— Нутром чую, что не выйду из твоей обители живым. Если меня не пристрелят твои архаровцы, то выпотрошат свои же уркаганы. И вот что я подумал, Глеб, прожил я вроде бы и не так уж мало, а если говорить откровенно, то по-настоящему баб-то у меня и не было. Если посмотреть, одни сучки да цветные.
— Рафик, что-то я тебя не узнаю. Говори прямо, кривотолки тебе не к лицу! Что ты все вокруг да около топчешься? Что надо?
— Уступи мне на ночь свою бабу! Ведь не жена же она тебе.
Шунков даже не попытался скрыть удивления. Он слегка задумался, а потом невесело протянул:
— Во-от так раз! Ну-у ты, Рафик, и выдал! Я хочу напомнить, что колония — это тебе не воровская малина, где можно запросто меняться бабами.
Ну— ну, не грусти!… Может быть, ты и прав, чем таким особенным наша зона отличается от притона? И блатных здесь побольше, чем на иной хазе. -Неожиданно Шунков улыбнулся, показав золотые коронки на зубах. — А знаешь, Рафик, меня тешит мысль, что мы будем с тобой молочными братьями. Забирай мою бабу! Но за это ты выполнишь мою просьбу.
— Договорились, — после некоторого молчания произнес Рафик Вафин.
— Мы вот что сделаем, я тебя посажу в изолятор, а там и бабу к тебе подкину. Так что нареканий со стороны братвы не будет. Никто даже и не поймет, в чем дело.
Целый день Рафик не отпускал от себя Веронику. Он сумел познать с ней такие искусы, каких ему не доводилось отведать даже в молодости. И женщина, подобно жрице любви, отдававшей свою ласку отважному воину, отправлявшемуся на сражение, повторяла:
— Бери меня крепче, родненький! Бери! Ведь неизвестно, встретишь ли ты завтра рассвет.
Штрафной изолятор на целые сутки превратился в храм любви, и стоны, что раздавались из его недр, будоражили истосковавшихся без бабьей ласки молодых вертухаев. Исполняя строгий приказ подполковника, они добросовестно сторожили недолгое счастье Рафика Вафина, а он, позабыв о времени, даже о том месте, где находился, неустанно прыгал на Веронике молодым жеребчиком. Девушка оказалась настолько же порочной, насколько была красивой, она и сама не желала отпускать от себя Рафика, почувствовав в нем настоящего самца, который способен в страсти не только укусить за плечо, но и изысканной сексуальной фантазией посрамить многих любовников.
Глеб Шунков потревожил бывшего кореша только на вторые сутки.
Уныло осмотрев стол, куда дежурный старательно складывал хозяйскую пайку, он не сумел сдержать удивления.
— Ну, ты даешь, татарин! Откуда у тебя только силы берутся? Целые сутки пилил соску и даже к еде не притронулся. Твой подвиг будет куда значительнее похождений Геракла. Неужели жрать не хотелось?
Рафик и сам несказанно удивлялся своей похоти. Он никогда не отводил женщинам внимания больше, чем это было принято воровскими традициями.
— А может, я тебе помешал, Рафик? Так ты прямо и скажи. Я человек деликатный и могу явиться через неделю, — невинно спрашивал Шунков, беззастенчиво уставившись на обнаженные ноги Вероники, которая и не думала прятать свою вызывающую наготу под тонким тюремным одеяльцем. Им с Рафиком обоим было жарко, несмотря на сквозняк, и Глебу нетрудно было догадаться, что он пришел в самый неподходящий момент.
Рафик поднялся. Голый, с крепкими сухими мышцами и широкой грудью, он напоминал усталого атлета. Наколки были разбросаны по всему телу, от чего смугловатая кожа выглядела почти синей. «Нательная» роспись казалась шедеврами продвинутых авангардистов.
— Не будем откладывать, Глеб, я готов.
— Эх, Рафик! Неужели ты думаешь, что я босяк и не способен на чувства? Я ведь не слепой и вижу, как вы сроднились. А может быть, вам не расставаться? Может быть, Веронике тоже отправиться в лагерь следом за своим Ромео? Ха-ха-ха! — брызнул неподдельным весельем Шунков.
