Он сделал непонимающее лицо. Мы оба подумали, что, наверное, проштрафились. Только не совсем понятно, когда это случилось.
Я спрыгнул с табуретки, толкнул дверь и сразу увидел, что Лев Борисыч уже идет ко мне и машет издалека рукой: не ходи, мол, сам, сам буду сейчас.
— На улице, на улице поговорим, — сказал он негромко; у него есть привычка каждую фразу повторять по два раза, словно проверяя ее вес: не слишком легка ли, не слишком ли дешево он ее отдал.
Мы вышли и несколько секунд двигались молча, отходя от дверей клуба, от людей, куривших у входа. Я косился на живот Льва Борисыча: «Не мерзнет ведь… — думал, — в одной рубашке…»
— Я могу надеяться на конфиденциальность, Захар?.. На конфиденциальность нашего разговора?
— Безусловно, — произнес я, постаравшись сказать это очень серьезно и даже проникновенно.
— Хорошо, хорошо… Мы же работаем вместе, я вижу, как вы работаете. Меня устраивает ваша работа, устраивает. Есть какие-то мелочи… мелочи… Но, в сущности, все устраивает… — Лев Борисыч говорил все это быстро, глядя в сторону, в кусты, на асфальт так внимательно, словно хотел найти оброненную кем-то монету. — И мы хотим расширяться… Пришло время, есть возможности. Красный фонарь, понимаете? У нас здесь будет красный фонарь. Я хотел бы, чтобы вы возглавили охрану заведения. Ну, понимаете, бывают всевозможные… эксцессы… эксцессы. Да?
Здесь он впервые взглянул на меня, кратко и внимательно.
— Я согласен, — ответил я просто.
Меня это почему-то развеселило. Охранник бардака, об этом ли мечтала моя мама… Замечательная работа. Замеччательная — с двумя «ч».
— Хорошо, хорошо, — сразу перебил меня Лев Борисыч. — Нам, наверное, нужно будет расширить штат. Я просто не хотел бы, чтобы вы уходили из бара, — вы опытный. Мы возьмем человека… У вас нет на примете? На примете нет человека? Мы возьмем. Одного. Подумайте.
И Лев Борисыч ушел. Я закурил — не идти же мне за ним, след в след. Повозил ботинком воду в луже. Мне посигналили, я оглянулся: из-за поворота, включив ближний свет, медленно вывернул джип, очень мощный, с московскими номерами. Водитель, брезгливо глядя на меня из-за стекла, сделал резкий жест: одновременно поднял вверх ладонями руки. «Чего стоишь, тормоз!» — означает такой жест. Джип в это время катился на нейтральной скорости, но я не уходил. Надо было сделать слишком быстрое движение, чтобы дать проезд: мне не пристало двигаться поспешно, я не официант.
Водитель вдарил по тормозам, когда джип уже почти наехал на меня, — все это, впрочем, продолжалось не более двух секунд. Я сделал два шага в сторону с дороги, ступив в грязь на обочине. Джип проехал мимо. Водитель на меня не смотрел.
Из джипа, увидел я, двигаясь вслед, вышли двое мужчин — один совсем невысокий, но очень подвижный, потирающий руки, беспрестанно поворачивающий в разные стороны маленькую голову на крепкой шее. И даже по затылку, казалось, видно, что он часто, много улыбается.
«Машин сегодня много как», — заметил я, подходя к клубу.
Молоток любопытно смотрел на меня.
— Ну, чего? — спросил он веселым шепотом.
— Сучий притон собираются здесь открывать, — ответил я, сразу наплевав на свои обещания Льву Борисычу.
— И что? — не понял Молоток.
— Хотят не только чтоб девочки работали, но и мальчики. Они сейчас пользуются спросом. По поводу тебя спрашивал. Напрямую постеснялся к тебе обратиться. Ты как? Не хочешь подработать?
— Да пошел ты! — Молоток захохотал, и я тоже засмеялся.
— Охрана им нужна, — сказал я серьезно, но не согнав еще улыбку с лица.
— А чего нет? — весело отозвался Молоток. — А какая разница! Зарплату прибавят нам?
— Прибавят, — уверенно ответил я и сразу вспомнил, что про зарплату Лев Борисыч ничего не сказал, даже не намекнул.
— Где у вас тут штык? — спросил новый посетитель, немного поддатый, с усиками, улыбчивый, но с неприятной придурью во взгляде. Лет, наверное, сорока.
— Какой штык? — спросил Молоток.
— Ну, билетик наткнуть, — криво улыбаясь, ответил мужик.
Молоток неприязненно взял у него билетик, скомкал и бросил в мусорное ведро. Мужик застыл с улыбкой на небритом лице.
— Заходи, заходи, что стоишь, — приветливо отозвался Молоток.
«Молодец, Семка», — подумал я весело, но по выражению, с каким мужик зашел в клуб, понял, что на этом все не закончится: он еще вернется, придумав ответ для нас.
Я покурил два раза, перекинулся парой шуток с Молотком, вместе мы оценили сегодняшних стриптизерш — их привезли на машине, они прошли мимо нас быстро — всегда проходят быстро, никогда не здороваются, неприветливые. Большая сумка у каждой на плече. Все время думаю, что там у них в сумках, если они на сцене появляются в распашонке и юбчонке, которые мне в карман поместятся. Ну, туфельки еще — и всё…
Стриптизерши были безгрудые и вблизи вовсе не красивые — причем тем самым, редким типом некрасоты, о которой женщины догадываются сами. Такие лица часто бывают у провинциальных проституток.
В полночь, в самый разгар дурного, пьяного, с перекурами веселья, приехали местные бандиты — они катаются до утра из клуба в клуб, четверо молодых, наши с Молотком ровесники, и Дизель — один из городских «авторитетов», разговорчивый, крепко сбитый, седой. Поздоровался с нами, меня по имени назвал: «Здорово, Захар, ну как?» — и я в который раз отметил про себя, что мне приятно, приятно, бес меня возьми, что он помнит меня, крепко жмет своей лапой мою ладонь, и вообще — улыбается хорошо.
«Какого хера мне должно быть неприятно?» — огрызнулся я про себя.
«А чего тебе радостно? — ответил сам себе. — Что ты хвостом дрогнул, псина беспородная? Думаешь, он тебя выручит когда? Переступит, не заметит, он же волк, волчина, волчья кровь злая…»
Дизель вошел в зал степенно, покосился на видный сквозь незакрытую штору столик «серьезных людей» — и сразу отвернулся, будто равнодушно.
«Ах, Дизель, — подумал я лирично. — Какой ты крепкий человек, опытный какой, и боятся тебя, и уважают — а рядом с этими ты все равно просто “блатной”… Кончается твое время, Дизель».
В час ночи я, мигнув Молотку, пошел на первый номер стриптиза. Обычно за ночь бывает два номера, и мы с Молотком смотрим по очереди, я — первый выход, он — второй. А то и, наплевав на все, заходим в зал оба, лишь изредка поглядывая на входную дверь: не проскочит ли кто без билета.
Девушки еще танцевали на своих худых белых ногах, когда раздался грохот в зале. Я влетел туда спустя несколько секунд, но ничего не понял: одиноко посреди зала стоял здоровый, под два метра, кавказец, отчего-то в куртке. Сразу было видно, что он один из виновников шума, — но кто был с ним, вернее, против него?
Я увидел, что блатные с Дизелем сидят за столиком в углу, отвернувшись — словно не при делах. «И позер с ними сидит», — мельком отметил я.