Звезды, души и облака - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шипошина cтр.№ 77

Зато Людочка была, с огромным животом. Светка была, ещё более худая, сухая и странная. И ещё более напоминающая психбольную.

Вадик тоже был. Он раздался в плечах, и не то, что потолстел, а как-то заматерел.

«Чужие, все мне они — чужие, — думала Шурочка. — И я — чужая им всем».

Ходить в институт, каждый день, Шурочке было в тягость. И она быстро нашла выход. Пока ещё деньги были, она «прикормила» врачиху из районной поликлиники. За двести рублей врачиха писала ей справки. Такие, какие Шурочка хотела. И на ОРЗ, и на ВСД, и на кардиопатию. Причём, даже не предлагала ей раздеться при осмотре, что Шурочку устраивало на сто процентов.

Как ни странно, в институте справкам верили. Преподаватели даже сочувствовали: «Вы такая бледненькая, Шурочка! Вам надо обследоваться по-хорошему, а не в районной поликлинике! Вам надо попить витаминов! И т. д.»

И только бывшие члены «Зелёной пятницы» смотрели на Шурочку с недоверием. Но Шурочка не откровенничала ни с кем. Всё, что с ней происходило, теперь было только Шу-рочкиным делом. Сугубо личным.

Да, Машка ещё. Избежать разговора с Машкой Шурочка не смогла.

— Что с тобой? — спросила Машка.

— Болею.

— Чем?

— Всем. Машка, отстала бы ты от меня. Не хочу я разговаривать.

— Я-то отстану. Шура, что с тобой? Шура, ты не наркоманишь?

— Почему ты так решила?

— У тебя зрачки бывают узкие. А бывают — широкие. И вообще, другие признаки есть…

А ты откуда признаки знаешь?

— А я знаю… по церкви… К нам приходят такие… когда у них уже всё потеряно…

— Маша, не лезь ко мне. У меня ещё ничего не потеряно, и я никуда идти не собираюсь. И вообще, я не хочу, чтобы кто-нибудь мне в душу лез. Поняла?

— Поняла, конечно. Я-то поняла. Ты бы смогла понять…

— Маша, не лезь ко мне!

— Извини, — сказала Машка.

И отошла, и больше не подходила к Шурочке со своими разговорами.

Так Шурочка с Юркой протянули полгода. И Шурочка даже сдала зимнюю сессию, за второй курс. На трояки, правда, но сдала. Она уже «разогнала» дозу до грамма в день. Она, уже давно и спокойно, кололась сама.

Юрке же было надо два, а то и два с половиной грамма в день. Два раза в день он кололся, а иногда и три. Но три — редко. Только тогда, когда отдыхал у Шурочки от своих походов.

Юрка похудел, осунулся. Ел мало. Ему приходилось здорово крутиться, чтобы самому обеспечивать всех своих агентов. Всех «шестёрок».

«Менты» у него тоже были свои, прикормленные, и его не трогали. Но постоянно появлялись новые, всплывали всякие новые обстоятельства. Юрке, порой, бывало очень не просто.

Ведь ему приходилось работать не на одного себя, а на двоих. Он по-прежнему периодически исчезал и неожиданно появлялся. Но всегда оставлял Шурочке ровно столько, сколько ей было надо. И даже чуть-чуть больше.

Он, по-прежнему, старался не посвящать Шурочку во всякие тонкости своего «бизнеса». Он скрывал Шурочку от своих приятелей и подельников, скрывал её квартиру.

И только однажды, когда Шурочка уж очень стала допытываться, он дал ей один адресок. Так, на чёрный день.

— Что ты всё пристаёшь? — лениво отмахивался Юрка от её приставаний. — Что, да где, да как… Оно тебе надо? И вообще — ничего со мной не случится. У меня уже опыт — ого-го!

— Юрка, ну ты пойми! Ты уходишь, а я места себе не нахожу. Где мне тебя искать? У кого про тебя спрашивать?

— Со мной ничего не случиться!

— Юрка! Ну, пожалуйста!

— Ладно, достала. Только учти — ты туда идёшь, если меня нет… двадцать дней. Поняла? Двадцать дней, и ни днём меньше! Обещай!

— Обещаю.

— Ладно. Пойдёшь в тот ночной клуб, где мы были последний раз. Помнишь?

— 7 Это тогда ещё?

— Да. Пойдёшь туда и спросишь бармена Вовчика. И скажешь, что ты от «мотылька».

— От «мотылька»! — рассмеялась Шурочка. — Это ты, что ли, мотылёк?

— Кто бы я ни был… — задумчиво сказал Юрка.

И Шурочке расхотелось смеяться.

Это случилось в начале холодного, промозглого февраля. Юрка пропал. Его не было больше двух недель. Критический срок приближался. То был не только критический срок отсутствия Юрки.

У Шурочки героин заканчивался, вот ещё что. Всё, что оставил Юрка, неумолимо приближалось к концу. И героин, и деньги. Правда, была ещё отчимская стипендия, так сказать. Но на неё надо было тянуть — неизвестно, сколько времени…

Шурочке было плохо. Уже несколько дней ей приходилось делить свой грамм пополам. И всё равно — из глаз периодически текли слёзы, есть совершенно не хотелось, то в холод кидало, то в жар. Плохо было Шурочке, но она держалась. Она тянула до двадцатого дня. Такой был уговор, и Шурочка не хотела его нарушать.

И на двадцатый день — Юрка не появился. Вечером девятнадцатого дня Шурочка вколола себе последнюю половинку.

С утра ей уже было плохо, и она едва дождалась вечера, чтобы поехать в ночной клуб. Хорошо, что хоть деньги догадалась взять с собой. Ей пришлось заплатить за входной билет.

Сквозь ревущую толпу Шурочка с трудом пробилась к барной стойке. Её начали скручивать тошнота и боль в животе. Докричаться до бармена не было сил.

К ней склонился парень, сосед.

— Ломает? — спросил он.

— Кажется, да, — еле-еле ответила Шурочка.

— Кажется! Первый раз, что ли? Тебе надо?

— Мне нужен бармен Вовчик. Знаешь, как его найти?

— О! Он в подсобке. Если ты ничего не путаешь, то я тебя провожу. Но, только если ты ничего не путаешь. А то — бедная будешь.

— Я не путаю. Проводи.

Шурочка шла за парнем по какой-то лестнице вниз. Потом они шли по тёмному коридору. Около одной из дверей парень остановился, и явно условно, постучал в дверь.

Из открытых дверей вырвалось облако такого запаха…

Шурочку чуть не стошнило.

— Что надо? — спросил их мужик, открывший дверь.

— Вот, к Вовчику просится…

— Ты? — мужик смерил Шурочку опытным взглядом. — Ты кто, стрекоза?

Как ни плохо было Шурочке, но она ещё смогла внутренне усмехнуться на ту «стрекозу».

— Я — от «мотылька», — сказала Шурочка.

— А! Я тебя жду. Входи. А ты, Мотя, шуруй отсюда! — мужик грубо оттолкнул парня, который сунулся было вслед за Шурочкой.

Мужик повёл Шурочку по коридору, потом через большую комнату. В комнате было много народу. Но все они… или сидели, привалясь к стенам, или лежали… Все были под «кайфом».