От его внимательного взгляда не ускользнуло, как при этих словах лицо Рафика на мгновение напряглось, а на скулах пробился скупой румянец.
Вероника тоже невольно поджала ноги.
— Ладно, ладно, расслабься, я же пошутил. А потом, я ведь сам для вас свахой был. Эх, Рафик! Отбил ты у меня бабу. После такого мужика, как ты, она на меня больше и не взглянет. Объясни мне, темному, чем ты их берешь?
Может, у тебя достоинство иного качества?
Шунков, высоко запрокинув голову, вновь громко захохотал.
Начальник колонии — неунывающий малый, своими блатными шутками он способен развеселить даже Царевну Несмеяну.
— А ты приглядись, — вяло огрызнулся Вафин, — может, что и обнаружишь.
— Вот ты опять обиделся, Рафик. Я знал, что ты никогда не понимал моих шуток. Или у тебя с юмором не все в порядке? Мне кажется, что моя зона — это наилучшее место для веселья. — И, снова осмотрев Веронику, одобрительно качнул головой. — А ты силен, Рафик, у бабы до сих пор нет сил подняться.
— Уймись! — с угрозой в голосе оборвал его Вафин.
— Ну-ну, не скромничай! Ты из тех мужиков, что могут расшевелить даже смиренную инокиню.
Рафик неторопливо одевался. Он старался не смотреть в сторону Вероники, которая бесстыдно распласталась на топчане. Вафин застегнул бушлат на все пуговицы. Он явно медлил. Возвращаться из рая всегда тяжело, встреча с действительностью будет особенно невыносимой.
— Я готов, Глеб, — наконец повернулся вор.
— К чему, Рафик? — не спешил отрывать алчных глаз от обнаженной женщины Шунков. — Уж не помирать ли ты собрался? Я не знаю ни одного человека, который спешил бы встретиться с костлявой. — Он еще раз посмотрел на Веронику, которая уже перевернулась на другой бок, и произнес:
— Ладно, пойдем отсюда.
Нужно дать даме одеться. Надеюсь, Рафик, ты убедился в том, что я не жалею для тебя самого дорогого? Пойдем ко мне, думаю, что сейчас самое время, чтобы выпить спиртяшки! А то до конца срока не восстановишь силы. Ха-ха-ха! Ну, теперь мы с тобой породнились через эту бабенку. А она ничего… Здорово ты к ней прикипел.
Шунков уверенно вел Рафика по длинному коридору барака. И с каждым шагом Вафин все дальше уходил от Вероники. Вафина подмывало оглянуться, но он невероятным усилием воли сумел перебороть в себе это желание. На территории зоны было удивительно спокойно, да и сама она стала как будто бы просторнее.
Зэки находились в бараках, а динамик надрывался от какой-то бравурной музыки. И все же в воздухе витала тревога, что-то сродни надвигающейся бури, когда под каждый камешек и во всякую щель стремится запрятаться божья тварь в надежде переждать ненастье.
— Что здесь произошло, Глеб? — показал взглядом Рафик на опустевшую территорию. — Такое впечатление, что ты дал всем зэкам вольную и сам остался досиживать вместо них.
— За что я тебя люблю, Рафик, так это за то, что ты не теряешь остроумия даже после блядской ночи, — хмыкнул подполковник. — Спрашиваешь, что случилось? А то, что и должно было быть. Пока ты крутил титьки моей телке, суки прирезали Варяга. Я ведь знаю, что ты во всем должен был ему помогать. А вот, однако, не уберег. Что на сходе скажешь? — радовался Шунков. — Ты даже криков не слышал, а ор здесь стоял такой, что будь здоров! Это я уже потом музыку включил. Похоронных маршей не нашлось, так что пускай под бодрую мелодию засыпают. Упаси господь их грешные души, — вполне искренне перекрестился Шунков. — Ты думаешь, сукам понравится, когда власть отбирают? То-то же!