Я лег на пузо. Выстрелил пистолет. Джордж пришпорил мерина, и меня потащило по буграм, рытвинам, пыли и навозу, который со сволочной меткостью летел мне из-под копыт в лицо.
К концу поля мы подъехали, далеко опередив соперников. Джордж повернул мерина и соскочил. Я извозился, как свинья. Моя чистая одежда покрылась навозом. Навоз был под воротом, в ушах, даже под шляпой.
— Ты нарочно возил меня по коровьим лепешкам.
— Может, пару раз, — объяснил он, — Для смазки, как сало на волоке.
— Ладно. — Я вскочил на его гнедого, — Смазка — так смазка.
Я пустил гнедого галопом и направил на самую большую кучу.
— Посмотрим, как тебе понравится, Джордж Флетчер, — крикнул я через плечо, — смазка для твоей франтовской шляпы.
Но увидел, что он не лег на пузо. И на колени не стал, и не сел. Он стоял на прыгающей шкуре, согнув колени и балансируя руками, как тогда на бочке. Грязь, отброшенная копытами, попадала ему только на сапоги.
Мы заняли второе место и поделили призовые у корыта, пока пил гнедой. Пятнадцать долларов. Я разложил на два столбика по семь, а лишний подкинул в воздух. Джордж поймал его на лету.
— Если бы ты не завернул к коровьей куче, мы делили бы тридцать, и лишнего бы не было, — Он бросил свои доллары в кожаный мешочек на седле и повернул коня кругом. — Сейчас ловля бычка. Пойдем посмотрим, в каком настроении эти рогатые ящерицы из Техаса.
Выяснилось, что он имеет в виду техасских лонгхорнов. Они были в паршивом настроении, толклись в загоне, пыряли друг друга. Случайно мотнув головой, такой мог оставить собрата без глаза. Вот почему скотоводы в штате Одинокой звезды перешли на другие породы: эти длиннорогие были так же опасны друг для друга, как для ковбоев и их лошадей. Помню, один старый трейл-босс сказал: «Их пасти — все равно что пасти дикобразов».
Понаблюдав, как эти склочные скоты пыряют и бодаются, я сказал Джорджу, что сегодня, пожалуй, пропущу стир-роупинг.
— Я не только никогда не пробовал, я даже никогда не видел, как это делается. Понаблюдаю за техникой.
— Понаблюдать тебе надо только за одной: мистера Джексона. Лучше его нет.
— Удивительно слышать это от Джорджа Флетчера. Почему он лучший?
— Сандаун терпеть не может пачкать свой нарядный костюм. Когда он заваливает бычка, подлец уже не встает. Главное — правильный угол, он говорит. Посмотришь.
Я посмотрел. Теперь это состязание не часто увидишь на родео. Слишком жестокое, слишком грубое. А в те времена не было условия, чтобы животное потом могло встать, доказав тем, что у него не сломана шея. Я подумал, что именно так и обошелся Сандаун со своим бычком. Он бросил лассо слева и завернул маленького толстого пегаша направо со всей быстротой, на какую тот был способен. Лассо, захватившее рога быка, протянулось за его задними ногами под углом девяносто градусов, и Сандаун резко натянул поводья. Голову быка рвануло в одну сторону, а ноги еще топали в другую. Он грохнулся оземь с такой силой, что весь стадион застонал. Сандаун стреножил его и поднял руки; бык за это время не шевельнул ни одним мускулом. Когда его развязали и он, шатаясь, поднялся на ноги, публика наградила его аплодисментами.
Джордж был прав, все дело в угле, под которым уводят лассо. Стоунуолл вырезал этот угол за пятками моего быка так, словно записывал за индейцем. Я показал третье время, всего на несколько секунд отстав от Джорджа. Сандаун опередил нас на добрых полминуты.
