Чужие сны и другие истории - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ирвинг cтр.№ 61

Герр Теобальд умер. Как-то ночью ему показалось, что в пансион проник грабитель. Он вышел в коридор и действительно увидел фигуру в полосатом костюме. Однако то был не вор, а всего лишь неугомонный медведь Дуна, которого сестра Теобальда нарядила в костюм, оставшийся от толкователя снов. Зачем она это сделала, я так и не узнал (мой вопрос повис в воздухе). Как бы там ни было, но герр Теобальд перепугался, схватился за сердце, упал и умер.

Судьба калеки, ходившего на руках, оказалась гораздо трагичнее. Он поднимался на эскалаторе и почти уже поднялся, когда вдруг браслет его часов зацепился за скобку в стенке балюстрады. Несчастному было не снять часы и не отскочить. Возможно, он все же остался бы жив, но в тот день калека, будто назло, надел галстук (обычно он не носил галстуки, поскольку при ходьбе на руках они волочились по полу и тротуарам). Ступенька эскалатора подхватила галстук и потащила к площадке схода, а затем под площадку… Калеку задушило его же галстуком. Позади образовалась небольшая очередь. Люди пятились назад, сопротивляясь движению эскалатора, пока у кого-то не хватило смелости переступить через труп калеки. В мире хватает механизмов, которые, при всей их полезности, вдруг оказываются непредумышленно жестокими к тем, кто ходит на руках.

Сестра герра Теобальда продолжала свой невеселый рассказ… Пансион «Грильпарцер» потерял и класс С. После смерти брата все тяготы управления пансионом легли на ее плечи. Времени на Дуну оставалось все меньше. А медведь старел, дряхлел и еще более коснел в своих дурных привычках. Однажды он ни с того ни с сего напал на почтальона и столкнул того с лестницы. Падая, почтальон сломал бедро. Он обратился в полицию, где вспомнили про давнишнее постановление городских властей, запрещавшее держать диких животных в местах, где они представляют опасность для людей. К таким местам относился и пансион «Грильпарцер». Словом, Дуна оказался вне закона.

Какое-то время сестра герра Теобальда держала медведя в клетке, на заднем дворе. Но там его донимали дети и собаки. Во двор выходили окна соседнего дома, и оттуда в клетку бросали пищу. Медведь, не привыкший к клетке, одичал. Если детям и собакам было не пролезть сквозь прутья клетки, то чья-нибудь кошка без труда оказывалась внутри, прельстившись едой. Дуна лишь притворялся спящим. Через несколько минут он уже закусывал кошкой. Это решило его дальнейшую судьбу. Дуну дважды пытались отравить. Тогда он вовсе перестал есть и тощал на глазах. Оставался единственный выход — передать медведя в Шёнбруннский зоопарк. Но и туда его могли не взять. Кому нужен старый, беззубый и больной медведь? А вдруг он болен чем-то заразным? К тому же долгие годы, проведенные среди людей, когда с ним обращались как с человеком, разительно отличались от монотонной жизни обитателей зоопарка.

Дуна привык жить в помещениях. От переселения в дворовую клетку медведь заработал сильный ревматизм. Но еще трагичнее для него была утрата навыков катания на уницикле, который передали в зоопарк вместе с медведем. Едва попытавшись оседлать уницикл, Дуна свалился. Кто-то из зрителей засмеялся. Со слов сестры Теобальда я узнал об особенности характера медведя: если над его действиями смеялись, он ни за что не повторял их снова… В зоопарке Дуна прожил недолго — менее двух месяцев. Относились к нему очень заботливо, но умер медведь, как ни странно, от унижения. Ослабленный медвежий организм подхватил сыпь, и для лечения Дуне состригли шерсть на груди. Служитель зоопарка рассказал сестре Теобальда, что большего позора придумать для медведя невозможно.

