— Я не против, если нужно вытащить из водосточной трубы с полдюжины орехов, — все так же улыбаясь, сказал Бардлонг. — Или несколько раз за ночь проснуться, думая, что в мою крышу с лету врезался журавль.
Бардлонг сделал паузу.
— Я даже не против ходить в этой шляпе.
Он снял шляпу и церемонно взмахнул ею, как средневековый кавалер, приветствующий даму. Кит молилась, чтобы сейчас орех долбанул его прямо в веснушчатую лысину. Однако Бардлонг был иного мнения на этот счет. Он быстро вернул шляпу на голову. И вот тогда с дерева упал очередной орех. Джордж и Кит присели, обхватив головы руками. Бард лонг не дрогнул. Падающий орех со свистом рассек воздух и, ударившись о стену, отделявшую участки, раскололся пополам. Орех был крупным, величиной с бейсбольный мяч.
— Осенью с этим деревом не соскучишься, — сказал Бардлонг. — Моя жена вообще к нему не приближается. Узница своего же двора.
Он засмеялся, обнажив ряд золотых зубов — свидетельство процветающего бизнеса по производству тормозов и амортизаторов.
— Но вы правы. Красота цены не имеет, а дерево красиво. Однако вред, причиняемый водой… — У Бардлонга вдруг изменился голос. — Это ощутимый вред.
Ронкерс подумал, что Бардлонгу удалось произнести слово «ощутимый» на манер юридического термина.
— И если вы намерены потратить деньги на спиливание половины дерева, лучше не поскупиться и спилить его целиком. Когда ваш подвал затопит, вам уже будет не до шуток.
Последнее слово Бардлонг произнес как нечто непристойное. Нравилось это Ронкерсам или нет, но их сосед умел подавать серьезные вещи под видом шутки, рассчитывая, что умный человек поймет намек.
— Ронч, тебе же ничего не стоит забраться на крышу и прочистить водосточные трубы, — сказала Кит.
— Ему ничего не стоит, а вот я уже стар для таких вещей, — со вздохом сказал Бардлонг, будто любил лазать по крышам и сожалел, что больше не может этого делать.
— Ронч, ты бы мог прочищать и водосточные трубы мистера Бардлонга. Скажем, раз в неделю, пока не упадут все орехи.
Ронкерс посмотрел на гладкую поверхность крыши Бардлонга. Крутая, высокая крыша. У него в мозгу замелькали газетные заголовки: «ВРАЧ УПАЛ С ЧЕТВЕРТОГО ЭТАЖА!..», «ГОЛОВА УРОЛОГА РАСКОЛОЛАСЬ, КАК ОРЕХ!..», «ДЕРЕВО, ОБОРВАВШЕЕ КАРЬЕРУ!».
Ронкерс быстро сообразил, что к чему. В будущем победа могла быть более ощутимой; сейчас он мог победить лишь наполовину. Бардлонг скрытничал, но старик явно из тех, кто умеет принимать решения и добиваться их исполнения.
— Вы могли бы порекомендовать специалиста-пильщика? — спросил Ронкерс.
— Ронч, ты что? — закричала Кит.
— Мы уменьшим высоту дерева наполовину, — отчеканил Ронкерс.
Он решительно двинулся к месту развилки стволов, поддевая ногами горки скопившихся орехов.
— Я думаю, отпилить надо вот здесь, — с энтузиазмом отозвался Бардлонг.
Чувствовалось, он давным-давно наметил высоту спила.
— Конечно, придется раскошелиться, — добавил он тоном, каким, видимо, привык говорить на собраниях своей компании. — Надо будет надежно закрепить веревками ветки, чтобы они не упали на мою крышу.
«Надеюсь, они протаранят твою крышу», — злорадно подумала Кит.
— Кстати, если вы решитесь спилить дерево целиком, то сэкономите время и деньги. Тогда оно упадет вдоль разделительной стены. Представляете? До улицы остается еще приличное расстояние.
Ветви черного ореха нависали над ними. Бардлонг давным-давно все измерил и просчитал. «Обреченный пациент, — подумал о дереве Ронкерс — И может, с самого начала».
— Я бы очень хотел, мистер Бардлонг, чтобы ваш дом ничуть не пострадал, — сказал он вслух.
Ронкерс держался с достоинством, сохраняя некоторую дистанцию. Бардлонг уважительно отнесся к деловой сметке своего молодого соседа.
— Я бы мог вам это устроить, — предложил Бардлонг. — Я знаю хороший персонал.
Услышав слово «персонал», Ронкерс почему-то сразу подумал про водителей громадных грузовиков из бывшей фирмы Бардлонга.
— Если вы мне позволите взять эти хлопоты на себя, вся работа обойдется вам дешевле, — с раздражающей уверенностью заявил Бардлонг.
Кит уже раскрыла рот, чтобы возразить, но Ронкерс ее опередил.
— Буду вам очень признателен, мистер Бардлонг. А пока давайте уповать на везение. Это я о наших с вами водосточных трубах.
— Мы поставили новые окна. Они не потекут, — с упрямством подростка выпалила Кит. — И кого волнует вода в старом подвале? Мне на нее точно наплевать.
Ронкерс попытался ответить Бардлонгу такой же терпеливой и понимающей улыбкой, способной довести до бешенства. Улыбкой, которая говорила бы: «Да, я терплю и свою жену тоже». А Кит надеялась, что дерево обрушит на двух грешников весь груз еще не упавших орехов.
Позже, когда они вернулись в дом, она продолжила разговор.
— Ронч, а вдруг бедняга Кеслер это увидит? Он ведь иногда здесь бывает. Как ты объяснишь ему, что пошел на поводу у Бардлонга и предал дерево?
— Ничего я не предавал! — возразил Ронкерс, начиная раздражаться. — Люди не могут быть заложниками какого-то дерева. У Бардлонга есть все основания дать законный ход этому делу. А у меня нет законных способов ему помешать. Спилить дерево наполовину — разумный компромисс. Ты должна была это понять.
— А как ты объяснишь это старому Кеслеру? — не унималась Кит. — Мы же ему обещали.
— Дерево останется.
— Половина!
— Лучше, чем ничего.
— Но что Кеслер о нас подумает? — снова спросила Кит. — Он решит, что Бардлонг убедил нас и теперь мы тоже считаем дерево досадной помехой. Еще немного, и мы спилим его полностью. Вот что он подумает.
— Кит, но дерево — помеха, и более чем досадная.
— Я только хочу услышать, какими словами ты будешь объяснять это мистеру Кеслеру.
— Мне ничего не придется ему объяснять, — сказал Ронкерс. — Кеслер в больнице.
Новость ошеломила Кит. Кеслер всегда нравился ей своей особой крестьянской открытостью. Такие люди должны жить вечно.
— Ронч, — уже не столь уверенно продолжала Кит, — но ведь он выйдет из больницы. И что ты скажешь ему, когда он снова забредет в наши края посмотреть на свое дерево?
— Он не выйдет из больницы.
— Ронч! Не говори так…
Зазвонил телефон. Обычно трубку брала Кит. Она умела отсекать ненужные звонки. Но сейчас мысли Кит были поглощены старым Кеслером. Он стоял перед ее мысленным взором в своих поношенных кожаных шортах, из-под которых торчали тощие, лишенные волос ноги.
— Я слушаю, — сказал в трубку Ронкерс.
— Доктор Ронкерс?