Мать Джонатана, Тамара, которая явно раньше была горячей штучкой, да и теперь сохранила определенную привлекательность, показала Джоуи роскошную спальню и ванную, которыми ему предстояло пользоваться единолично.
— Джонатан рассказал, что ты еврей, — сказала она.
— Оказалось, что да, — ответил Джоуи.
— Но не практикующий?
— Я даже не знал об этом до прошлого месяца.
Тамара покачала головой.
— Не понимаю такого, — сказала она. — Я знаю, так часто бывает, но я этого никогда не пойму.
— Не то чтобы я был христианином или еще кем-то, — попытался оправдаться Джоуи. — Эта тема вообще не поднималась.
— Ну, здесь тебе рады. Тебе, наверное, будет интересно узнать немного о своей культуре. Мы с Говардом не ортодоксальные евреи, просто мы считаем, что важно знать и помнить о своем наследии.
— Они тебя загонят в свои рамки, — сказал Джонатан.
— Мы будем очень нежны, обещаю, — сказала Тамара с улыбкой Мамаши, Которую Хочется Трахнуть.
— Круто, — ответил Джоуи. — Я готов.
При первой же возможности мальчики сбежали в подвал, оснащенностью превосходивший даже гостиную Блейка и Кэрол. На голубом фетре бейсбольного стола красного дерева можно было играть в теннис. Джонатан научил Джоуи сложному, бесконечному, вгоняющему в тоску «ковбойскому бильярду», для которого требовался стол без механизма собирания шаров. Джоуи как раз собирался предложить перейти к аэрохоккею, в котором был невероятно крут, как вдруг в подвал спустилась Дженна. Небрежно поприветствовав Джоуи с высоты двухгодичной разницы в возрасте, она принялась обсуждать с братом какие-то семейные дела.
Внезапно Джоуи понял, каково это, когда на самом деле «захватывает дух». Дженна была красива невероятной красотой, которая отодвигала на второй план все остальное — даже базовые потребности организма смотрящего. Ее фигура, цвет лица и повадка заставляли признать, что все прочие «красотки», которые раньше ему нравились, лишь отдаленно приближались к настоящей красоте; даже фотографии не передавали ее истинной прелести. Ее густые белокурые волосы отливали золотом. Одета она была в слишком большой пуловер с эмблемой Университета Дьюка и фланелевые пижамные штаны, которые, не скрывая прелести ее фигуры, казались самыми мешковатыми штанами на свете. Все предметы в комнате теперь были примечательны лишь тем, что не были ею, в остальном же они были одинаково второсортны. Скользнув по ней взглядом, Джоуи был так потрясен, что даже не рассмотрел ее в подробностях. Все это было очень странно. Он ничего не мог поделать с собой и просто смотрел в пол с тупой ухмылкой, слушая, как они с братом, который каким-то образом не потерял дар речи, обсуждают ее план поехать в пятницу в Нью-Йорк.
— Не забирай у нас «лендкрузер», — сказал Джонатан. — В кабриолете мы с Джоуи будем выглядеть как пара супругов.
Единственным недостатком Дженны был ее писклявый голосок.
— Ага, парочка супругов в сползших штанах, — хихикнула она.
— Почему ты не можешь поехать в Нью-Йорк в кабриолете? Ты же уже туда на нем ездила?
— Мама запрещает. Не в праздники. «Лендкрузер» безопаснее. Я вернусь в воскресенье.
— Шутишь? «Лендкрузеры» постоянно переворачиваются. Они жутко опасные.
— Скажи это маме. Скажи, что у тебя опасная машина, она постоянно переворачивается и поэтому я не могу поехать на ней в Нью-Йорк.
— Слушай. — Джонатан повернулся к Джоуи. — Хочешь в Нью-Йорк на выходные?
— Конечно! — воскликнул Джоуи.
— Возьмите кабриолет, — сказала Дженна. — Потерпите три дня.
— Нет, мы можем поехать туда все вместе в «лендкрузере» и походить по магазинам. Поможешь мне купить штаны на свой вкус.
— Не вариант. Во-первых, вам даже негде остановиться…
— А почему мы не можем остановиться с тобой у Ника? Он же вроде как в Сингапуре.
— Нику вряд ли понравится, что толпа первокурсников носится по его квартире. К тому же он может вернуться в субботу вечером.
— Двое — это не толпа. Только я и мой невероятно аккуратный сосед из Миннесоты.
— Я очень аккуратный, — уверил ее Джоуи.
— Не сомневаюсь, — сказала она скучающе. Присутствие Джоуи тем не менее заставило ее заколебаться — с ним она не могла вести себя так же презрительно, как с младшим братом. — Мне-то плевать. Я спрошу у Ника. Если он будет против, тогда нет.
Когда она ушла наверх, Джонатан хлопнул Джоуи по плечу.
— Нью-Йорк, Нью-Йорк! — воскликнул он. — Можем завалиться к родственникам Кейси, если Ник, как обычно, окажется уродом. Они живут где-то в Аппер-Ист-Сайд.
Джоуи все еще был потрясен красотой Дженны. Он встал туда, где стояла она, и ощутил слабый аромат пачулей. Возможность провести в ее близости целые выходные всего лишь благодаря случайному соседству с Джонатаном казалась настоящим чудом.
— Вижу, ты тоже, — сказал Джонатан печально, пожимая ему руку. — И так всю мою недолгую жизнь.
Джоуи почувствовал, как краснеет.
— Не понимаю только, как ты-то вырос таким уродом.
— Знаешь, что говорят о поздних детях? Когда я родился, отцу был пятьдесят один год. За два года его гены непоправимо испортились. Не всем же быть такими красавчиками, как ты.
— Не знал, что у тебя такие предпочтения.
— Это какие? Красота мне нравится в девушках, как и положено.
— Пошел ты, богатей.
— Милашка, милашка!
— Да пошел ты. Давай-ка я надеру тебе задницу в аэрохоккее.
— Главное, самой задницы не касайся.
Несмотря на угрозу Тамары, религиозных поучений или назойливого родительского вмешательства Джоуи испытать почти не пришлось. Они с Джонатаном устроились на откидных креслах в домашнем кинотеатре напротив восьмифутового экрана и до четырех утра смотрели какую-то ерунду по телевизору и подкалывали друг друга насчет гомосексуальности. Когда они проснулись в праздничное утро, в дом уже прибыла толпа родственников. Джонатан должен был с ними общаться, и Джоуи принялся фланировать по шикарным комнатам, как молекула гелия, пытаясь хотя бы мельком увидеть Дженну. Предстоящая поездка в Нью-Йорк, которую почему-то одобрил ее бойфренд, была словно деньги в банке: у него будет как минимум два долгих автомобильных путешествия, чтобы произвести на нее впечатление. Пока что он хотел привыкнуть к ее красоте. На ней было скромное, дружелюбное платье с высоким горлом и то ли чрезвычайно искусно наложенный макияж, то ли полное его отсутствие. Он отметил ее хорошие манеры, которые проявлялись в терпеливом обращении с лысыми дядюшками и обколотыми ботоксом тетушками, которым явно было о чем с ней поговорить.
Перед ужином он ускользнул в свою спальню, чтобы позвонить в Сент-Пол. Конни звонить не хотелось: в отличие от осени, теперь ему было стыдно за их сальные разговоры. Другое дело — родители, пусть даже и из-за чеков матери, которые он обналичивал.