Дети смотрителей слонов - читать онлайн книгу. Автор: Питер Хег cтр.№ 85

Похоже, что для Ларса с Катинкой такое объяснение не является достаточно убедительным. Их можно понять: Александр Финкеблод побывал в воде. Как он оттуда выбрался, неизвестно, но в любом случае у него не было времени высушить одежду и принять ванну, которая могла бы помочь восстановить его выдающуюся, внушающую всяческое доверие внешность.

Считается, что в Дании есть несколько озёр, вода в которых круглый год кристально чистая — думаю, на самом деле такие озёра можно найти только на Финё. У обычного датского водоёма есть своё хорошее и своё плохое время, и в плохое он напоминает силосохранилище или навозную яму, и именно такой период сейчас и переживает озеро замка Фильтхой. Так что Александр Финкеблод выглядит так, что родная мать испугалась бы, и когда Ларс с Катинкой замечают его, Торласиуса и Анафлабию, они срываются с места, как будто прозвучал сигнал к старту в финальном heat. [32]

Это означает, что перед Тильте, Баскером, Хансом, Ашанти, Якобом Бордурио, Афиной Палладой и мной путь в эпицентр Великого Синода свободен.

♥

Зал, в который мы попадаем, хорошо знаком нам по маминому с папой файлу, мы о нём ни на минуту не забывали в течение последних двенадцати часов — или сколько там всё это уже длится. Зал оказывается даже более величественным, чем мы себе представляли. Многие из клиентов Леоноры Гэнефрюд, по-моему, вполне могли бы выбрать это место в качестве декорации для своих культурно-сексуальных упражнений — высокие потолки, как в соборе, а вечером великолепный вид на закат над Эресунном.

Витрины также оказываются больше, чем нам казалось, и свет, идущий от них, ещё более ослепителен.

И вот что ещё впечатляет: в непосредственной близи мы наблюдаем восемьсот человек со всего мира, которые тщательнейшим образом продумали своё одеяние для сегодняшнего мероприятия.

Тем не менее это не самое сильное впечатление. Самое сильное, то, что буквально сбивает нас с ног, это атмосфера.

Следует уточнить, что не все восемьсот человек в одинаковой степени создают эту атмосферу. Скорее всего, в этой компании присутствуют и люди, которые оказались здесь, потому что религия для них — средство к существованию, и которые вполне могли бы заниматься чем-то другим и, может быть, так им и следовало бы поступить — для их же блага. Но неважно, что здесь в том числе есть и неудачники, которые всегда есть в любой команде, хотя приглашённые тщательно отбирались, всё равно — в этом зале так много людей, которые уже нашли нужную дверь, ту, которая ведёт к свободе, и она после них осталась приоткрытой — чувствуется, как тебя туда затягивает, вот это-то и производит на нас впечатление. Если вы представите себе сообразительность Тильте и способность моей прабабушки понять даже таких типов, как Александр Финкеблод и Кай Молестер, и если вы помножите эти два качества на сто пятьдесят тысяч, то вы сможете хотя бы приблизительно представить себе атмосферу перед началом Великого Синода. Это атмосфера, которую, будь у вас под рукой нож для торта, можно было бы нарезать большими ломтями.

Сцена находится далеко от меня, тем не менее я ни секунды не сомневаюсь в том, что на неё выходит Конни.

Пульс у меня учащается до двухсот-трёхсот, так что из-за бурления крови я слышу не все слова, но понимаю, что она представляется как одна из ведущих, отвечающих за музыкальную часть, и её соведущий — тут она машет рукой, приветствуя его — граф Рикард Три Льва.

В этот момент меня можно сбить с ног пёрышком. К счастью, никаких пёрышек и никого, кто был бы заинтересован в том, чтобы сбить меня с ног, поблизости нет — я невидим в толпе. Присутствие духа я потерял вовсе не из-за того, что Конни стала музыкальной ведущей такого мероприятия, хотя ей всего четырнадцать лет, — в этом нет ничего странного. Отныне я не жду от Конни ничего другого, кроме бесконечных подтверждений того, что наши галактики страшно далеки друг от друга. Меня удивляет, как организаторам могла прийти в голову мысль поставить первым номером Рикарда.

Я не успеваю понять, что же их к этому побудило, потому что Рикард выходит на сцену, на нём какое-то одеяние, больше всего напоминающее ночную рубашку Оле Лукойе, и башмаки с длинными носами.

Это зрелище, от которого при обычных обстоятельствах невозможно было бы оторваться. Но последующие события заставляют меня это сделать.

Четверо полицейских ставят гроб Вибе на три стула, и над гробом склоняется высокий индус в платье, чем-то напоминающем наряд графа Рикарда, и мы с Тильте тут же понимаем, что это. должно быть, американско-индийский гуру Гитте — Да Свит Лав Ананда, который собирается благословить Вибе и помочь ей перейти, наконец, в посмертное состояние.

Мы срываемся с места. Но добежать не успеваем. Гитте снимает крышку с гроба. Да Свит Лав Ананда кладёт руку на лоб покойника и начинает что-то нашёптывать. Потом он убирает руку. И делает это отнюдь не с тем достоинством, с которым он её возложил, он отдёргивает её так, словно коснулся оголённого провода под напряжением.

Из гроба поднимается Чёрный Хенрик.

Он бледен, кожа его почти такого же цвета, что и его волосы. И понятно почему. Холодильная установка в гробу настроена так, чтобы поддерживать температуру покойного чуть выше точки замерзания.

Кто-то из стоящих поблизости журналистов почуял неладное. Несколько раз щёлкают вспышки. Телевизионные камеры одна за другой поворачиваются к Хенрику.

Он выбирается из гроба. Не с той элегантностью, которую он при обычных обстоятельствах мог бы продемонстрировать, но достаточно быстро, чтобы успеть нырнуть в толпу прежде, чем мы добегаем до него.

Я маленького роста, поэтому мне легко, встав на колени и взглянув на происходящее снизу, увидеть, куда направляемся Хенрик, и броситься за ним. Он бежит к открытой двери, за которой куда-то вверх ведёт лестница, я несусь за ним и настигаю его на следующем этаже.

Мы оказываемся на галерее, откуда видно весь зал — это хоры, ведь прежде здесь была церковь. Перед нами старый орган.

Хенрик замечает меня, оборачивается и идёт мне навстречу. Я отступаю за орган. Хенрик разминает пальцы после пребывания в гробу. Я вспоминаю о ста двадцати восьми крысах.

— Хенрик, — говорю я, — не стоит делать того, о чём ты мог бы пожалеть.

Такое замечание вряд ли способно произвести на собеседника сильное впечатление, в отличие, например, от моего замечания о затылке Конни. Но тем не менее Хенрик останавливается и внимательно смотрит на меня.

— Мы знакомы? — спрашивает он.

— Можем познакомиться, — отвечаю я. — Мир прекрасен и удивителен. Впереди у всех нас новые дружеские встречи.

Все эти соображения его нисколько не интересуют. Он продолжает плавно перемещаться в мою сторону.

На него падает тень. Тень моего брата Ханса. В следующую секунду Ханс опускает руки на плечи Хенрика и стискивает его.