По словам Джорджи, Кара не одобряла отключение отца от аппарата. Тебе ли этого не знать?!
Вчера она сказала мне, что больше не хочет мириться со всей этой ситуацией. Она не в силах беседовать с докторами о состоянии отца, не говоря уже о принятии каких-либо решений. Я не хотел никого обидеть. Только пытался помочь...
Он поднимает руку, давая мне знак молчать.
Что именно произошло?
Я нагнулся и схватил шнур. Медсестру я не толкал, она просто стояла между мной и аппаратом. Единственное, что я сделал, — выдернул штепсель из розетки, чтобы отключить аппарат. Потому что именно это и должно было произойти.
Джо не просит объяснить мое поведение. Он просто смотрит на факты и принимает их на веру.
За это выпускают под залог, это мелкое правонарушение, — говорит он. — В этом штате, если у тебя нет судимостей и есть семья, могут отпустить под твою собственную гарантию. Ты, конечно, несколько лет здесь не жил, но, думаю, это мы решим.
И что будет?
Я пойду к чиновнику, принимающему судебное поручительство, будем двигаться постепенно.
Я киваю.
Джо, у меня, если честно, нет денег, чтобы внести залог, — признаюсь я.
Сможешь вернуть долг, если понянчишь близнецов, пока я буду заново знакомиться со своей прекрасной женой, — отвечает он. — Серьезно, Эдвард. С этой минуты твое дело — сидеть тихо и позволить мне уладить все самому. Никаких фокусов. Никакого геройства. Понятно?
Я киваю. Но на самом деле я не люблю быть кому-то обязанным. Я так долго был творцом своей жизни, что чувствую себя крайне уязвимым, словно неожиданно оказался абсолютно голым посреди людной улицы.
Когда он встает, чтобы позвать полицейского, я понимаю, чем мне так понравился Джо Нг.
Вы единственный, кто не сказал, что сожалеет о том, что случилось с моим отцом, — задумчиво говорю я.
Он останавливается на пороге.
Весь мир знает твоего отца как ярого защитника окружающей среды и исследователя жизни диких животных. Я же знаю его как человека, который превратил жизнь Джорджи в ад, который вышвырнул несколько лет брака ради горстки диких псов, — прямо ответил Джо. — Я рад быть твоим адвокатом. Но я защищаю тебя не потому, что испытываю пиетет по отношению к Люку Уоррену.
Впервые за много дней я улыбаюсь.
Я это как-то переживу, — обещаю я.
«Обезьянник» в полицейском участке маленький и темный, выходит на стену, украшенную пожелтевшими плакатами и календарем за 2005 год. Меня посадили сюда ждать, пока прибудет чиновник, принимающий судебное поручительство.
Бывало, отец говорил, что животное только тогда чувствует себя в неволе, когда его дом кажется клеткой, а не просто территориально ограничен. Речь идет о том, что не хватает естественной среды обитания, а не об ограничении пространства. В конце концов, у животных есть их семьи, поэтому единственное, что меняется, когда волков содержат в неволе, — это их способность защищать себя. Они становятся уязвимыми в ту же секунду, как возводится забор.
Однако если вольеры оборудовать, стая может счастливо жить в неволе. Если включать кассеты, где записан вой конкурирующих стай, самцы стаи вынуждены будут сплотиться против предполагаемой угрозы. Если время от времени менять «интерьер» загонов или прокручивать несколько кассет с воем одновременно, самкам придется на ходу принимать новые решения, чтобы обезопасить стаю. Возможно, следует разделиться? Прекратить выть? Обследовать этот новый валун? Если заставить волков охотиться, а не просто закалывать добычу внутри вольера (где ее обязательно задерут), они поймут, как вести себя в дикой природе против хищника. Если в дикой природе волк убивает один раз на каждые десять охот, в неволе необходимо держать их в неведении, получат они сегодня еду или нет. Проще говоря, клетка перестает быть клеткой, если сидящего внутри волка убедить: без семьи ему не выжить.
Я слышу шаги, встаю и хватаюсь за прутья решетки в надежде, что сейчас мне сообщат, что наконец-то приехал чиновник. Но меня окутывают алкогольные пары задолго до того, как я вижу их источник, — полицейский ведет едва держащегося на ногах пьяницу. Тот раскачивается взад-вперед, лицо красное и потное, и я практически уверен, что вижу на его фланелевой клетчатой рубашке потеки рвоты.
Привел тебе сокамерника, — говорит полицейский, открывая металлическую дверь, и алкаш вваливается внутрь.
С Новым годом! — приветствует меня сокамерник, хотя на дворе февраль. И падает лицом вниз на цементный пол.
Я осторожно переступаю через него.
Когда мне было лет десять, я как-то сидел под пустыми трибунами возле вольера с волками в парке аттракционов Редмонда. Каждый день в час дня отец рассказывал здесь посетителям о волках, но в остальное время это было идеальное прохладное место, где можно было спрятаться с книжкой в людном, жарком парке. На самом деле я совершенно не обращал внимания на отца, который в примыкающем вольере рыл пруд, — волков на время перевели в другой загон. Неожиданно с обеденного перерыва вернулся парень по имени Ларк, который работал смотрителем до того, как отец нанял Уолтера. Он шел, покачиваясь и спотыкаясь. Когда он проходил мимо волков, звери пришли в бешенство: стали бросаться на заграждение, клацать зубами и подвывать, бегать взад-вперед, как они обычно делают, когда чуют, что вот-вот будет еда.
Отец бросил инструменты, подбежал к Ларку и толкнул его на землю. Сжав горло смотрителя рукой, он прорычал:
Ты что, пил?
У отца были жесткие правила для тех, кто работал с его животными: никаких шампуней с запахом, никакого мыла, никаких дезодорантов. И ни капли спиртного. Волк может учуять алкоголь в крови даже через несколько дней.
Меня приятели пригласили отпраздновать, — пробормотал Ларк, у которого недавно родился первенец.
В конце концов волки успокоились. Я никогда не видел, чтобы они так бесновались при виде человека, особенно одного из их смотрителей. Если человек нарушал их покой, — например, докучливые малыши, которые размахивали руками и визжали из-за забора, — волки просто убегали в глубь вольера и исчезали между деревьями.
Отец ослабил хватку, и Ларк, кашляя, откатился в сторону.
Ты уволен.
Ларк попытался было возразить, но отец, не обращая на него внимания, вернулся в вольер, где продолжил копать водоем. Я дождался, пока Ларк, грязно выругавшись, отправился наверх к вагончику собирать свои пожитки. Я вошел за заграждение и сел на траву рядом с вольером.
Плевать мне, пил он или нет! — с горечью произнес отец, как будто мы прервали разговор и ему необходимо было оправдаться. — Но ему следовало крепко подумать, прежде чем пить на работе. — Он воткнул лопату в землю и перевернул тяжелый ком. — Подумай об этом. Пошатывающийся пьяный человек... На кого он, по-твоему, похож?
Ну... На пошатывающегося пьяного? — предположил я.