Затем села в постели, и здесь я увидел странную вещь, она вела себя так, словно голой я ее не видел и не исследовал, она завтракала, стараясь тщательно прикрыться одеялом, и когда оно сползало, обнажая плечи и грудь, нервно поправляла, глядя на меня с виноватой улыбкой, а закончив завтракать, попросила меня выйти из комнаты, ей, видите ли, надо одеться. Здесь, правда, случился небольшой конфуз, ведь кроме моей рубашки никакой другой одежки в этой комнате не оказалось, что чрезвычайно удивило ее, но врожденная деликатность не позволила мне напомнить, что раздевалась она там, где я ей постелил, сюда же она пришла в моей рубашке, поэтому я ограничился лишь робким замечанием, что ее одежда находится в соседней комнате и, если нужно, я принесу. Это известие также вызвало немалое удивление, и она поинтересовалась, зачем я вынес ее одежду в соседнюю комнату. Я мог сказать, что об этом думаю, однако сдержался и ответил, что не помню. Что такое провалы в памяти, она, очевидно, знала и, удовлетворившись ответом, попросила, чтобы я отвернулся, а сама пошлепала в соседнюю комнату. Оттуда она вернулась уже при полном параде.
Я так и не понял, что это было: игра, стеб или действительно потеря памяти. Когда я попытался обнять ее и возобновить ночной контакт, она вывернулась и сказала:
– Мы же договорились – не торопить события.
Я предложил сходить на здешнее озеро, утро было солнечное, а вода после грозы, должно быть, теплая.
– Чудесное предложение, – засмеялась она, – но ведь у меня нет купальника.
– Зато у меня он есть. Для тебя, – тоном доброго волшебника сообщил я, вспомнив, что свой запасной совсем новенький купальник оставила у меня Лидка. Если она и вспомнит о нем, скажу, что сжег на костре, приняв за остатки гардероба моей жены. Тут уж, конечно, Лидка возмутится, ну и что, куплю ей другой.
– У тебя? Купальник? – удивилась Марьяна. – И какая же из твоих любовниц его оставила?
– Знаешь, я когда-то купил в подарок для одной девушки, но мы вскоре разбежались. С тех пор он и лежит в шкафу без дела. Совсем новенький. Сейчас принесу.
Марьяна придирчиво исследовала его, ощупав каждый рубчик.
– А ведь грудь у твоей девушки была побольше моей. Тебе нравятся такие… грудастые?
– Не обязательно. Определенно, что мне не нравится, – это их отсутствие.
– Девушек?
– Нет, этих… грудей.
– А еще что?
– Узкие бедра.
– Ну, это нам не угрожает. Можно примерить?
Я кивнул, и она зашла в ванную, появившись оттуда уже облаченной в купальник, который сидел на ней как влитой благодаря тому, что бюстгальтер не застегивался, а завязывался, и она его стянула просто идеально.
– Умеешь ездить на велосипеде? – спросил я.
– Мы поедем на велосипеде?
– У меня их два.
– Я когда-то ездила. И далеко нам ехать?
– Километров пять. Там такая красота вокруг.
Я быстренько упаковал в рюкзак коврик, вино с закуской, и мы тронулись. Марьяна неплохо справлялась с велосипедом, а поскольку я выделил ей навороченную французскую машину, так она меня еще и всю дорогу обгоняла. В будний день людей на озере было немного, мы заняли местечко поудобнее рядом с кустами, чтобы можно было легко сменить солнце на тень. Вода была теплой на поверхности, однако глубже окутывала холодом, здесь было много родников. Искупавшись, мы улеглись на берегу, и я спросил, почему она сказала, что это я сам все испортил, когда она хотела со мной заниматься любовью. Марьяна бросила на меня изумленный взгляд:
– Я такое говорила?
– Ты и этого не помнишь? – слегка возмутился я, приготовившись сказать ей пару теплых слов.
– А разве существует еще что-нибудь, чего я не помню? – поразилась она настолько искренне, что я обиженно прикусил губу.
– Только не обижайся, – прижалась она, – ведь я могла и забыть. А к чему я это сказала?
– Ты говорила, цитирую дословно, что не отдалась мне, хотя и хотела…
– А-а… И дальше? Ты что сказал?
– Я спросил: что тебе помешало?
– А я?
– А ты сказала, что я сам все испортил. А когда я удивился, ты советовала самому подумать, дескать, все очень просто и я сам когда-нибудь буду диву даваться, что не догадался. Ну, как, вспомнила?
– Вспомнила. Это все из-за острова.
– Какого острова?
– Скалистый остров в океане. Ты выбрал остров.
– Так это был тест?
– Вроде этого… Видишь ли, я засомневалась, решишься ли ты на самоубийство. Ты предпочел мученическую смерть… И я поняла, что ты будешь цепляться за жизнь до конца.
Лицо ее сразу омрачилось грустью, ресницы часто захлопали, будто прогоняя слезу с глаз. Я взял ее за руку.
– Знаешь, если серьезно, то я обдумал твое предложение, и это были мучительно… Вспоминал все твои слова, некоторые из них поразили меня в самое сердце. Когда ты спросила про скалу, то речь шла о выборе, который надлежит сделать немедленно. Но ведь на самом деле ты предлагала иной выбор: скорая смерть в твоем обществе или смерть от болезней в пожилом возрасте. Оба эти варианта существенно отделены во времени. Выбрав последний, я теряю первый вариант, который никогда больше не повторится. Вряд ли в преклонном возрасте, предчувствуя приближение смерти, я встречу столь прекрасную юную даму, которая предложит мне то, что ты. И я стал задумываться о смерти как о чем-то таком, с чем я смирился, я стал готовиться к ней, но… Но не мне заказывать музыку… Мне не хватает одной мелочи: подлинной причины твоего желания уйти из жизни. Я думал об этом не раз и не находил логического объяснения. Нежелание стареть, болеть – это мало похоже на правду. На такое решаются разве что на склоне лет, но чтобы юная девушка желала умереть, когда до старости еще ого-го как далеко – это что-то невероятное… То есть, как видишь, тебе остается одно: убедить меня в том, что у тебя на самом деле имеется по-настоящему уважительная причина для того, чтобы не жить.
С минуту она молчала, словно собираясь с мыслями, и была в этот момент явно сбитой с толку… А когда заговорила, голос ее звучал сурово и отстраненно, казалось, что она повторяет слова, продиктованные сверху, время от времени умолкая и прислушиваясь к очередным подсказкам:
– У меня такое впечатление, что Бог ошибся… ошибся, когда давал мне жизнь… что-то у него пошло не так… и я хочу дать ему возможность исправить… Ты не бойся, мы ведь только туда и обратно… я хочу сказать, что это как ныряние под воду… мы на минутку нырнем во мрак и вернемся снова в этот мир, залитый сиянием… и он будет намного лучше, радостнее, желанней… Я хочу выпить… – Я налил ей вина, и она сделала несколько глотков, глаза ее светились дивным мерцанием, словно сказанные ею слова отражали какие-то звездные тайны, улыбка на устах то вспыхивала, то гасла. – Однажды я задумалась, почему покойников называют покойниками. Потому что они пребывают в покое. Они не мертвецы. Мертвецы – мы. А они возвращаются с кратковременной прогулки домой. Я хочу сделать это раньше графика. Мы здесь транзитом.