Принц приливов - читать онлайн книгу. Автор: Пэт Конрой cтр.№ 169

Инспектор Сассер выхватил у Амоса удостоверение и искромсал на куски ножницами своего швейцарского армейского ножа.

— Я крутил баранку, когда тебя еще на свете не было, — обиженно пробурчал дед.

— А я, мистер Винго, хочу дожить до вашего возраста. Если я позволю вам и дальше водить машину, боюсь, живых на дорогах нашего округа не останется. Давайте смотреть фактам в лицо: вы, сэр, человек немощный и на дороге представляете угрозу для общества.

— Немощный! — сердито повторил дед.

Его голос перекликался со стонами мистера Фрукта и сиреной подъезжавшей «скорой помощи».

— Я делаю это для вашего же блага, мистер Винго. И для блага общества, — добавил Сассер.

— Немощный! — продолжал возмущаться дед. — Давай-ка поборемся, парень, и тогда посмотрим, кто из нас немощный. А судьями нам будет весь город.

— Нет, сэр, — возразил Сассер. — Я должен ехать в больницу. Хочу убедиться, что с мистером Фруктом все в порядке.

В это время моя мать направлялась в аптеку Лонга за лекарствами для серьезно больной Изабель Ньюбери и видела стычку деда с инспектором Сассером. Однако, услышав вопль мистера Фрукта и скрип тормозов дедовского «форда», она тут же нырнула в магазин Вулворта. Мать не любила быть свидетельницей того, как кто-то из Винго оказывается на публике полнейшим придурком. Впоследствии мы выяснили, что мать в тот день была единственным человеком на улице Приливов, который знал, чем в действительности занимаются геодезисты на просторах округа Коллетон.

Через неделю дед написал письмо в «Коллетон газетт» и пожаловался на возмутительное поведение инспектора Сассера, публично изрезавшего на куски его водительское удостоверение. Дед намеревался доказать Сассеру и всему Коллетону, что он вовсе не немощный. Он бросил вызов «этому щенку» Сассеру, заявив, что осуществит сорокамильное путешествие на водных лыжах от Саванны до Коллетона. В случае успешного завершения воднолыжного пробега дед требовал официального извинения от Департамента дорожного движения и немедленной выдачи нового водительского удостоверения.

Услышав об этом, бабушка начала обзванивать пансионаты для престарелых по всей Южной Каролине, спрашивая, есть ли у них свободные места. А мы с Люком, отложив дела, занялись подготовкой моторной лодки к будущему пробегу. Дед был простым человеком, однако его голову неизменно посещали какие-нибудь идеи, спасавшие от скуки. Когда ему было пятьдесят, он первым в нашем округе встал на водные лыжи и первым в Южной Каролине прокатился на них без специальной обуви. Целых десять лет он удерживал рекорд штата по прыжкам с трамплина на водных лыжах, пока устроители Водного фестиваля обманным путем не включили в соревнование профессионального спортсмена. Увы, все это было в прошлом; к моменту своего дерзкого заявления дед уже десять лет как не вставал на водные лыжи.

— Дед, ты не хочешь приделать к ним колесики? — подтрунивал над ним Люк, когда мы грузили на борт лодки пару новеньких водных лыж.

— То колесо было моей грубейшей ошибкой, — вздохнул Амос. — Тогда все и подумали, что я начинаю сдавать. Нельзя было осквернять крест колесом.

— Далось тебе это удостоверение, — возмущалась бабушка. — Если тебе куда-то надо, я всегда тебя отвезу. Незачем выставлять свой идиотизм напоказ всему миру. Люди и так знают, что ты никудышный водитель. Зачем показывать им, что ты еще и на голову слаб?

— Господь сказал мне, Толита, чтобы я был более внимательным за рулем. Да, я совершаю ошибки, но не намеренно, а потому что постоянно вслушиваюсь в слова Господа.

— Уж не Господь ли посоветовал тебе этот пробег на водных лыжах? — съязвила бабушка.

— А кто же еще? Не из головы же я это взял, — всерьез ответил дед.

— Не сердись, Амос. Это я так. Ребята, вы уж присмотрите за дедом, — обратилась она к нам.

— Можешь не волноваться, — успокоил я Толиту.

— Кстати, папа, я рассчитываю заработать на тебе сто баксов, — сообщил наш отец, похлопывая Амоса по спине.

