Когда бог был кроликом - читать онлайн книгу. Автор: Сара Уинман cтр.№ 49

Я несколько раз выкрикнула его имя, пока отвязывала лодку, и уже готова была сдаться, но тут он появился из коттеджа и бегом направился к причалу; пустой рюкзак, болтающийся у него за спиной, напоминал сдувшееся синее легкое.

— Ты точно хочешь ехать? — спросила я. — Может, останешься с Джо и Чарли?

— Они опять спят, — пожаловался он.

— Ну, тогда поехали.

Я помогла ему забраться в лодку.

Он радовался тому, что мы все собрались дома. Ему было почти восемьдесят, но в нашем присутствии он, будто хамелеон, насыщался нашей молодостью. Я оттолкнулась от берега и не стала сразу заводить мотор; несколько минут лодка сама дрейфовала к середине реки.

— Все хорошо, Рыжик? — громко спросил Артур, как он делал всегда.

И как всегда, мы оба почувствовали легкий толчок в борт — короткий ответ, пришедший из ниоткуда и не объяснимый ни ветром, ни мелью, ни течением.

У берега я замедлила ход, чтобы собрать немного ежевики и раннего тернослива. Мы спрятались под нависающими над водой ветками в надежде увидеть крупную выдру, которую отец заметил несколько дней назад; скорее всего, она была плодом его воображения или хитрой уловкой, для того чтобы заставить нас попристальнее вглядеться в окружающее.

— У меня последнее время кружится голова, — сказал Артур, опустив руку в прохладную воду.

— Как кружится?

— Просто кружится.

— Ты что, падал?

— Нет, конечно. Я же говорю «кружится голова», а не «ноги не держат».

— А ты стал наконец соблюдать диету? — спросила я, прекрасно зная ответ.

Артур только поморщился, давая понять, что жизнь без бекона, сливок и яиц не стоит усилий.

Его давление и уровень холестерина были выше некуда, и он даже гордился этим как своей личной заслугой. Он наотрез отказался принимать прописанные таблетки, по секрету сказав мне, что умрет совсем не от этого, и вместо лекарства тянулся за очередной булочкой с джемом и взбитыми сливками.

— Тебя это беспокоит? — спросила я.

— Нет.

— Тогда зачем ты мне рассказал?

— Чтобы ты знала.

— Хочешь, чтобы я приняла меры?

— Нет, — покачал головой он и вытер мокрые пальцы о рукав.

Какое-то время назад он начал рассказывать мне обо всем, что с ним происходит: о важном и совсем незначительном. Я думаю, он делал это потому, что я и так все про него знала, все прочитала: плохое и хорошее, прекрасное и мерзкое. Пять лет я редактировала его книгу, а теперь, похоже, он хотел, чтобы я редактировала его жизнь.

— Вернусь через десять минут, — сказала я и, захватив пустой рюкзак, начала подниматься по ржавым почти вертикальным ступеням пристани.

На самом верху я остановилась и посмотрела, как, неуверенно маневрируя, он провел лодку между двумя красными буями и зигзагами двинулся в открытое море. Не исключено, что я уже никогда его не увижу или ему вновь придется пережить унижение, как в тот раз, когда его доставили к берегу два сердитых офицера береговой охраны. В своем воображении Артур Генри видел себя уверенным и храбрым морским волком, но в реальности эти качества проявлялись только на берегу. Я знала, что, едва выйдя из гавани, он остановит мотор и будет кружить на месте до тех пор, пока не истекут обещанные десять минут. А к тому времени, когда я спущусь по лестнице, нагруженная упакованными во льду крабами и лангустинами, он будет насквозь мокрым от пота и поспешит занять пассажирское место на носу, говоря всем своим видом: больше никогда в жизни!

Лодка легко скользила по совершенно гладкой воде, а размеренное пыхтенье двигателя сливалось с оживленным гулом, доносящимся из переполненной отдыхающими деревни.

— Вот, возьми, Артур. — Я протянула ему апельсиновый лед на палочке.

— Я уж думал, ты забыла.

— Никогда, — заверила его я, а он вытащил из кармана платок, потому что ему на колени уже начали падать оранжевые капли.

— Хочешь дам попробовать?

— Нет, это все тебе, — сказала я и развернула нос лодки в сторону дома.

Когда мы вернулись, они валялись на газоне, и Артур, заметив, что Чарли погружен в сигнальный экземпляр его книги «Бандиты и бармены, бухло и богема», поспешно опустился на свободный стул рядом с ним.

— Где ты сейчас читаешь, Чарли?

— Берлин.

— Ох ты боже мой! А ты не слушай, Нэнси!

— Ну разумеется. Артур, — вздохнула Нэнси, не отрываясь от американского «Вога». — Я ведь ничего такого в жизни не видела.

— Но в темной комнатушке на Ноллендорштрассе ты все-таки не жила, — парировал Артур и с наслаждением откинулся на спинку стула.

Брата я обнаружила в отцовской мастерской. Он не сразу меня заметил, и некоторое время я наблюдала, как, орудуя резцом и зубилом, он осваивает простое соединение «в шип». Два экземпляра были уже готовы и лежали на полке у него над головой. В этом слабом свете он был очень похож на отца, такого, каким я знала его в детстве: тот же слегка сутулый силуэт, та же склоненная спина, совершенно неподвижная, потому что при работе с деревом нельзя даже дышать.

Он ходил в вечернюю школу и там учился реставрировать изделия из дерева. Он отказался от всего, отказался от той жизни, ради которой и уехал за океан. Отказался от работы на Уолл-стрит и от квартиры в СоХо, которая обходилась ему в несколько тысяч в месяц. Он купил тот дом в Гринвич-Виллидж с его птичьим гнездом, и айлантом у порога, и коричневой стеной в коридоре, которую мы разломали сразу же после Рождества. Он ремонтировал дом сам, комнату за комнатой, месяц за месяцем возвращая ему первозданный вид. Этот неспешный, размеренный труд шел брату на пользу, и он даже располнел немного. Ему это шло, но я предпочитала молчать на эту тему. Теперь только Чарли связывал его со старой жизнью, и с биржей, и с непрерывно меняющимися цифрами, и с ранними завтраками в «Окнах мира» на верхнем этаже Северной башни. Потому что сам Чарли работал теперь в Южной башне, на восемьдесят седьмом этаже, с которого был виден весь Манхэттен, и, когда мой самолет заходил на посадку над Нью-Йорком, я всегда старалась смотреть в ту сторону, и он представлялся мне Королем Вселенной.

Брат выпрямился и потер глаза. Я включила свет, и он обернулся.

— Ты давно здесь?

— Нет, только пришла.

— Заходи, садись.

Я стряхнула со старого кресла кудрявые дубовые стружки и села.

— Выпьешь?

— А сколько времени?

— Самое время для скотча. Давай, я тут нашел отцовскую заначку.

— Где?

— В резиновом сапоге.

— Как очевидно! — засмеялась я.

Он плеснул виски в потемневшие кружки, и мы залпом выпили.