Правила Дома сидра - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ирвинг cтр.№ 140

Гомер чувствовал: слово «точно» неотвратимо поднимается в нем, как пузырьки со дна бассейна, — и зажал рот рукой. Уолли сидел на возвышении, выпрямив спину, перчатка на камнях, мяч наизготовке в руке. Гомер знал — не сдержись он сейчас, ляпни любимое словцо, пущенный этой рукой мяч мгновенно поразит его, не успеет он нырнуть в воду.

— Она знает, что делает, — промямлил он.

— Всегда знала. А ей идет зрелый возраст. Ты заметил?

— Очень идет, — согласился Гомер, выходя из бассейна. Уткнулся лицом в полотенце, зажмурился и вдруг увидел тонкую сеточку морщин в уголках глаз Кенди, веснушки на груди — она любила подставлять грудь солнцу. На животе у нее тоже морщины — растяжки, которые оставила на гладкой, упругой коже беременность. Интересно, знает ли Уолли. отчего они. На тыльной стороне узких длинных ладоней уже заметно проступали вены. Но она по-прежнему была очень красивая женщина.

Наконец Кенди с Анджелом вышли из дома готовые ехать на пляж. Гомер вглядывался в лицо сына — осознал ли он, что отец назвал Кенди матерью; но в лице Анджела ничего не изменилось, и Гомер так и не понял, заметил ли сын его обмолвку. И не мог решить, сказать ли Кенди, что Уолли заметил. Поехали в желтом джипе. За рулем Кенди, Уолли рядом на специальном сиденье, а Гомер с Анджелом устроились сзади. Всю дорогу на пляж Уолли напряженно глядел в окно, как будто впервые видел дорогу, ведущую из Камня в Бухту. Как будто он только что выпрыгнул из самолета над Бирмой, казалось Гомеру, только что раскрылся парашют и он выискивает взглядом, где приземлиться.

И Гомер впервые сказал себе: Кенди права.

Он знает. Уолли все знает.

В яблочном павильоне ничего не менялось. Там тоже жили одной семьей. Не было только Дебры Петтигрю; младшая сестренка Толстухи Дот вышла замуж за парня из Нью-Гэмпшира и навещала родных только на Рождество.

Гомер с Анджелом проводили Рождество в Сент-Облаке. Утреннюю трапезу делили с Кенди и Уолли, одаривали друг друга, набивали гостинцами машину и отправлялись в путь. К вечеру были в Сент-Облаке, поспев как раз к рождественскому столу. Как плакала, увидев их, сестра Анджела! А сестра Эдна обливалась слезами, прощаясь с ними. Д-р Кедр был дружелюбен, но сдержан.

Яблочный павильон был все тот же. Как и Сент-Облако. Пожалуй, отличался даже большим постоянством, как бы законсервировался, чего про приют не скажешь. Главное, в нем были все те же люди. А в Сент-Облаке детские личики за столами все время менялись.

Эрб Фаулер так все и жил с Лиз Тоуби, которую все по-прежнему звали Лиз-Пиз; ей уже было под пятьдесят, замуж за Эрба она не вышла, да он ей и не предлагал, но она все же приобрела привлекательную величавость замужней дамы. Эрб, как и раньше, сыпал грубыми, столетней давности шутками, предметом которых были его знаменитые резинки; но теперь это был сухопарый, седой старик за шестьдесят, с великоватым для его сложения животиком, походившим на украденный и спрятанный под рубаху арбуз. Злюка Хайд полысел, округлился, но остался все тем же добряком. В павильоне, как прежде, верховодили его жена Флоренс и Толстуха Дот; их веселый нрав ненадолго омрачила смерть Грейс Линч. Эти две женщины с руками в три обычных обхвата, как и пятнадцать лет назад, то и дело смешили Айрин Титком, и та, как и встарь, отворачивала лицо, пряча шрам от ожога. Мягчайший Эверет Тафт, к своему великому счастью, не отвечал больше за наем дополнительных рабочих рук, эта обязанность перешла к Гомеру. А ненависть Вернона Линча ко всем и вся была столь монументальна, что не замечала таких мелочей, как возвышение Гомера или смерть Грейс. Он по-прежнему был во власти неукротимой злобы, точившей его шестьдесят с лишком лет.