Сестра Теобальда сводила меня на двор и показала пустую клетку. Все, что можно было съесть, растащили птицы. В углу возвышалась окаменевшая груда медвежьего дерьма. Она уже ничем не пахла, как не пахнут трупы жителей Помпеи. Я сразу подумал о Робо. От медведя хоть что-то осталось.

В машине я бросил взгляд на счетчик и расстроился еще сильнее: на нем не прибавилось ни километра. Теперь в пансионе «Грильпарцер» некому было тайком кататься на чужих машинах.

— Когда мы отъедем подальше от твоего драгоценного «Грильпарцера», я с удовольствием послушаю, зачем ты привозил меня в эту мерзкую дыру, — сказала мне жена.

— Долго рассказывать, — ответил я.

Я замолчал и задумался. Меня поразило бесстрастие, с каким сестра герра Теобальда рассказывала о прошлом. Ни слез, ни горечи в голосе. Она говорила монотонно, будто пересказывала содержание романа и несчастливая участь его персонажей не имела к ней никакого отношения. А персонажи много лет подряд готовили жалкий и провальный номер под названием «повышение классности пансиона “Грильпарцер”».

Читатели романа «Мир глазами Гарпа», возможно, помнят, что «Пансион “Грильпарцер”» — это первый рассказ Т. С. Гарпа и первое в романе доказательство литературных способностей молодого писателя. На момент написания «Грильпарцера» он и в самом деле был очень молод. Гарпу было всего девятнадцать. Покойный Генри Роббинс — мой дорогой друг и издатель романа — как-то посетовал мне, что для девятнадцатилетнего парня этот рассказ слишком уж «хорош и талантлив».

Я с ним спорил: мне хотелось доказать определенную закономерность, под которую подпадал и Гарп. У многих американских писателей их первое произведение было лучшим из всего, что они написали впоследствии. После «Грильпарцера» Гарп писал все хуже и хуже. Однако, по мнению Генри, «Грильпарцер» воспринимался так, словно написать подобный рассказ — пара пустяков. И тогда, по предложению Генри и ради большей достоверности романа, я разбил рассказ на две части. Я заставил Гарпа начать его писать, затем — увязнуть в сюжете и забросить рассказ. Молодой писатель так и делает: он на несколько месяцев забывает о «Грильпарцере». За это время умирает его подружка — венская проститутка, и этот эпизод из реальной жизни подсказывает Гарпу концовку рассказа.

Я согласился с доводами Генри, и «Пансион “Грильпарцер”» оказался разбитым на две части. В таком виде он предстает перед читателями романа «Мир глазами Гарпа». Я сознавал правоту Генри, однако меня просто бесила необходимость делить рассказ на части; тем более что за два года до выхода романа «Мир глазами Гарпа» рассказ «Пансион “Грильпарцер”» был целиком напечатан в журнале «Антеус» (зима 1976 г.) и получил Пушкартовскую премию. Но я подозреваю, что большинство читателей впервые увидели его в «Гарпе», в разделенном виде. Потому мне и захотелось опубликовать «Пансион “Грильпарцер”» здесь — опять целиком, чтобы читателям он запомнился именно таким.

В середине романа, когда у Гарпа случается «кризис жанра» и он перестает писать, молодой автор рассуждает: «Но что все это означало? Тот сон, циркачи-неудачники и события в их жизни? Ведь все это нужно было увязать воедино. Как рассказать о событиях, чтобы они не выглядели выдумкой? И какая концовка могла бы соединить все части повествования в одно целое?»

«Пансион “Грильпарцер”» — самый любимый из моих рассказов. Он ценен для меня тем, что и бабушкин сон, и эпилог, и вообще все в нем «соединяется в одно целое». «Жалкий и провальный номер» персонажей «Грильпарцера», затеянный ими, чтобы повысить классность пансиона, — предвестник темы «смертельных случаев» в романе, у которого есть свой эпилог. Я люблю эпилоги, и читатели моих романов об этом знают.