У нас был преподаватель испанского языка — высокомерный человек, требовавший совершенства. Тем, кто недотягивал до его стандартов, он заявлял с равнодушием небожителя, что мы кончим Уичитским университетом. Я не знал тогда, что город Уичито находится в штате Канзас. Мне это слово казалось чем-то вроде позорного клейма: если мы недостаточно талантливы для Гарварда, университет в Уичите — это все, чего мы стоим. «Иди ты в задницу, — мысленно возражал я надменному “испанцу”. — Если мне светит Уичито, тогда моя цель — быть там первым».
Потом Тед Сибрук уехал в Иллинойс. Думаю, вряд ли тот преподаватель был высокого мнения и об Иллинойсе. Помню, я рассказывал Теду, что среди моих преподавателей испанского два — вполне приятные люди, а один — никуда не годится.
— Два — один хороший счет. Тебе не на что жаловаться, — ответил мне тренер Сибрук.
Ломоть весом в пол фунта
Мои занятия борьбой у тренера Сибрука ознаменовались двумя событиями. Во-первых, мы сменили место наших тренировок, перебравшись из подвального помещения старого спортивного зала в верхнюю часть крытого стадиона, прозванного «клеткой». В отведенном нам зальчике было довольно жарко. Тепло шло от гаревой дорожки, находившейся под нами, а также от другой дорожки — с деревянным покрытием. Она огибала верхний уровень, и оттуда постоянно доносился ритмичный топот бегущих ног. Правда, во время тренировок мы не слышали бегунов. В нашем зальчике была массивная раздвижная дверь. До и после тренировок она открывалась, а во время наших занятий ее держали плотно закрытой.
Во-вторых, событием, также ставшим вехой моей жизни в Эксетере, стала замена борцовских матов. Я начинал тренироваться на матах, набитых конским волосом. Снаружи мат был покрыт синтетической пленкой: она уменьшала трение тел и предохраняла кожу от специфических «борцовских» ожогов. Польза от такого покрытия была средненькая. С ним происходило то же, что происходит с постельными простынями, — оно растягивалось и провисало. Появлялись складки, которые травмировали лодыжки. К тому же маты из конского волоса плохо поглощали силу удара. По сравнению с ними новые маты показались нам верхом комфорта. Ими оборудовали наш новый зальчик.
Новые маты были гладкими и вообще не имели покрытия. Они так разогревались от тел борцов, что если бы на мат бросили яйцо (примерно с высоты колена), оно бы не разбилось. (Когда кто-нибудь проводил такую проверку и яйцо разбивалось, мы говорили, что мат недостаточно прогрелся.) Тренируйся мы по-прежнему в подвале, на холодном полу поверхность матов быстро бы изменилась до неузнаваемости. Впоследствии пара таких матов лежала в неотапливаемом сарае моей вермонтской «резиденции». В середине зимы они по задубелости не уступали доскам пола.
Большинство наших состязаний проходили в «клетке», но не в тренировочном зале. За деревянной беговой дорожкой находился парапет (тоже деревянный), имевший форму буквы L. Оттуда и с трека за нашими состязаниями могли наблюдать от двухсот до трехсот зрителей. Свои маты мы расстилали на баскетбольном поле (его размеры были меньше стандартных). Скамейки вокруг поля не могли вместить всех желающих, и большинство наших поклонников устраивались на парапете или на треке. Получалось что-то вроде чайной чашки, на дне которой мы и состязались, а зрительская толпа располагалась по ее «ободу».
Место наших соревнований вполне справедливо окрестили «ямой». Запах гари, поднимавшийся с нижней дорожки, напоминал о лете, хотя борьба считается зимним видом спорта. Из-за постоянно открываемой входной двери в «яме» было довольно прохладно. В зальчике мы привыкли тренироваться на теплых матах, а здесь они становились холодными и жесткими. Иногда наши соревнования проводились одновременно с соревнованиями по бегу, и выстрел стартового пистолета отдавался в «яме» гулким эхом. Меня всегда подмывало спросить у борцов из других городов, что они думают о подобной стрельбе.
