Каменный мост - читать онлайн книгу. Автор: Александр Терехов cтр.№ 135

– Молодец! – похвалил Боря. – Ловко. Спроси-ка, один Хосе этот убежал?

– Нет. Еще двое из того караула, – переводчик пытался вытягиваться «смирно» при ответе и едва сдерживал горделивую улыбку. – Дезертировали по причине тягот караульной службы.

– А механики, что дежурили в самолете, есть? Ну, пусть выйдет один. Иди, да иди, не бойся. Как звать?

– Его зовут Альфонсо Бака Эрнандес, – переводчик вывел осторожно вперед невзрачного паренька с качающейся головой. – Двадцать два года.

– А скажи-ка мне, Бака, механик, – Боря почему-то обернулся и подмигнул Гольцману, – как вы дежурили с другом не Бакой. Сперва ты два часа, а потом он два часа. А потом ты два часа. А потом он два часа. А потом ты, Бака. Или по-другому как-то?

Переводчик с ходу переводил, заметно гордясь, что с первого звука уловил Борину мысль, и рисовал что-то механику на своей ладони – механик пожал плечами и что-то неслышно сказал.

– Оба спали всю ночь, – воскликнул переводчик. – Признает.

– Что бы я делал без тебя, Пашка? – удивился Боря и счастливо расхохотался, я озирался на подступающую, обмякающую толпу, Гольцман утирал с мертвого лица пот. – Придется рассказать про тебя в Москве товарищу Сталину. А вот это, что вот это за энтузиаст? – Боря потешно передразнил совершенно черного малого, пробиравшегося с по-школьному поднятой рукой сквозь уже поголовно улыбающиеся передние ряды – местные хлопали в ладоши и горланили по-своему, протягивая нам руки, я нелепо и заискивающе улыбался в ответ, не даваясь потрогать. – А тебе что, мой мексиканский друг?

– Рамон, – сиял переводчик, – племянник второго пилота капитана Мартинеса, что погиб. Хочет рассказать, что видел.

– Ну расскажи, просим, просим, – Боря вдруг опустился на корточки, и черный Рамон также присел, и переводчик присел третьим и переводил, потряхивая гордыми каштановыми кудрями и рисуя на асфальте пальцем извилистую линию:

– Он водитель. Находился на аэродроме. Рамон видел: самолет взлетел. Близко от другого самолета. Следом. Сигнальные огни хвостового оперения удалялись. А затем эти огоньки начали постепенно снижаться. Снизились. И раздался взрыв! Взметнулось огромное пламя. Все побежали. Провожающие, работники аэродрома. И он бежал. Когда добежал – самолет горел весь, не было возможности подойти. И очень сильно пахло горелым мясом.

– А пожарные? – делано, будто разыгрывая сценку с ребенком, удивился Боря. – «Скорую» не вызывали, Красный Крест?

– Санитарная машина с огнетушителями выехала сразу, но застряла в кучах гравия и канавах – на аэродроме ведутся ремонтные работы. Вот тут еще подошли младший лейтенант Моралес и госпожа, – переводчик сверился с блокнотом, – Мириам Л.Тройницкая…

– Мириам Л. – Боря разогнулся, изнеможденно вздохнул, будто что-то его огорчило, и слабо позвал: – Где ты, сестра? – Костлявая женщина в криво прищепленной на рыжеватой прическе шляпке неуверенно переступала на месте, словно терпя нужду, – сияющий переводчик подпихивал ее ближе, младший лейтенант Моралес, похожий на индейца с вырезанным белыми языком, с достоинством нянчил загипсованную руку. Боря страшно закатил глаза, задрал морду и, поблескивая белками, шипел, клешнями расставив руки: – Пусть ее подведут поближе… Я же чую, что она где-то рядом… Кровь. Родная кровь… – Тройницкая (переводчик бормотал ей ободряющее) протянула свою руку, защищенную поношенной перчаткой, и Боря цепко схватил ее так, что женщина охнула. – Мириам Л. Кто же обозвал тебя так, милая девушка? Ты же не такая! Я не верю. Ты же какая-нибудь там Марина Леонидовна или Мария Львовна, – с нарастающим гневом накатывал Боря. – Кто ты?!

