Огненное евангелие - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Фейбер cтр.№ 2

— Ну, что ж… (он чихнул, аллергическая реакция на дизельные выхлопы, смешанные с влажным воздухом)…можешь им подавиться.

У Тео, следовавшего за куратором через залы разграбленного музея, было сильное желание схватить его за грудки и заорать ему в лицо: «Вы берете эти деньги или не берете?

Все очень просто. Мы выставляем ваши сокровища в институте в течение пяти лет, а в обмен отстегиваем вам приличные деньги на реставрацию. Через пять лет в Ираке все устаканится, и отремонтированный музей получит назад свое добро. Так по рукам?»

— Извините. — Куратор жестом предложил ему остановиться и прислушаться. Со стороны главного входа донесся слабый стук в дверь.

Звонок не работал, как и система оповещения; динамики были вырваны с мясом, из стен повсюду торчали голые провода.

— Извините, — повторил куратор. — Пожалуйста, подождите здесь минутку. — Он поспешил назад, чтобы открыть неожиданному гостю.

Тео присел на опустошенный шкафчик полированного дерева, лежавший на боку, без ящичков с каталожными карточками. Он огляделся: комната была голой, если не считать того, что осталось от застекленной витрины, опилок и в дальнем углу неподъемного ассирийского крылатого быка на пьедестале, от которого разило мочой и дезинфицирующим средством. Он услышал, как открылась и закрылась массивная входная дверь. Хотелось закурить, чтобы скоротать ожидание. Ну не абсурд ли: в помещении, где еще недавно хозяйничали воры и отморозки, думать о том, чтобы не осквернить воздух сигаретным дымом?

Вдруг посыпались все оконные стекла. Раздались три или четыре мощнейших взрыва. По залам будто смерч пронесся, сопровождаемый ярчайшим светом и обжигающим жаром. Тео заморгал. Если бы не очки, он бы ослеп. Он опустил голову к коленям, на которые нападало битое стекло, и из волос посыпались новые осколки.

Он встал, и у него хватило ума удержаться от поползновения стряхнуть с себя мусор голыми ладонями. Вместо этого он решил отряхнуться как дрожащая собака. И обнаружил, что и без того дрожит.

Он сделал несколько шагов в сторону выхода, но потом благоразумно передумал. Снаружи раздавались крики и новые взрывы. Куратора с его нелепой повязкой, вероятно, разнесло по всей улице на сотни кусков, облепивших стены домов и случайные машины, как брызги грязи или свежие граффити. Тео посокрушался о том, что был таким сдержанным, мог бы проявить хоть чуточку тепла. Грех считать человека назойливой мухой за две минуты до его гибели. То-то и оно: в стране, где все наперекосяк, поди угадай, кому на роду написано докучать тебе до конца дней, а кто тебе дарит последние драгоценные мгновения своей жизни. В стране, где все наперекосяк, просто невозможно быть со всеми великодушным. Скорее сам станешь трупом или тебя заживо съедят паразиты в человечьем обличье.

На улице определенно стреляли. Ирак в данный момент своей истории изобиловал возбужденными людьми, которые не знали и не желали знать, где на карте мира находится город Торонто, и которые, неожиданно столкнувшись с молодым канадцем мужеского пола и не зная, что с ним делать, на всякий случай пальнули бы в него. Тео устремился к лестнице в центре здания. Он вспомнил про туалеты в подвальном помещении. Можно спрятаться в туалете или в кладовой, пока все не утихнет.

Спустившись до середины спиральной лестницы, он обратил внимание на то, что барельеф хорошо беременной богини, впечатлившей его еще при первой ходке вниз, пострадал от взрывов. Ее живот — неожиданно пустой — разломился, как яйцо. Он опустил взгляд на пол, где валялись отвалившиеся куски.

Среди каменного развала, почти выпавшие из ткани, в которую они были завернуты, лежали девять свитков папируса.

— «25 классических джазовых композиций». Разве это не твои диски? — удивилась она.

— Нет, твои, — сказал он.

— Я их даже ни разу не слышала.

— Кто бы спорил. — Они стояли в прихожей квартиры, в которой прожили вместе четыре года и восемь месяцев. Книжный шкаф, после того как все его книги вынули, выглядел совсем сиротски: зияющие проемы светлого соснового дерева со случайно прикорнувшим самоучителем в бумажной обложке в углу. — И все же это не мои диски. Я их подарил тебе.

— Вот именно. Ты их купил, не я.

— Это был рождественский подарок, — он старался говорить ровным голосом. — Я подумал, что если начать с легких вещей, в которые почти любой сразу въезжает, то со временем ты начнешь ценить джаз.

— Мне не нужны «легкие вещи», — парировала она. — И твой снисходительный тон.

Он поставил коробку на пол и вернулся к сильно оскудевшей этажерке с компакт-дисками, где собранные ею музыкальные образцы уставились на него с безразличием единообразного рока. Образовались пустоты рядом с ее Брайаном Адамсом и группой REO Speedwagon там, где раньше были его Джон Адаме и Стив Райх; трудно себе представить, что почти пять лет они мирно пролежали бок о бок. Тео вынул диск «25 классических джазовых композиций» из алфавитного порядка, который он поддерживал со дня, когда они с Мередит съехались. (Р означала «Разное», Д — «Джаз». Он помнил свои колебания перед принятием этого решения так же ясно, как их первое занятие любовью.) Диск был в нераспечатанной целлофановой обертке.

— Ты даже не спросила, откуда у меня на лице эти порезы.

— Брился?

— А нос и лоб? Пожалуй, не мешало наложить несколько швов.

Она издала вздох. Так и быть, снизошла.

— Ну, и откуда же?

— Я был в музее Мосула, когда снаружи разорвалась бомба. Вылетели все окна. На меня посыпались осколки стекла.

Она отхлебнула кофе из кружки, которую сжимала так сильно, что ее узкое запястье побелело.

— Нам не следовало входить в Ирак, — сказала она.

— Ну да, так полагают многие, — заметил он сухо. — Включая тех, кто взорвал лимузин некоего политика рядом с музеем, где я в тот момент находился. Позже я узнал из новостей, что жена этого политика… э… разлетелась во все стороны. Ее голову обнаружили в вестибюле музея. Она пробила окно, как пушечное ядро, и отлетела от стены.

На Мередит это маленькое проявление сублимированной радости по поводу расчленения женского тела не произвело должного впечатления.

— Нам не следовало туда входить, — повторила она. — Никому, каким бы ни был предлог. Воевать, наводить порядок, предлагать деньги, вести переговоры, строить, качать нефть, делать новостные репортажи или документальные фильмы. Мы должны предоставить их самим себе. Там без нас хватало безнадежного отребья и безумцев, а мы сделали их еще безнадежнее и безумнее, так что нам лучше убраться оттуда к чертовой матери, предоставив им делать все, что они пожелают, и ближайшие сто лет даже не смотреть в их сторону.

Она задохнулась. В глазах стояли слезы. Он знал: от того, как он поведет себя сейчас, зависит ее потенциальный нервный срыв минут через десять, после чего, опустошенная, она будет искать утешения в сексе. Может, подождать? Нет, десять минут — это, пожалуй, слишком долго.