Мой первый матч в «яме» многому меня научил. В командных соревнованиях старшеклассников борцы-первогодки и даже борцы второго года редко добиваются победы. В Нью-Гэмпшире пятидесятых годов борьба не являлась массовым видом спорта, значительно уступая бейсболу, баскетболу, хоккею и лыжам. Каждый спорт имеет свои алогичные особенности, которые нужно освоить. Сами собой они не проявятся. В борьбе это очень заметно. Захват обеими ногами — отнюдь не синоним ножного захвата в американском футболе. В борцовском поединке ты стремишься не просто сбить противника с ног, а контролировать его. Чтобы опрокинуть противника с помощью его же ног, нужно сделать больше, чем просто опрокинуть его. Вам нужно подсунуть под противника свои бедра, приподнять его над матом и лишь потом опрокидывать. И это только один пример. Достаточно сказать, что борец-первогодок оказывается в невыгодном положении, выступая против опытного соперника, и это не зависит от физической силы и здоровья.
Сейчас я уже точно не помню, какое стечение обстоятельств неблагоприятного свойства (чья-то болезнь, травма или чьи-то семейные неурядицы, а может, все вместе) привело меня на мое первое состязание в «яму». Я довольствовался тренировками с другими первогодками и борцами второго года. В нашем зальчике существовала весовая «лестница». Я занимал на ней не то четвертое, не то пятое место (речь идет о весовой категории до ста тридцати трех фунтов). Но тот, кто находился на первой «ступеньке», не то заболел, не то получил спортивную травму. Идущий за ним, кажется, недобрал веса, а третий вместо соревнований поехал домой, поскольку его родители разводились. Может, дело обстояло не совсем так. Кто теперь помнит? Какими бы ни были причины, но я оказался лучшим кандидатом на состязание в весовой категории до ста тридцати трех фунтов.
Эту неприятную новость мне сообщили в столовой Академии, где я подрабатывал официантом, обслуживая столики преподавателей. Я еще не успел поесть, иначе мне пришлось бы засовывать два пальца в рот и удалять съеденное. Но даже и без еды я на четыре фунта превышал названную весовую категорию. Чтобы скинуть вес, я надел лыжный костюм и почти час бегал по деревянному треку. После бега я отправился в наш зальчик и полчаса прыгал со скакалкой, облачившись в «костюм-парилку» и надев сверху фуфайку с капюшоном. Я добился желаемого результата — теперь мой вес на одну восьмую фунта недотягивал до ста тридцати трех фунтов. В комнате взвешивания я впервые увидел Винсента Буономано — своего противника из школы Маунт-Плезант в Провиденсе, штат Род-Айленд. Он защищал титул чемпиона Новой Англии.
Если бы мой вес был выше ста тридцати трех фунтов, это грозило бы нашей команде весьма ощутимыми неприятностями. Превышение веса приравнивалось к разложению на лопатки и в те дни отнимало у команды пять очков. Тренер Сибрук искренне надеялся, что соперник меня на лопатки не положит. Между тем недобор веса тоже карался, но тремя очками в общекомандном зачете, невзирая на счет в индивидуальных состязаниях борца. Теперь передо мной стояла задача сделать так, чтобы эти три очка стали единственным ущербом, который я нанес нашей команде.
Первые пятнадцать или двадцать секунд поединка эта цель казалась мне достижимой. Но затем Винсент применил захват. Я оказался на спине и, чтобы не быть пригвожденным к мату, остаток раунда провел с выгнутой шеей (у меня была крепкая шея). Позицию во втором раунде выбирал я. По совету тренера Сибрука я выбрал верхнюю. (Тед знал, что внизу я едва бы уцелел.) Однако Буономано тут же меня перевернул, и остаток времени я пытался высвободить спину. Надо признать: очки за это мне засчитали незаслуженно, поскольку противник меня отпустил. Он думал, что будет проще, применив захват, разложить меня на лопатки. Один из таких захватов вдавил меня носом в мат. Винсент сжимал мои руки, и я никак не мог смягчить удар. (Тогда я понял смысл выражения «искры из глаз».)