Звезды, души и облака - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шипошина cтр.№ 78

Но как же ужасно было видеть это со стороны…

— Где Юра? — спросила Шурочка мужика, когда они прошли через ужасную комнату и оказались в закутке — некоем подобии отдельного кабинета. Шурочку начало колотить, зуб на зуб не попадал. Текли слёзы, текло из носа.

— Ломает? — спросил мужик.

— Да. Где Юра?

— Вот ты какая… Юрка предупреждал, что ты придёшь недели через две, не раньше, если…

— Где он?

— Взяли его. Его менты взяли. Одна сука его заложила. И его повязали, с двумя чеками. Короче, с одним граммом взяли. Остальное он скинул, наверное.

— Боже мой… — только и могла произнести Шурочка. — Боже мой… Он где? Где сидит?

— Он в сизо, в Бутырке.

— А навещать его можно? Передачи какие-нибудь носить?

— Сходи, там узнаешь.

Шурочке казалось, что она сейчас закричит. Закричит, завоет, а потом умрёт. У неё снова начались схватки в животе, и начало сводить челюсти.

— Боже… Боже… Как же так? А сколько ему могут дать?

— А это зависит от того, как он откупиться сможет.

— Как откупиться?

— Точно, ты не догоняешь. Сколько бабок за него ментам дадут.

— Кто даст?

— Ну, кто… родители. Или ты, например. Или он сам.

— У него нет денег. А с родителями он в ссоре. А тогда как, если без денег?

— Тогда это зависит от того, как он колоться будет. Конечно, много не дадут. Первый раз. Как его менты расколют — столько и получит, чтоб ты поняла. Кого заложит.

— Юрка никого не предаст, — простучала зубами Шурочка.

— Да… — протянул мужик. — Как знать, как знать. Однако — ты мне нравишься. Ломает, а ты не просишь. Вот тебе, возьми.

Мужик вытащил из ящика стола три больших чека и шприц.

— Иди, ширнись. Здесь в каждом — по грамму. Можешь прямо здесь, со всеми. Больше я тебе ничем помочь не могу. Но если будет совсем плохо — приходи. Тогда мы с тобой поговорим по-другому.

— Спасибо, — стуча зубами, сказала Шурочка мужику. Как ей плохо ни было, но упасть здесь, в этом подвале…

— Я… здесь не буду… поеду домой. Я доеду…? — это Шурочка произнесла почти шёпотом.

— Ну-ну. Мотылёк-то знал, какую стрекозу выбирать, — усмехнулся мужик. — Можешь терпеть — терпи. Хозяин — барин.

— А где мне брать? Покупать где?

— Бабки есть — подвалишь к тому хмырю, что тебя привёл. Запомнила его?

— Да. А если… если вы о Юрке что-нибудь узнаете? Как вы меня найдёте?

— Ладно, стрекоза, уговорила. Я предупрежу в баре. А ты зайди дней через десять. Если что будет, тебе скажут. Всё, иди. Давай, давай. А то ты сейчас дёргаться начнёшь.

И Шурочка встала, зажав чеки в кулаке.

Когда она пробегала по комнате, наполненной людьми, лежащими и сидящими в разных позах, ей показалось, что она увидела Настю.

Нет, показалось… Показалось.

До дома Шурочка добралась с большим трудом. Приходилось останавливаться. Её ломало. Теперь уж она начинала понимать, что это такое. Каждая косточка болела, каждая мышца была готова судорожно задёргаться. Как же было ей плохо! Как плохо!

Почти не помня себя, уже дома, Шурочка сумела развести, набрать и уколоться. Её начало потихоньку отпускать. «Вот оно, — думала Шурочка, упав на свою родную кровать. — Вот оно. То, от чего Юрка меня берёг. Вот она — ломка. И вот, как живут другие. Теперь я это видела. И скоро сама там буду. Там, где Настя. Потому что денег у меня нет. Тысячу в день — это только, чтобы не ломало. Что же делать? Что мне делать?»

Шурочку отпустило. Тёплой волны, сопровождаемой цветными картинами разных миров, уже давно не было. Была только небольшая теплота, идущая от солнечного сплетения.

«А Юрка? Как он там, бедный? Как он там, в камере, где куча разного народа… Его же ломает! Может, его там бьют? Наверно, бьют. Но сколько бы ему ни дали я всё равно его уже не дождусь. Потому что я не пойду в тот подвал. Не пойду».

Шурочка поднялась с кровати и прошлась по комнате. В ней вызревала одна мысль… Шурочка ещё не приняла решения, но решение всех проблем было таким естественным… Решение — просто лежало на поверхности…

«Сейчас я вколю себе всё, что осталось, — подумала Шурочка. — Я себе всё вколю, и снова улечу туда, где я была счастлива. Может, я умру? Вот было бы хорошо… Но, скорее всего, я не умру. Доза-то там небольшая. Тогда потом я запрусь здесь, в комнате, и умирать буду от ломки. Юрка говорил, что от ломки тоже умирают, только мучаются. Ну что же, помучаюсь».

Шурочка снова представила себе комнату в подвале.

«Нет! Не пойду я в подвал. Не пойду. И не буду ложиться под каждого, чтобы дозу получить. Лучше умереть. Если от передоза не умру — буду умирать от ломки. Всё, решено!»

Шурочка пошла на кухню, спокойно развела оставшиеся чеки и набрала шприц.

«А вдруг — умру? Десять минут — и нет меня. Страшно. Страшно…»

Шурочка положила шприц на стол. Её перестало уже ломать, но чего-то ей не хватало. Чего-то ей недоставало во всём происходящем.

«А! Икона! Она меня первая встретила, пусть она меня и проводит!»

Шурочка открыла нижний ящик комода и вытащила свою икону.

«Привет, — мысленно сказала иконе Шурочка. — Ты видишь — ничего у меня не вышло».

Икона молчала. Презрительно, что ли? Нет… Скорее — с сожалением.

«А я и не жду ничьей жалости, — продолжала Шурочка. — Я сама всё сделала, я знаю. Сначала я хотела быть «как все», и я была, как все. Потом я сопротивлялась, но у меня не хватило сил. Но ведь я любила! Ты мне скажи, что я любила! Нет, ты скажи мне правду!»

Сознание у Шурочки было затуманенным. Слегка. Но, несмотря на это, ей очень хотелось получить ответ.

Потому что вопрос, который она задавала иконе, был, в сущности, самым главным за всю Шурочкину короткую жизнь.

Ибо сознание её, конечно, было затуманенным, но не настолько, чтобы она могла забыть про свой главный и, в сущности, единственный свой вопрос.

Она искала в ответе на этот вопрос оправдание себе и всему происходящему. И она не находила ответа и не находила оправдания.

«Нет, ты скажи мне! Скажи мне правду! — требовала Шурочка ответа у иконы. — Ведь я любила его! Я сделала это всё из-за любви! Я любила! Любила, и тогда мне ничего не страшно! Мне тогда умирать будет не страшно! Или нет? Не любила? Нет?»

Икона молчала. Шурочка почувствовала, что икона совершенно не желает с ней разговаривать. Шурочке показалось, что если, бы икона могла — она бы просто отвернулась.