Русский садизм - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Лидский cтр.№ 77

Вот Олег, тот самый вещий Олег, что, решив покончить с непонятной географией, сколотил Киевскую Русь. Уж как он ее колотил, только Тебе, Господи, известно. Догадаться, впрочем, не составляет труда. Что нужно, чтобы покорить какие-то там славянские народы? Ну, убить десятка два-три соплеменников, поджечь жилища, изнасилить девок… пограбить, — это уж как «здравствуйте». Подтверди, Господь, что так оно и было. И Аскольда с Диром Олег приговорил.

Не лучше и Игорь, Рюриков сынок, убивал и грабил, пока его древляне не порешили. Дикий мир, что еще сказать:

А Ольга, первая русская святая! Возле тебя, Боже, чье имя Милосердие, вот уже тысячелетие обретается садистка и убийца. Ведь Тебе известно, как она живьем похоронила посольство князя Мала, как сожгла сватов-древлян, а третьим разом аккурат рядом с могилой мужа коварно повырезала среди пира гостей на своей якобы помолвке. А история с птичками? Это же удумать нужно — так хитро подпалить древний Коростень! Кстати, кто не сгорел в той осажденной крепости, тех по приказу Ольги порубали да порезали.

А Красно Солнышко! Святой Равноапостольный! За что же Господи, он канонизирован? За братоубийство? Ведь кровь Ярополка вопиет! За распутство, за блуд? Боже, подтверди, что наш святой изнасиловал Рогнеду, а потом на ее глазах вырезал ее семью! Я знаю, знаю, Боже, что он канонизирован за крещение Руси. За то, что, бия язычников-славян, его дружинники цепями тащили нехристей в Днепр, в Волхов и в другие, менее известные реки. За то, что насильно заставляли идолопоклонников отречься от своих богов, за то, что учили предавать, идти на компромиссы с совестью, закладывать родных. А кто не подличал, не отрекался, кто бежал от грубой силы в лес и пытался переждать княжескую милость, тех просто убивали, резали, жгли. Речено же: «Огнем и мечом!». Точно как в двадцатом веке: мы ведь для вас стараемся, слышите, народ, для вашего блага, ведь христианство — благо: эта милосердная, человеколюбивая религия учит смирению и послушанию, уважению и почитанию, отрицает то, чего не позволительно в цивилизованном обществе, обещает неисчислимые блага и чудеса, изобилие и процветание, что ж вы противитесь, это все вам, возьмите — не пожалеете! Ну, а не хотите — пеняйте на себя! Несогласных будем просто убивать. В общем, «железной рукой загоним…» и так далее. Вот тебе, Господи, Твой Равноапостольный Святой!

Был у нас и еще один братоубийца — Святополк, сын Солнышка. Яблоко от яблони… только он в деле братоубийства папашу трижды превзошел. Сначала иконных мучеников Бориса и Глеба коварно лишил жизни, позже — Святослава, менее известного. А о простых, подлого звания людишках, пострадавших от щедрой длани Святополка, Тебе, Господи, и без меня известно.

А то вспомним Ярослава Мудрого. Покуда был он не Мудрым, а Хромым, — задолго до того, как занялся писанием законов, — сам творил чудовищные беззакония. Не дай мне соврать, Господи, подтверди, как порешил законник наш, даритель «Русской правды», в Новгороде целую толпу народа, человек под тысячу! Да и потом не однажды вволю русской кровушки попил! Правда, перед смертью как будто осознал свои грехи и будто бы даже покаялся. Что истинно и достоверно, так это его завещание сынам: живите, дескать, в мире и любви, и Бог воздаст. А Ты, Господи, не воздал, потому что не выполнили они завещание отца; слова словами, а живой-то пример перед глазами, вот они и грызли дружка дружку почем зря. Ой, крови извели, вспоминать не хочется! Сколько было их, родственников кровных, которые самозабвенно резали друг друга, а пуще того — мучали, как будто бы мучением можно достичь справедливости или идеала. Как Ты, Господи, для примера, мог спокойно взирать на пытки Василия Ростиславича? Взирал и не вмешался. А бедного Василия, как сказано в летописи — Василька, презрев крестоцелование, сунули в ковер и придавили досками, сломав при этом ребра, а мясник, исполнитель княжьей воли, исполосовал ему ножом лицо. Сколько в этой сцене безмозглой страсти и тупой жестокости, как вопиет она об отсутствии человеческого в человеке! Кажется, что и был в те времена на Руси один лишь нормальный управитель — Владимир Мономах, бежавший кровопролит. Зато после него чуть не целый век русские резали друг друга. И еще бы резали, да на татаро-монголов отвлеклись, не то не дожила бы Русь до Октября семнадцатого…