— Я не одобряю, когда спорят на деньги, — назидательно произнес Амос.

— И с кем же ты заключил пари? — осведомился Люк.

— Да с этим сукиным сыном, с этим мальчишкой Сассером, — захохотал отец. — Сассер будет ждать на причале с новым удостоверением, но он считает, что дальше Стенсил-крик деду не уехать.

— Стенсил-крик? Постой. Это же всего в миле от Саванны, — нахмурился дед.

— Ты бы лучше навестил доктора Кайзерлинга. Пусть он тебя обследует, — предложила деду Толита. Потом она повернулась к нам. — Амос в жизни к врачам не ходил.

— Я верю в вас, — вдруг вмешалась Салли. — Вы совершите это путешествие. Обязательно.

— Взгляни сюда, Салли. — Дед с гордостью согнул руку, демонстрируя мышцы. — Господь не наградил мужчин Винго выдающимся умом. Зато сделал их сильными и наделил необычайно тонким вкусом в выборе женщин.

— Как жаль, что меня Господь не наделил более тонким вкусом в выборе мужчин, — подхватила Толита. — Опять ты делаешь из себя посмешище, Амос. Лила даже постыдилась сюда прийти.

— Нет. Она занята с Изабель Ньюбери, — пояснил отец. — С тех пор как Изабель заболела, Лила — будто святая. Днюет и ночует там. Я ее почти не вижу.

Люк достал из бумажника пять двадцатидолларовых бумажек и подал отцу.

— Вот тебе сто баксов. Можешь спорить с кем угодно, что Амос Винго продержится на лыжах от Саванны до Коллетона.

— А мне вчера из Нью-Йорка позвонила Саванна, — сообщил дед. — Пообещала, что, если я совершу этот пробег, она напишет обо мне стихи.

Мы полезли в грузовичок.

— Боже, до чего у тебя дурацкий вид в этом гидрокостюме, — поморщилась Толита.

— Подожди, пока я вернусь с новеньким водительским удостоверением. Тогда я надену все лучшее и повезу тебя кататься по всему штату.

— Спасибо, что сказал. Я предупрежу мистера Фрукта, — вздохнула Толита.

В моих воспоминаниях о Юге есть удивительные и благоговейные моменты, удерживающие меня в вечном долгу перед жизнью и крепко привязывающие меня к ней. Обычно я боюсь пустоты и бессодержательности, скуки, безнадежности, порожденной бездействием. Смерть при жизни, свойственная среднему классу, — вот что заставляет отчаянно вздрагивать мои нервы и открывает поры моей души. Если я встаю раньше солнца и ловлю рыбу — я вновь соединяюсь с пульсом планеты. Если же вечером я включаю телевизор, поскольку не могу находиться наедине с собой или семьей, — я подтверждаю свое гражданство в стане живых мертвецов. Все, что связано с Югом, — это наиболее существенная, наиболее яркая часть меня. Вся моя человеческая идентичность обязана своим существованием моим глубинным воспоминаниям о Юге, интенсивность которых обусловлена тем, что я родился и вырос в семье, обладающей фатальной склонностью к необычным поступкам. У нас было принято откликаться на заурядные внешние события так, будто от этого зависит судьба страны. Бравада и экстравагантность были своеобразным павлиньим хвостом Винго, и каждый из нас, оказавшись во враждебной среде, стремился распушить свой хвост и блеснуть всеми красками и оттенками. Мы в большей степени управлялись инстинктами, чем разумом. У нас не получалось перехитрить противников, зато мы всегда удивляли их непредсказуемостью своих реакций. Лучше всего нам удавалось амплуа знатоков риска и опасности. Мы не бывали по-настоящему счастливы до тех пор, пока не затевали очередную семейную войну с остальным миром. Даже в красивых и благозвучных стихах моей сестры непременно ощущается надвигающаяся опасность. Все ее произведения звучат так, словно составлены из тонкого льда и рушащихся скал. Они обладают подвижностью, объемом, притягательностью. Поэзия моей сестры всегда неслась в потоках времени — дикая и неуправляемая. Совсем как старик, погрузившийся в воды реки Саванны с намерением проделать сорок миль на водных лыжах и доказать миру, что по-прежнему остается крепким мужчиной.