– Я… Я не знаю, – Тройницкая тянула руку к себе, но Боря не выпускал. – Я не знаю, что сказать. Записали так.

Боря бросил ее, вытер руку о плащ, вытянулся и провел ладонями по лицу, вернув глаза на место, поправив фуражку, и все увидели: офицер плачет – ближние ряды замолкли, дальние еще гомонили, паровозы не уставали гудеть, торопя или собираясь, и детей не могли унять…

– Вот ведь как получается, товарищ майор государственной безопасности, – выталкивал Боря из себя, как только перехваченное рыданиями горло немного отпускало. – Что же мы можем доложить народному комиссару внутренних дел Советского Союза? Пятнадцатилетняя девочка убита на мосту неизвестными лицами. И может, даже беременная… – И Боря заплакал в голос, утопив в морщинах глаза и колыбельно раскачиваясь, как над гробом. – В самолет заносятся взрывные устройства… Подкупленные сторожа спят… Вражьи пособники часовые сбегают… Человек в черном пальто выходит из самолета, намеренно задерживая вылет… Посла Коста-Рики, собаку, кто-то предупредил не лететь… «Скорой помощи» и пожарным перекопали дорогу… А наши товарищи… – Он не смог больше говорить и с минуту скулил так, что плечи тряслись, выпуская какое-то подыхающее шипение «хы-ы-иии», и дальше, чуть собравшись, отдышавшись уже, говорил не губами – горлом, нутряным, слабым, шатким старушечьим голоском: – Наши товарищи заживо горят, – он запрокинул ослепленное, залитое слезами лицо в небо, докладывая туда, – и сильно пахнет горелым мясом. И никто не понимает по-русски. – Боря кому-то кивнул, всхлипнул, медленно отвел в сторону правую руку с пистолетом и выстрелил, коротко глянув, присевшему от ужаса переводчику в лоб.

Я успел вытянуть руку… не успел… упал на колени, зажмурился, и покатилась фуражка, смотри, тварь! – мексиканцы с воющим ужасом, словно разметенные взрывом, брызнули прочь, валясь навзничь на напирающих сзади, выпрыгивая, с бешеной суетливостью продираясь, укрывая ладонями детские затылки, спрыгивая на железнодорожные пути, забиваясь под платформы, молча… от топота копыт… дальние кричали от невидимого страха с усталой интонацией зарезанной свиньи – серой опухолью рос вокруг нас пустой асфальт, я, вот я – что?! Гольцман с совершенно мокрым, терпеливо страдающим лицом держал обеими руками беззвучно, издыхающе визжащего младшего лейтенанта Моралеса, расчетливо вцепившись что есть сил в переломанную, загипсованную руку, я не выпускал вырывающиеся руки Тройницкой – она елозила каблуками по асфальту, пытаясь подальше отползти, потеряв шляпку, раскосматив рыжую волосню, и повторял, не слыша себя от воя и гудков:

– Не бойтесь. Сейчас все кончится. Сейчас вас отпустят. Не бойтесь, женщина, – а сам не мог не смотреть на дрожащие мелкой дрожью ноги переводчика в рыжих брюках – он успел прихлопнуть руками кровавую нашлепку на лбу и лежал, приклеившись затылком к кровавому сургучу, и застывал (ничего не слышу, я его не слышал, убрали звук), только мелко передергивались семенящие ноги, а руки так и держали лоб, словно вспомнил он что-то вдруг, да кровь выплевывалась из пасти равномерными, но разнообъемными толчками. Боря расстегнул плащ и, потрясая пистолетом, грозя вскрикивающим от каждого его движения далеким прячущимся людям, ревел:

– Теперь все понимают по-русски?! Мы покарали провокатора! Троцкиста! Фашистскую гадину! Чекисты на посту… Где? Где эта живучая тварь?! – и одним прыжком перелетел к забившемуся Моралесу. – Кто ты? – и тихо погладил его по волосам. – Давай поговорим. Присядем на краешке. Ты меня прости. Я тебя забуду.