Дети смотрителей слонов - читать онлайн книгу. Автор: Питер Хег cтр.№ 36

К сожалению, очень скоро Тильте заставили вернуть гроб, потому что многие из её подруг, а также из друзей после такого вот глубокого контакта вынуждены были по две недели спать в кровати папы и мамы и по неделе не могли ходить в школу, после чего их родители звонили нашим, и отцу пришлось провести с Тильте одну из тех бесед, после которых у него вокруг подмышек образуются большие мокрые пятна, а на лице появляется выражение, как будто это он только что лежал в гробу. В довершение всего произошла последняя, сыгравшая решающую роль, история с Каем Молестером Ландером, к которой я ещё вернусь, — и в результате Тильте пришлось вернуть гроб.

Но мы с Хансом успели полежать в нём, ноги Ханса в гроб не поместились, но когда в гроб залез я, закрыть крышку удалось без труда, и, лёжа в темноте, я старался следовать инструкциям Тильте. Она объяснила, что следует представить себе, будто ты умер и тебя едят могильные черви, она где-то вычитала, что черви эти на самом деле называются ветчинные кожееды, и подробно описала, как они выглядят. И вот что я вам скажу — в гробу действительно было тихо, тут я всё и понял про гробовую тишину, вот почему я и узнаю её, когда она воцаряется в луноходе Бермуды.

Тут Тильте берёт слово.

— Питеру всего лишь четырнадцать, — говорит она, — но у него в прошлом уже и наркотики, и уклонение родителей от своих обязанностей. У него очень ранимая душа, которая отзывается на всякое доброе слово. И сейчас он чувствует вокруг какое-то напряжение. Так что мы с ним хотим спросить вас, не могли бы вы хотя бы поздороваться друг с другом, потому что тогда есть некоторая вероятность, что у Питера в дороге не случится нервного срыва, и мы можем надеяться, что все мы доберёмся до места в целости и сохранности.

Присутствующие ещё не совсем пришли в себя, но теперь они хотя бы смотрят друг на друга, бормоча какие-то слова, которые при сильном электронном увеличении и доброй воле можно было бы истолковать как вежливые приветствия.

Конечно же, это ещё не выражение того, что можно было бы назвать искренним дружелюбием, наверное, это скорее признак того, что они готовы описаться от страха — так они боятся Тильте. Но всё-таки первый шаг сделан.

Тильте постаралась изо всех сил и показала товар лицом, тут ничего не скажешь, так что я даю ей возможность отойти на среднюю линию и беру на себя инициативу.

— Тут вот ещё что, — говорю я, — наши родители исчезли, и их разыскивают. Мы хотели бы найти их до того, как их найдёт полиция. Нам нужно попасть в Копенгаген на «Белой даме». Необходима ваша помощь. Вы знаете Калле Клоака. Ни одного человека, который может обойтись ему пусть даже в пять крон, не пропустят, пока не будет проверена его биография на три поколения назад и не будет подтверждено его законное право участвовать в мероприятии. Как вы думаете, нельзя ли сказать, что мы едем с вами?

Лица присутствующих совершенно безучастны.

— Если ваших родителей разыскивают, — говорит Свен-Хельге. — а вы сбежали, то получается, что мы участвуем в чём-то незаконном.

В машине вновь воцаряется тишина, слышно только как о берег бьются волны. И тут Синдбад нарушает молчание.

— Я обратил на вас внимание, — говорит он, — когда мы играли «Остров сокровищ» и моя жена нашла ужа в своём парике. Она тогда оказалась на сцене перед четырьмя сотнями зрителей. Я помню также, как ты. Питер, участвовал в конкурсе на звание Мистера Финё. И я вспоминал о тебе, Питер, когда Ассоциация страховых компаний командировала к нам на остров двух частных детективов и оценщика, потому что во многих домах оказались разбиты стёкла и было украдено очень много вяленой камбалы.

