ты становишься на эту дорогу и следуешь указаниям. Но в какой-то момент весь вес твоего тела оказывается на той ноге, которая должна сдвинуться с места. Так что правило не срабатывает, это шутка, ловушка. И если только ты сойдешь с дорожки, перенесешь вес тела на другую ногу, тогда сможешь продолжить свой путь. Тебе приходится нарушить правила, выйти за рамки, сломать их. Есть такое русское слово, — продолжает он, — «вненаходимость». Аутсайднесс. Может, я нашел вненаходимость того, внутри чего мы находимся. Дорогу с ярмарки, тайный ход. Путь в зазеркалье. Технику перепрыгивания с одной дорожки на другую. Вселенные — это параллельные линии, телеканалы. Возможно, есть люди, способные переходить с одной линии на другую, умеющие, — не знаю, понятно ли тебе, о чем я, — перепрыгивать с одного телеканала на другой. Щелкают кнопками пульта. Может, я и сам такой, как они. Держу в руках своего рода пульт дистанционного управления.

Пульты дистанционного управления для телевизоров были тогда в новинку. Их только-только начали использовать в сравнениях и метафорах.

— Как он выглядит, — хочет знать Вина, — тот, другой, мир?

— Я говорил тебе, — отвечает он, чувствуя, как на него наваливается страшная тоска. — Все то же самое — но другое. Джон Кеннеди убит восемь лет назад. Президент — ты только не смейся — Никсон. Восточный Пакистан недавно отделился. Беженцы, боевики, геноцид и всё такое. Англичан в Индокитае нет, только представь себе. Война идет, но географические названия другие. Не знаю, сколько существует вселенных, но похоже, что эта чертова война идет повсюду. Есть и «Доу кемикалз», и напалм. Это тоже у них называется по-другому, но прожигает кожу маленьких девочек ничуть не хуже.

Он рассказывает, что там тьма тьмущая певцов в блестках и с разрисованными глазами, но нет и следа Зу Харрисона или Джерри Эппла. Нет ни «Айкон», ни «Клаудз», а Лу Рид там — мужчина. Голливуд тоже есть, но там никто не слышал ни об Элронде Хаббарде, ни о Норме Десмонд, а Чарлз Мэнсон — серийный убийца; Аллен Кёнигсберг никогда не снимал кино, а Гвидо Ансельми вообще не существует. Так же, как и Дедалуса, и Колфилда, и Джима Диксона, — кстати сказать, они никогда не писали никаких книг, и классика там другая.

Вина смотрит на него круглыми глазами и, не в силах удержаться, иногда недоуменно хихикает.

«Сад расходящихся тропок» [204] , называет он ее любимый роман девятнадцатого века, неувядающий шедевр китайского гения — губернатора провинции Юннань Цюй Пена.