Ну, а дальше, Господи, Тебе и без меня известно, сколь в нашей земле было мучительства и зверства, какие казни, пытки, заговоры и убийства творились небрежением Твоим. Ты звал к милосердию и состраданию, словом пытался замирить убийц, да кто ж Тебя слушал, кто внимал Твоим увещеваниям? Ну, эти ладно, дикари, рвали княжеские глотки за жирные куски, а что сказать о тех якобы борцах за справедливость, которые тьму жизней извели да особым мучительством прославились? О Болотникове, например, о Разине, о Пугачеве?

Почему, кстати, звери эти с непамятных времен почитаются у нас как герои? Отчего памятники им стоят по городам и весям? До чего ж дошло безумие народное — чтить упырей! Не за народ они лезли в драку, не за народ рубились; бред этот внушают нам историки-борзописцы!

Давай, Боже, заглянем за спину Болотникову. Что видим? Отрепьева и других самозванцев, коих трудно пересчитать. Алчных бояр и дворян, в вожделении гипнотизирующих русский трон, и злобного старикашку Шуйского, выигравшего, в конце концов, тяжелую многоходовую партию. И кем был Болотников в этой хитрой партии? Пешкой, всего лишь пешкой. Понятное дело, пешка имела амбиции ферзя и вела себя, как подобает истинным вождям и завоевателям. Сначала рассылала грамотки с призывом к черни грабить, а лучше убивать, потом и сама к делу перешла.

А Разин? Народный-то заступник? Тоже мне, русский Робин Гуд! Просто бандит и кровопийца, попутно мстивший за своего казненного брата. Кому было выгодно сделать его бескорыстным борцом за грядущее счастье человечества? Такому же кровопийце, кстати, как и Разин, обиженному казнью брата. Он пошел другим путем — в смысле масштаба разрушений, которые были в тысячи раз сокрушительнее, чем при Разине. И о преемственности своей не забыл: одним из первых памятников после семнадцатого года должен был стать памятник Степану Разину. Не дай соврать мне, Боже, подтверди: сначала Разин убивал и грабил на волжских берегах, потом, польстившись на заграничное тряпье, двинулся в Иран, где устроил дичайшую резню. Разнес в щепки Фарабат, захватил шахские хоромы, пленил и, само собой, насильно отымел ту самую княжну, которую впоследствии утопил. Вот тебе и знамя пионерии! В его шайке, которая насчитывала тысячи бойцов, собрался весь сброд, вся каторжная муть, вся преступная пена, которая только могла стечь в эту помойную яму с бескрайних российских берегов. Он мне атамана Григорьева напомнил, те же манеры и ухватки, так же любил внешние эффекты. В Астрахань он триумфально вошел под белыми шелковыми парусами, совсем как батько в Одессу — на белом скакуне. Да и садистом Степан Тимофеевич был не меньшим. Царицынского воеводу замучил до смерти, а потом по своей привычке еще и утопил. Астраханского воеводу долго пытал, после чего столкнул с крепостной стены в глубокий ров.

То же самое и Пугачев. Вечный нарушитель армейской дисциплины, без конца наказуемый то плетью, то кнутом, впоследствии уголовник, неоднократно уходивший из-под стражи, и вдруг возомнивший себя «амператором» российским. Таких, как он, умников примерно в одно с ним время насчитывалось больше двух десятков; то ли время было смутное, то ли самозванство у нашего народа впереди разума и разум затемняет… Пугачев оказался самым решительным и последовательным в отстаивании своего самозванства, сумел сплотить вокруг себя тысячи люмпенов и маргиналов и, естественно, не остановился перед кровью. Кто еще из фальшивых Иоаннов Антоновичей, Петров II или Петров III сумел пустить большую кровь? Никто, только наш Емеля с чувством подпалил Казань и со сладострастием грабил обывателей. А тех, кто не хотел миром расставаться с собственностью, нажитой непосильным трудом, убивал. Пугачев лично призывал к расправам, само собой, — внесудебным. Короче говоря, Тебе, Господи, и без меня все известно.