Гомер Бур поставил диагноз: у Вернона в голове незлокачественная опухоль, которая не растет, но постоянно раздражает в мозгу какой-то центр. «Сидит там и нервирует, как плохая погода», — подшучивал над Гомером пчеловод Айра Титком. Айре было шестьдесят пять, но на прицепе, в котором он возил ульи, стояли другие цифры — число пчелиных укусов за всю жизнь.

— Всего двести сорок один раз, — сказал он Гомеру. — А я вожусь с пчелами с девятнадцати лет. Значит, всего пять целых девять десятых укусов в год. Неплохо, а?

— Точно, — ответил Гомер, мысленно увернувшись от прямого удара в челюсть бейсбольным мячом, летящим с быстротой ножа в руке мистера Роза.

Гомер тоже вел свой счет; записывал карандашом числа любовных свиданий с Кенди (стирал старое, ставил новое) на обратной стороне фотографии Уолли с экипажем «Ударов судьбы». Всего двести семьдесят, только на три десятка больше пчелиных укусов Аиры. Гомер не знал, что и Кенди ведет счет, число «270» стояло на обороте другой фотографии, где она учит Гомера плавать. Фотография была, как бы случайно забыта в туалетной, общей ее и Уолли. То ее загораживала коробка с салфетками, то шампунь. Туалетная была тесновата, Олив успела до болезни оборудовать ее: пустила вдоль стен металлические поручни, чтобы Уолли мог без посторонней помощи садиться на унитаз и залезать в ванну.

— Образцовая туалетная инвалида, — говорил Уолли. — Мечта обезьян, есть на чем повисеть.

Однажды тем летом, возвращаясь с пляжа, они остановились на спортплощадке начальной школы Сердечной Бухты. Уолли с Анджелом захотелось поупражняться на трапециях. Анджел очень ловко на них работал, а руки у Уолли были такие сильные, что он качался с обезьяньей силой и грацией. Они совершали головокружительные полеты и вскрикивали, как мартышки, приближаясь к машине, где их ждали Кенди с Гомером.

— Два наших ребенка, — сказал Гомер единственной женщине в его жизни.

— Да, наша семья, — улыбнулась Кенди, следя, как Уолли с Анджелом взмывают вверх и падают вниз.

— Полезнее, чем торчать у телевизора, — сказал Гомер, он всегда думал об Анджеле и Уолли как о больших детях. Кенди тоже считала, что Уолли слишком пристрастился к телевизору. Это дурно влияло на Анджела, который охотно подсаживался к нему.

Уолли был без памяти от телевизора, даже подарил один Сент-Облаку. Гомер отвез его туда, но там телевизор принимал плохо, что, наверное, смягчало впечатление от слушаний комиссии Маккарти — первый сюжет, увиденный д-ром Кедром на телевизионном экране.

«Слава Богу, что было почти ничего не видно», — написал он Гомеру.

Сестра Каролина в этом году часто бывала в плохом настроении. Если американская армия и правда заигрывает с коммунистами, как утверждал сенатор Маккарти, ей Сам Бог велит пойти служить в армию, говорила она.

Силясь разглядеть сенатора сквозь прыгающие строки и другие помехи, д-р Кедр пришел к заключению:

— По-моему, он выпивает. Держу пари, этот парень долго не проживет.

— Чем меньше, тем лучше, — припечатала сестра Каролина. В конце концов было решено от телевизора отказаться, хотя сестра Эдна и миссис Гроган успели к нему пристраститься. Д-р Кедр заявил, что телевизор для детей хуже, чем религия. «Но, Уилбур, — протестовала сестра Эдна, — это не так вредно, как ваш эфир». Уилбур Кедр был, как всегда, непреклонен. И подарил телевизор начальнику станции, это изобретение как раз для таких придурков; будет чем забивать голову в перерывах между мельтешением вагонов. Уилбур Кедр был первый человек в Мэне, давший телевизору меткое определение «ящик для идиотов». В Мэн, а тем более в Сент-Облако, достижения цивилизации приходили с большим опозданием.