Все снова умолкают. Тишину нарушаю я. Не для того, чтобы они нам помогли, на это я не очень рассчитываю. Но чтобы попытаться всё объяснить.

— Вообще-то всё это не ради нас, — говорю я. — Мы, дети, как-нибудь со всем разберёмся. Самая большая проблема — это мама с папой.

Я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить всё про маму и папу. Кто они: пропащие, или они как дети, или заблудшие, или же они на правильном пути, но пользуются неправильными средствами — мне не найти слов.

— Всё это совсем не потому, что им следует вернуться и заняться нами, — говорю я. — Со мной и с Тильте всё будет хорошо, мы готовы последовать примеру монахов нищенствующего ордена босых кармелитов или можем одолжить красное одеяние Леоноры и отправиться просить милостыню по дорогам Финё.

Нести полную ответственность за это заявление и за то, что Тильте с Баскером согласятся отправиться со мной просить милостыню, я, конечно, не могу. Но иногда необходимо двигаться прямо к цели — пусть даже поблизости и нет игроков твоей команды.

— Проблема в том, — говорю я, — и это, возможно, удивит вас, знающих наших родителей, — проблема в том, что мы их любим. Вот в чём дело.

Лица сидящих перед нами как-то меняются. Сострадание — это, конечно, слишком сильное слово, особенно в такой компании. Но без всякого преувеличения скажу, что всё как-то сдвинулось с места.

— Есть одно место в Коране, — говорит Синдбад. — Там говорится, что маленькие джинны часто оказываются самыми опасными. Но даже к ним следует проявлять сострадание.

♥

Теперь, когда наши попутчики хотя бы отчасти осознали то положение, в котором находимся мы с Тильте и Баскером, и пока катафалк Бермуды несётся сквозь «волшебную ночь Финё» — это мои слова из той самой туристической брошюры, — я хотел бы закончить изложение обстоятельств, связанных с первым исчезновением мамы и папы.

Сначала родители действуют достаточно осторожно. В самый подходящий момент во время службы может послышаться завывание ветра, именно тогда, когда отец, например, рассказывает о том, как ангелы где-то в «Откровении» трубят в трубы, — а на улице при этом ни ветерка. Или же органные трубы вдруг начинают тихонько что-то нашёптывать в тот самый миг, когда отец произносит «что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях», хотя мама сидит не за органом, а на скамье вместе со всеми прихожанами. Или же во время похорон, когда отец бросает последнюю горсть земли на гроб и говорит «из праха ты снова воскреснешь», из могилы вдруг поднимается лёгкий белый дымок, почти незаметный — тоненький такой завиток, исчезающий почти в ту же секунду, что и появился, но который тем не менее повергает родственников покойного в смятение. И ни у кого не возникает никаких подозрений, всё проделано с удивительным изяществом, нет никаких швов, чувствуется рука мамы и её фуганок.

Нам почти удалось поймать их с поличным, это было в мае, когда в церкви перекрывали крышу. Небольшая бригада кровельщиков отливала свинцовые пластины во дворе; у них был поддон с песком, который они ставили наклонно и лили расплавленный свинец, который тут же застывал. Пока они этим занимаются, мы случайно видим беседующую с ними маму, и когда она нас замечает, то бросает в нашу сторону взгляд, начисто лишённый той безграничной любви, с которой мать просто обязана смотреть на своих детей, и хотя мы отворачиваемся от неё и ведём себя как ни в чём не бывало, мы всё-таки успеваем заметить, что она даёт кровельщикам какой-то предмет и объясняет, как им пользоваться. Так что когда два воскресенья спустя отец снова с кафедры начинает говорить об «Откровении» Иоанна Богослова — на сей раз он читает текст о разрушении какого-то города — с крыши вдруг с ужасающим грохотом падает свинцовая пластина. Когда то же самое повторяется минуту спустя, мы с Тильте и Хансом принимаем решение какое-то время с родителями не разговаривать.