Смилла и ее чувство снега - читать онлайн книгу. Автор: Питер Хег cтр.№ 84

Такой вопрос не очень привычен для него. Он не сотрудник благотворительной организации и не начальник отдела кадров. Он человек, который отдает приказы.

Я встаю за его спиной:

— Ключ.

— У вас есть ключ.

Я стою так, что дышу ему в затылок. Он не оборачивается.

— От шлюпочной палубы.

— Он конфискован.

Я чувствую его возмущение. Моим требованием. Но более всего тем, что его лишили неограниченной власти главнокомандующего на судне.

Потом я спрашиваю. О том же, о чем Яккельсен спрашивал меня.

— Куда мы плывем?

Его палец оказывается на лежащей рядом с ним морской карте. Карте Южной Гренландии. На нее положено полученное со станции в Юлианехоп прозрачное пластиковое факсимильное изображение линий, кругов, штриховки и черных как смоль треугольников, рассказывающих о скоплении льдов, видимости и айсбергах. Вдоль побережья проложен курс — мимо мыса Торвальдсен и затем норд-норд-вест. Линия заканчивается в районе западной части страны, где-то посреди моря.

— Это то, что я знаю.

Он ненавидит их за это. За то, что его держат в узде, словно он маленький ребенок.

— Но западный лед спускается вниз до самого Хольстейнсборга. И это не шуточное дело. Примерно до района к северу от Сёндре Стрёмфьорда. Дальше этого места меня плыть не заставят.

Я села рядом с Яккельсеном. По другую сторону стола сидят Фернанда и Мария. Они раз и навсегда объединились против окружающего их мира мужчин. Меня они не замечают. Как будто они пытаются привыкнуть к тому, как все будет, когда я очень скоро перестану существовать на этом свете.

Яккельсен уставился в свою тарелку. На столе рядом с ним лежит его связка ключей. Положив на стол нож и вилку, я протягиваю правую руку, кладу ее на его ключи, медленно двигаю их по столу и сбрасываю себе на колени. Под столом я ощупываю их все один за другим, пока не нахожу тот, на котором три буквы «К» и цифра 7. Это ключ-проводник «Кроноса», который есть и у меня. Но кроме этого ключа у Яккельсена есть ключ с буквой «Н». Судно ремонтировали в Гамбурге. «Н» означает Hauptschlüssel [30] . Я снимаю его с кольца.

Потом кладу оставшиеся в связке ключи назад и встаю. Он не пошевелился.

У себя в каюте я тепло одеваюсь. Оттуда иду на ют.

Я иду не спеша, держась рукой за перила. Это должно выглядеть как прогулка.

Расстояние в Северной Гренландии измеряется в sinik — «снах», то есть числом ночевок, которое необходимо для путешествия. Это, собственно говоря, и не расстояние, потому что с изменением погоды и времени года количество sinik может измениться. Это и не единица времени. Перед надвигающейся бурей мы с матерью проехали без остановки от Форсе Бэйдо Ииты — расстояние, на котором должны были быть две ночевки.

Sinik — это не расстояние, не количество дней или часов. Это и пространственная, и временна́я категория, понятие из области пространство-время, которое передает совокупность пространства, движения и времени, являющуюся само собой разумеющейся для эскимосов, но не поддающуюся передаче ни на один европейский разговорный язык.

Европейское расстояние, обычный парижский метр, это нечто иное. Это единица измерения для преобразователей, для людей, которые смотрят на мир исходя прежде всего из того, что мир нуждается в переделке. Инженеры, военные стратеги, пророки. И картографы. Как я сама.

Впервые я всерьез поняла метрическую систему во время курса топографии в Датском техническом университете осенью 1983 года. Мы обмеряли парк Дюрехавен. С теодолитами и рулетками, и нормальным распределением, и эквидистантой, и случайной переменной, и дождем, и маленькими карандашами, которые все время нужно было точить. И с измерением шагами. Наш преподаватель не уставал повторять, что топография начинается и кончается тем, что геодезист должен знать длину своего шага.

Я знала мой шаг, измеренный в sinik. Я знала, что если нам приходится бежать за санями, потому что небо черно от затаенных разрядов, проходит вдвое меньше sinik, чем когда нас тянут собаки по свежевставшему льду. В тумане это количество увеличивается вдвое, во время снежной бури может увеличиться в десять раз.

Так что в Дюрехавене я сама переводила мои sinik в метры. С тех самых пор, независимо от того, иду ли я во сне или по канату, надеты ли на мне сапоги с «кошками» или узкая черная юбка, заставляющая двигаться японским пятисантиметровым шагом, я всегда точно знаю, какое расстояние я прохожу каждый раз, когда делаю шаг.

Не ради развлечения я отправилась гулять на ют. Я обмеряю «Кронос». Я смотрю на воду, но вся моя наличная энергия уходит на то, чтобы запоминать.

Я прохожу двадцать пять с половиной метров по палубе мимо задней мачты и ее двух грузовых стрел и дальше к кормовой надстройке. Двенадцать метров вдоль надстройки. Я облокачиваюсь на фальшборт и прикидываю, что надводная высота борта — пять метров.

Позади меня кто-то стоит. Я оборачиваюсь. Хансен заполняет собой весь дверной проем, ведущий в слесарную мастерскую. Массивный, в больших сапогах с деревянными каблуками. В руке он держит нечто, напоминающее короткий кинжал.

Он рассматривает меня с тем ленивым животным удовлетворением, которое появляется у некоторых мужчин от сознания собственного физического превосходства.

Он поднимает нож. Потом подносит левую руку к лезвию и начинает круговыми движениями протирать его маленькой тряпочкой. На лезвии остается белый след, похожий на мыльный.

— Мел. Их надо чистить мелом. Иначе не будут блестеть.

Он не смотрит на нож. Пока говорит, он не сводит с меня глаз.

— Я их сам делаю. Из старых ножовок по металлу. Самая твердая сталь в мире. Сначала я обрабатываю лезвие на точиле. Потом довожу на наждачном бруске, потом на оселке. И наконец полирую мелом. Очень, очень острые.

— Как бритвенное лезвие?

— Острее, — говорит он удовлетворенно.

— Острее, чем маникюрные пилочки?

— Гораздо острее.

— Как же получается, — говорю я, — что ты так чертовски плохо выбрит и что каждый раз, когда ты появляешься на камбузе, у тебя невероятно грязные ногти?

Он смотрит на капитанский мостик и опять на меня. Облизывает губы. Но не находит, что ответить.

История повторяется? Разве Европа не пыталась всегда опустошать свои клоаки в колониях? Разве «Кронос» не то же самое, что судно с осужденными на пути в Австралию, иностранный легион на пути в Корею, английские коммандос на пути в Индонезию?

У себя в каюте я достаю два сложенных листка формата А4. Они лежали в кармане моей куртки. Я больше не оставляю ничего важного в каюте. Пока я еще помню, я заношу те цифры, которые отмерила шагами, на чертеж корпуса «Кроноса», который я начала делать. На полях я записываю остальные цифры. Часть из них я знаю, часть додумываю.