За спиной Каспера оказалась женщина. Это была аристократка с улицы Странвайен, теперь на ней был белый халат, она прикатила маленький столик на колесиках, на котором лежало нечто похожее на аптечку первой помощи.
Она начала снимать полотенца и салфетки, которыми была замотана его голова. Сквозь какой-то туман он отметил, что она измерила его пульс. Давление. Его мир стал сужаться. Какая-то часть его слуха сохранилась. Но поле зрения было ограничено — четко он видел только в какой-то одной области.
— Я всю жизнь работаю в полиции, — продолжал Мёрк. — Я прошел через все. Патрулирование улиц. Работа со служебными собаками. Я был самым молодым в Дании сотрудником уголовного розыска. Я люблю все это. Это одна из лучших и порядочнейших полиций на свете. У нее есть только один недостаток — она чертовски медлительна.
Мёрк позабыл о своей акустической защите, его система открылась. Каспер слышал усталость. Непреходящее утомление. Усталость протяженностью в двадцать или тридцать лет. Ему доводилось слышать ее у некоторых директоров цирков, тех, которые хотели чего-то большего, чем просто заработать деньги. Это была усталость человека, у которого не просто работа, а миссия и который позволил ей поглотить себя. И теперь медленно сгорает изнутри.
Женщина подняла рубашку Каспера, и он услышал, как у нее перехватило дыхание. Она положила руку ему на грудь. При других обстоятельствах такое прикосновение было бы ему приятно, особенно ее прикосновение. Но не сейчас.
— Министерство обычно никогда не вмешивается, — продолжал Мёрк. — У нас всего каких-нибудь пять человек в полиции. Нас зовут, только когда происходит что-нибудь серьезное и когда замешана политика. И даже тогда мы понимаем, что это все равно что оказаться у позорного столба.
— А отдел Н? — спросил Каспер.
Он услышал свой голос, он звучал как кваканье древесной лягушки.
Мёрк встал. Подошел к окну.
— Полиция всегда пользовалась услугами астрологов, — сказал он. — Медиумов, ясновидящих. Втайне от всех, само собой разумеется. Но в конце девяностых мы почувствовали какие-то грядущие изменения. Я почувствовал это как надвигающуюся непогоду. Все поняли, что появятся новые формы преступлений, совершаемых для получения прибыли. Которые будут связаны с манипулированием сознанием.
— Вроде торговли опционами, — заметил Каспер.
Мёрк кивнул.
— Время, — продолжил он, — предвидеть будущее. Это стало самым важным. Интуиция. Это стало одним из самых высокооплачиваемых ресурсов. Я по-прежнему пытаюсь заставить датскую полицию это понять.
Женщина заставила Каспера открыть рот. Он почувствовал холод зубоврачебного зеркальца на языке. Она выпрямилась.
— Его надо в реанимацию, — констатировала она. — Немедленно. У него пулевое ранение в живот. Перелом черепа. Левого запястья. Предположительно сломаны два ребра. Возможно, нос. Выбиты три зуба. Его надо зашивать, он потерял много крови. Ему надо делать переливание крови. И обследовать на предмет внутренних кровотечений.
Он и раньше слышал ее голос, слышал, как он поет — это был утонченный альт. Это был голос с компакт-диска. Она тоже была в хоре, исполнявшем ту кантату.
— Он мне нужен еще на двадцать минут, — сказал Мёрк.
— Если какой-нибудь орган задет, если есть разрыв печени, через двадцать минут он умрет.
— Он не умрет. Он сделан не из того, из чего все остальные люди. Это что-то вроде пластмассы.
— Я подам об этом рапорт, — заявила она.
— Ты сделаешь ему укол, — сказал Мёрк, — под мою ответственность.
Она ушла. Мёрк посмотрел ей вслед.
— Они ненавидят меня, — заметил он. — Я забрал расследование из Люнгбю и перенес его сюда, в этот зал. Мы создали здесь командный пункт. Отсюда я давлю на всех в течение двух месяцев. Официально мы лишь наблюдатели. Но они боятся, боятся общественного мнения. И политиков. А теперь пропали дети. И все равно — они ждут первой возможности, чтобы избавиться от нас.
— А что насчет других детей? — спросил Каспер. — Тех, что пропали за границей?
Удивление Мёрка не зарегистрировал бы ни один осциллограф, на его лице не дрогнул ни один мускул. Но Каспер услышал его.
В обычной ситуации Мёрк бы не ответил: на поверхности удерживаются лишь непроницаемые. Но в непосредственной близости от большого выигрыша просто невозможно оставаться герметичным.
— Было заявлено о пропаже пятерых детей. Все заявления были потом отозваны.
— За исключением заявления о погибшей девочке.
Боль отразилась на лице Мёрка, на мгновение она затмила все его звучание.
— Раньше я хотел быть судьей, — сказал он. — Я всегда стремился к справедливости. Иногда это стремление ощущается как жажда, ты можешь это представить? Зачем я тебе все это рассказываю?
— Я просто сразу же внушаю доверие, — объяснил Каспер. — Проходит пять минут — и люди обычно рассказывают мне историю своей жизни. Женщины. Дети. Таксисты. Судебные исполнители.
Женщина вернулась. Где-то далеко, словно нечто не имеющее к нему никакого отношения, он почувствовал укол.
— Преднизон, — объяснила она.
Он улыбнулся. Преднизон — это тот самый препарат, которым накачивали и Максимилиана. Какое ужасающее, поразительное сходство между детьми и родителями — вплоть до самого вскрытия.
Изнутри он почувствовал химическое облегчение. Что-то обернули вокруг его головы, это был бинт, женщина забинтовала его. Мёрк сел перед ним на корточки.
— Мы получили запрос о твоей выдаче, — сказал он. — Из Испании. Смягчение наказания не является официальной практикой в Дании. Так же как и взятки. Те несколько дел, когда полиция подкупала рокеров за несколько тысяч крон, оказывались на столе у начальника полиции. Так что полиция ни черта не может для тебя сделать. А мы можем. Мы можем оспорить в суде испанский запрос. Отклонить его. Ускорить рассмотрение вопроса о твоем датском гражданстве в Фолькетинге. Вайдебюль, например, может поговорить с Министерством внутренних дел. Мы как-нибудь договоримся с Налоговым управлением. Через полгода ты сможешь вернуться. На большие сцены. Ты понимаешь, что я говорю?
Каспер кивнул. Собеседник его говорил, ничего не скрывая. Они добрались до того, к чему все это время шли.
— Скоро. Когда они найдут детей. И мы молимся Богу, что так и будет. Вся эта операция. Мы затеяли ее, надеясь на тебя. И когда дети будут у нас, ты нам все равно будешь нужен. Чтобы говорить с ними. У меня есть несколько сотрудниц уголовного розыска из отделения А, по сексуальным преступлениям. И из Глострупа, они специализируются по дознаниям в делах по инцесту. Но эти дети — другое дело. Так что я хочу, чтобы прежде всего с ними побеседовали мы с тобой. Я хочу понять, для чего же их собирались использовать. Договорились?
Каспер кивнул.