Бураттини. Фашизм прошел - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Елизаров cтр.№ 20

Когда потом через много лет я видел взрослых филателистов, одиноких неопрятного вида мужчин, собирающихся на толкучках, заглядывающих украдкой друг дружке в альбомы увеличительными стеклами, мне казалось, что это те самые одержимые мальчики, не отказавшиеся от мечты найти когда-нибудь заветную марку.

Дались им эти раздвинутые ноги…

Последние три года моей немецкой жизни были уж совсем бестолковыми. Литературные гранты не то чтобы кончились, но как-то прохудились. Это раньше они были полугодовалыми, пятизвездочными, трехпалубными лайнерами, а вдруг в одночасье стали быстротечными и утлыми, ждать их приходилось все дольше, и бывали времена, когда я, невесомый от безденежья, хватался за любой труд. А по-другому и не назовешь – никакая не работа, а самый что ни на есть труд, скрипучий, как ржавая лебедка. Я много чего переделал: был грузчиком, собирал концертные сцены, крушил стены отбойным молотком.

В памяти на этих монотонных событиях наросла непроницаемая пролетарская мозоль, твердая, как булыжник. Хорошо запомнились почему-то мечты, радужные миражи несбывшегося заработка, который поманил, суля волшебные короба, набитые еврозакрома, и дымчато растаял. Но я не в обиде на эти фантомы.

Неизвестно, кто распустил эти волнительные слухи, дескать, моргу берлинской клиники «Шарите» срочно требуются мойщики трупов. Оплата три тысячи евро в месяц.

Я и харьковский мой друг Леха расположились у нашего приятеля Миши и, затаив дыхание, слушали, а Миша, хрупкий, белокурый, похожий на удавленника Есенина, шептал, и тесная комнатка была такой сумеречной, с рыжими стенами, а голая, без абажура, лампа бросала тень, похожую на череп.

Мы еще не знали, что Миша нуждается в деньгах куда больше нашего. Злая его героиновая норма уже тогда перевалила за пятьдесят евро в день. Хороший он был человек, совсем не жадный. Мог бы и не говорить нам про «Шарите» – мало ли, вдруг привередливые берлинские анатомы предпочтут двухметровых харьковских бугаев ему, Мише Альперовичу, субтильному москвичу, и все-таки не побежал один втихаря наниматься, вспомнил о нас, позвонил, взял в долю…

Не морг, а холодильную пещеру Аладдина скрывала клиника «Шарите», конечно, довольно-таки мрачную, полную мертвецов, но вполне денежную пещеру. Миша говорил, и мы ему верили.

Все было предельно ясно. Да, трупы. Да, мыть. Да, неприятно. Но ведь и платят соответственно. Изнежен европеец, брезглив, труслив, боится вида смерти, бережет благополучие своих снов. Понятно, что работа для крепких нервов. Дано не каждому.

– Труп – это все равно что пустая тара, – сказал я.

Просторная зала с белокафельными стенами. Зудящая тишина. Покойник бел и крепок, через впалый мраморный живот пролег грубый прозекторский шов. На мне темно-зеленый халат и прорезиненный передник. Из черного шланга я, как садовник, поливаю мертвое тело. На щеку приземляются отраженные мертвой жесткой кожей ледяные брызги…

Или так. Покойник желт и тверд. У волосатой мертвой ноги жестяное ведро. Я макаю туда губку, отжимаю. Вода гулко каплет. От звонких стен пружинит журчаще-жидкое эхо, я протираю губкой оскаленное костистое лицо мертвеца…

Богоугодное дело – обмывать покойников. Ничего в этом стыдного и страшного нет.

Наутро мы встретились и втроем поехали в «Шарите». Каждому открывались свои горизонты. Мне уже виделась новая квартира в Пренцлауерберге, ворох мрачных сюжетов для новой книги. Леха прозревал ноутбук «макинтош» и камеру HD, Миша о мечтах помалкивал.

И складывалось все так хорошо. Мы пришли в центральный корпус. В регистратуре узнали, где находится морг, нашли его, а заодно и главного анатома (или кто там у них главный) тоже нашли.

Миша стоял в центре. Мы с Лехой обрамляли его с боков. Говорил Миша, мы лишь кивали. Уже примерно на середине его рассудительной речи: «…и вот поэтому мы хотим мыть трупы…» – анатом сообщил, что в морге работают только люди со специальным образованием или студенты медицинского института. И так он это хорошо сказал, с такой правильной интонацией, что нам сделалось до того неловко, словно брюки вместе с трусами упали в людном месте.

От пережитого конфуза мы на улице разругались. Миша во всем обвинил нас: дескать, мы неподобающе выглядим, что бритый наголо Леха похож на неонаци, а я, обутый в черные мартенсы, в черных штанах и косухе – вылитый сатанист.

Миша был убит горем куда больше нашего. Дело в том, что, когда мы еще только подходили к «Шарите», в скверике он заприметил на скамейке позабытую женскую сумочку и хотел в ней порыться, а мы ему сказали: «Брось, у тебя скоро будет до херищи бабла», и Миша теперь терзался, потому что мы снова прошли мимо этой скамейки, а сумочки уже не было. Миша плелся за нами и ныл: вот, мол, я вас послушал, а теперь ни трупов, ни сумки, ни денег…

Конечно, он потерял больше. Мы-то с Лехой остались только без трупов.

Учредителей было трое: Дирк, его сожительница Даян и общий друг сожителей Даниэль. Поэтому вся эта троица на D и назвалась «3D-TV». Фирма выживала за счет съемок дешевой рекламы, которую потом гоняли местные берлинские каналы: «Посетите ресторан такой-то, опытные повара вкусно приготовят, прекрасные официанты обслужат…» – минутные сюжеты-визитки. Дирк был режиссером и оператором, Даян озвучивала сюжеты, а Даниэль занимался монтажом.

Я сам приперся на фирму и, как нахальная цыганка, клянчил: «Дай работу, дай работу, ай молодой-красивый, дай работу!» И получил. Впрочем, они действительно нуждались в операторе. Дирк не любил камеру, точнее, он боялся плохо отработать на съемках, облажаться перед коллегами. А я ничего не боялся, потому что за три года режиссерской учебы вызубрил камеру Betacam SP наизусть.

Хорошо мне там было, на 3D-TV. Спокойно. Я был примерным работником. Соглашался на опасные съемки, не предусмотренные правилами техники безопасности. К примеру, отснял ландшафт из крошечного самолета без дверцы, а ведь меня запросто могло выдуть наружу. Сейчас я по ночам ворочаюсь от ужаса, вспоминая это.

Потом для 3D-TV наступили трудные времена, и Дирк предупредил, что они не потянут еще одного сотрудника – то есть меня. В утешение сказал:

– У меня есть полезная информация. Одной фирме срочно нужен оператор, и я мог бы тебя порекомендовать, – и смущенно предупредил: – Только они снимают порно… Гей-порно, – сразу уточнил Дирк. – Но и платят хорошо, четыреста евро за съемочный день.

Я поежился:

– Как-то все-таки противно…

– А стоматологу каково в гнилых зубах ковыряться? – вздохнул Дирк.

– Одно дело, нормальная порнуха с бабами, а тут…

– Это же не подмахивать (на немецком это прозвучало как «митмахен»), а за камерой стоять, – практично сказал Дирк.

– Мне подумать надо…

Дело, как ни крути, не было богоугодным. Но в день четыреста евро. В неделе, допустим, три съемочных дня. Трижды четыре – двенадцать. В месяц – умножить на четыре – это почти пять тысяч… Слишком, слишком много. Так ведь пидоров снимать. За вредность…