— «Губернатору Филлипу»? Что ж, возможно. Выходит, и вы Саммерса прочите в капитаны? Надеюсь, вы понимаете, что губернатор Маккуори должен его утвердить? Разумеется, назначение должны одобрить в адмиралтействе. И все — таки… Ладно. Я согласен.
— Тысяча благодарностей, губернатор!
— Приводите его сюда, и как можно быстрее. Что ж, перейдем к вашим делам, мой мальчик. Неделю-другую вас не станут сильно нагружать: отдохните, присмотритесь. Когда будете писать крестному, можете упомянуть… Впрочем, нет, не подобает…
— Мне доставит глубокое удовольствие упомянуть о вашей доброте, губернатор. Я вряд ли имею право спрашивать… но нельзя ли мне… самому сообщить капитану Саммерсу?
— Торопитесь, юноша! Я еще не подписал назначение! Боже мой, да нельзя же тяп-ляп подходить к такому серьезному делу, как повышение по службе!
— Прошу прощения, сэр.
— Ничего, ничего. Кстати, ваша матушка не из рода Фицгенри?
— Именно так, сэр. Мой отец…
— Вот бланки, видите — отпечатанные, все по-современному. Впрочем, покамест это все равно только «исполняющий обязанности». Вряд ли потребуется подпись Его Высочества, срочности нет никакой — да и вполне можно подождать, пока подтверждение придет из Англии, если, конечно, придет.
— Разумеется, сэр. В мирное время можно и подождать.
— Лейтенант Чарльз Саммерс… Второе имя? Нет… Корабль… Исполняющим обязанности… Подписано заместителем губернатора.
— Не знаю, как и благодарить вас, губернатор!
Филлип с любопытством оглядел меня.
— Что-нибудь для себя?
— Для себя? Позвольте, я отнесу ему эту бумагу?
Заместитель губернатора встревоженно взглянул на меня, но через секунду разразился громким смехом.
— Это и впрямь было долгое путешествие! Не следует такого говорить, но… Бене и Саммерс, да еще Камбершам, потом Андерсон, теперь вы… Любопытный экипаж на корабле подобрался!
— А поддерживаете ли вы связи с Индией, губернатор?
— Разумеется, через курьеров. Этим занимается Маркхем, передайте ему все, что хотите послать.
— Благодарю вас, губернатор.
— Кстати, Тальбот, — мы, представители власти, должны служить примером для остальных.
— Да, губернатор.
— В таком случае увидимся на заутрене.
Он на пару дюймов привстал над стулом, указывая в сторону двери. Все это было весьма далеко от тех радужных картин, которые я представлял, отплывая из Англии. Но радость, с которой я взял в руки документ для Чарльза, отодвинула все остальное. Я как на крыльях понесся к кораблю, точно Главк с доспехами (уж не знаю какими — золотыми ли, медными ли). Чарльз стоял на шканцах. Две повозки с багажом, подпрыгивая на булыжниках, удалялись от пристани, а за ними поспешали Бене и Андерсон! Да уж, эти двое времени не теряли.
Корабль между тем перевернули вверх дном: все люки раздраили, через борт спускали всевозможную кладь и грузы, матросы катили бочки, складывали штабелями тюки, пыль стояла столбом…
— Чарльз! Чарльз!
Я с разбегу перепрыгнул просвет, отделявший корабль от пристани. Позже, разглядев его ширину, я зарекся проделывать подобные глупости.
— Вот!
Чарльз мельком глянул на бумаги и тут же перевел взгляд на царившую кругом суматоху.
— Не сейчас, Эдмунд! Если за разгрузкой не следить, все тут же передерутся!
— Да прочтите же!
Взор его заметался между документом и работающими матросами. Вдруг Чарльз круто развернулся и уставился в бумаги, округлив глаза и разинув рот от изумления. Казалось, прошла вечность. Я развернул документ так, чтобы он прочел его от начала и до конца. С лица Чарльза схлынул румянец, он протянул руку и тяжело осел на палубу. Вот они — золотые доспехи!
Наконец Саммерс немного пришел в себя. Мы уселись на голую койку в опустевшей капитанской каюте. Выяснилось, что новоявленному капитану полагается носить эполет на правом плече. Мой дорогой друг застенчиво признался, что эполет у него действительно припасен — вернее, припрятан, — что, на мой взгляд, отлично характеризовало его скромную, но полную надежд натуру! Плавание изменило Чарльза, так же как и всех нас. Тем не менее я надеялся, что время вернет ему открытость и дружелюбие, коими он когда — то отличался. Несмотря на все мои мольбы сойти на берег, Чарльз отказался.
— Не успеешь оглянуться, они тут что-нибудь непотребное выкинут или вообще сбегут. Люди потеряли всякую осторожность — того гляди, кого-нибудь тюком придавит. Вы не представляете, чего мне стоит эта разгрузка. Хорошо хоть плавание затянулось, и у нас не осталось спиртного.
Я раздумывал, стоит ли сказать другу, что и Бене, и Андерсон рекомендовали его на пост капитана, но немедленно отбросил эту мысль. Вместо этого я не отставал от него до тех пор, пока он не согласился нацепить эполет. На мой взгляд, Чарльза требовалось срочно взбодрить — от потрясения у него наступил упадок. Провалявшийся где-то столько времени злосчастный предмет помялся, позолота стерлась и походила на медь, и в общем казалось, будто огромная птица — какой-нибудь орел или гриф — замарала с мачты плечо новоявленного капитана.
— Изумительно, Чарльз! Можно по-прежнему называть вас Чарльзом? Вы не станете возражать, если с моих губ случайно слетит обращение «капитан»?
— Я брежу.
— Пойдемте на берег, отпразднуем!
— Нет, на берег — к губернатору — я отправлюсь завтра. А сегодня…
Чарльз погрузился в молчание, и я заподозрил поначалу, что его мысли имеют отношении к вере, но вовремя заметил, как его пальцы ласкают деревянный бок койки — словно жених гладит столбики брачной кровати! Он встал, подошел к переборке и погладил ее тоже, постоял у окна, стер со стекла дымку, появившуюся от его дыхания…
— Что с вами?
Чарльз вернулся и снова сел рядом со мной.
— Вам не понять, Эдмунд. День, когда я стал гардемарином и впервые взял в руки секстан… День, когда я предстал перед адмиралтейским советом, где объявили о том, что мне присвоено звание лейтенанта… И вот теперь — капитан! Капитан? Да! И у меня есть корабль — мой корабль!
— Полноте! Вы заслужите и лучший! Капитан.
— Нет, вам не понять…
Наконец я оставил его, чтобы самому устроиться на берегу, в комнате, любезно указанной мне Маркхемом. Ушел я с чувством некоего разочарования, источник которого поначалу не мог определить. Подумав, я решил, что дело в той радости, с которой Чарльз принял командование полуразрушенным, поставленным на прикол судном!
Маркхем еще не вернулся с какой-то встречи. Я решил, что мое уныние и легкое недомогание объясняются голодом и жаждой, а потому отправился в единственное приличное заведение по соседству — где почувствовал себя еще более одиноким. Внезапно я вспомнил о письмах, расплатился и поспешил в губернаторский дворец. Тугая связка адресованной мне корреспонденции лежала на столе Маркхема. Я вскрыл конверт, который, судя по знакомому небрежному почерку, пришел от отца. Как обычно, не заботясь ни о грамотности изложения, ни о деликатности повествования, он сообщал, что крестный мой скончался от апоплексического удара — сказались неумеренные возлияния по случаю вестей о падении корсиканского тирана. Будущее мое лежало в руинах.