Всю вторую половину дня состязание следовало за состязанием — сплошная, нерасчлененная масса животных, пыли, солнца. Я все надеялся, что мне посчастливится выиграть еще раз и получить еще одну сладкую премию от Принцессы Сары. И в одном виде занял-таки с напарником первое место — в гонке дилижансов. Сандаун удивил меня, пригласив к себе в пару. Что еще удивительнее, предложил мне ехать кучером, а сам поедет слева, на месте охранника, и будет бросать камни в упряжку. Я ожидал противоположного: что он возьмет вожжи в свои опытные руки, а я своей молодой буду метать камни. Но у хитрого индейца была припасена одна штука. Палка с ложбинкой и с дырками для пальцев на одном конце и зарубкой на другом. В ложбинку укладывается короткая стрела; индейские ребята охотятся с этим орудием на кроликов. Атлатль как бы удлиняет предплечье и мечет стрелу с поразительной силой и точностью. Сандаун сказал, что он также хорошо годится для камешков.
— Они у меня побегут, — сказал он, глядя на четыре крупа впереди, — А ты смотри, чтобы не понесли.
Когда выстрелил пистолет, передняя левая лошадь, наверное, решила, что пуля попала в нее. Она чуть не свалила с ног остальных трех. Сандаун перезарядил свою катапульту.
— Сейчас по правой. Будь готов.
Еще один камень — и, так сказать, в десятку. Мы промчались мимо остальных дилижансов, подгоняемых слабо брошенными камнями. У поворота мы были первыми и заняли внутреннюю дугу. По внешней нас никто не мог обойти. Тем не менее Сандаун продолжал жгучий обстрел. Мы установили рекорд в гонках дилижансов, и он не побит до сих пор. В следующем году метательные орудия были запрещены. Но наше время занесено в книгу рекордов. Можете убедиться в этом сами.
Как на грех, приз в этот раз вручала сама Королева родео Прерия Роз Хендерсон. Верхняя губа над торчащими зубами у этой крупной девушки распухла и посинела в результате борьбы с быком, поэтому она только пожала нам руки и сразу отъехала. Джордж сидел на тюке сена под трибуной важных гостей, где расположилась троица наемных детективов Буффало Билла. Джордж встал и поздравил нас.
— Жалко, что у нее губа распухла. Я слышал, Прерия Роз Хендерсон может так поцеловать, что заодно удалит у тебя гланды.
Я устал, проголодался, мне было не до шуток. Трое пинкертоновцев тоже не улыбнулись. Джордж пошел рядом с Сандауном.
— Посмотрим доску — кто там записан на объездку с седлом.
— Вы идите, — сказал я, — Я не записывался.
— Я тебя записал, — сказал Джордж, — Пока ты лакомился сладкими лепешечками у дочек Меерхоффа.
— Они называются блинчиками. И сколько раз тебе говорить, шут возьми, я роупер.
— Очень может быть. Но через три минуты этот дядька с трехрогим мегафоном назовет тебя объездчиком.
Мой желудок бурчанием выразил свое недовольство, но его перебил мегафон. Сирена Клэнси объявил всем и каждому, что последним оу-фициальным состязанием сегодня будет езда на мустанге с седлом. Но сперва! Пока лошади и наездники готовятся, с любезного согласия «Феерии Буффало Билла "Дикий Запад"» — еще одно дополнительное развлечение.
— Ууу, — закряхтел Джордж, — Я думал, этот бизоний цирк больше не будет путаться под ногами.
Сандаун не проявил интереса, а мы с Джорджем пошли к арене смотреть.
Заиграл горн, и из ворот выехала рыжая О'Грейди. Она держала флаг кавалерии и на блестящем медном горне трубила атаку. На этот раз по ее сигналу появился сам Буффало Билл. Он выехал галопом на большой соловой лошади; его шестизарядный кольт сверкал, и длинная седая грива развевалась, совсем как у его лошади. Публика громко приветствовала его, он медленным галопом проехался вокруг арены, осадил лошадь радом с лошадью О'Грейди и рукой в перчатке показал на ворота. Женщина затрубила. Из ворот выехала платформа с борцовским рингом. Но на брезенте, огороженном канатами, стоял не Готч. Там стояли мистер Хендлс и ревущий бычок. Зазывала стоял на табурете в одном углу. Вол был привязан к талрепу в другом углу.