Чертово колесо - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Гиголашвили cтр.№ 36

Они разошлись по квартире, навестили бабушку, читавшую в галерее Флобера, стали ей морочить голову всякими глупостями вроде того, что на планете Титан идут титановые дожди, жители все поголовно носят имя Тит, сидят в норах из титаниума и сосут титьки, а главный титан их тиранит. Или что Святослав Рерих имел в Ассаме гарем из панд, от которых родились бурые дети-йети. Или что в Африке наблюдается частичное превращение ленивых негров снова в обезьян. Если труд сделал из обезьяны человека, то лень и безделье делает из человека опять обезьяну. Логично?

Бабушка ужасалась и не верила, а они выдавали новые подробности:

— Некоторые негры уже из хижин обратно на пальмы перебрались!

— Да, да, правда! Затоптали костры! Едят только сырое!

— Тела заволосели, а вместо зубов — клыки! Побросали орудия труда!

— На лианах качаются!

Потом они ушли подкрепиться второй мастыркой, но бабушка, возбужденная их болтовней, а может быть, учуяв подозрительный дым, стала под разными предлогами стучаться к ним в комнату до тех пор, пока Кока силой не выпроводил ее, заперев дверь на ключ.

— Кто тебе дал право так обращаться с женщинами? — трагично вопрошала она из-за двери, на что Кока отвечал:

— А кто учил женщину входить без стука?

— Ты ведешь себя невежливо! — пытались воспитывать из-за двери.

— А мозги вынимать — вежливо? — огрызался Кока.

— Оставь, она хорошая! — миролюбиво останавливал его Художник, но Кока и сам уже замолчал, сказав напоследок, что бабушку надо держать в строгости, а то на голову сядет:

— Она в последнее время что-то опять закопошилась. Слышит каждый день по телевизору — «наркотики, наркотики!» Вот тоже начала… подсматривать. Опять бинокль появился!

— Какой еще бинокль?

— Театральный. Она меня и раньше через этот бинокль ловила. Мы тут напротив в подъезде пачку папирос держали: каждый мог брать, чтоб мастырку заделать. Вот она заметила, что я каждый раз, как из дома выйду, в этот подъезд захожу, потащилась туда, обшмонала подъезд и нашла папиросы за доской со списком жильцов…

— Выкинула?

— В том-то и дело, что нет! Оставила, хитрая! И всегда после меня ходила туда тайком считать, сколько папирос взято. А потом представила счет.

— А ты что?

— Сказал, что ничего не знаю — что еще? Какие-такие папиросы? Я сигареты курю!

— А помнишь, как мы ее накурили однажды? — развеселился Художник, вспоминая давний эпизод.

Как не помнить!.. Было много гашиша, и друзья решили накурить бабушку. Аккуратно заделали пару мастырок и подложили в пачку ее папирос — она всю жизнь курила «Казбек». Почуяв через полчаса по запаху, что бабушка добила подсадку, они вылезли в гостиную и уставились на старушку. Пока гашиш открывался, бабушка сидела тихо, как мышь, непонимающе поглядывая вокруг и прикладывая руку то ко лбу, то к сердцу. Но вот морщины на ее длинном благородном лице будто разгладились, она кокетливо заправила за ухо седую прядь, гордо повела головой и спросила не своим голосом: «Когда велено подавать кофе?» — «Скоро, ваше сиятельство, — отвечал Кока, давясь от смеха. — Император заняты в зимнем саду с фрейлинами, но скоро прибудут. Не извольте беспокоиться!»— «По утрам мигрень особенно несносна», — пожаловалась бабушка. — «Согласен. Туберкулез лучше всего принимать по вечерам, по две таблетки», — серьезно отвечал Кока. «Разве он не в микстуре?» — «Нет, в плаще с кровавым подбоем…» Поговорив таким образом минут десять, бабушка попросила довести ее до кровати. И надолго замолкла. Иногда из комнаты старушки были слышны шепот, бормотания, звуки каких-то напевов. Кока порывался посмотреть, что с ней, но Художник останавливал его: «С ней все в порядке! Пусть женщина покайфует первый и последний раз в своей жизни!»

Скоро Художник, сомлев от мастырок, ушел в худкомбинат за рамами, а Кока задремал в кресле. К полудню позвонил Нукри. Он выяснил, что действительно в городе появилась крепкая азиатская анаша, но некий Хечо, через которого ее можно достать, загремел с сифилисом в вендиспансер, откуда, правда, может выезжать за товаром, когда ему вздумается. Поговаривают, что пакеты спрятаны в диспансере, а Хечо просто ломает комедию, ездит к своему дяде в Авлабар и это время пережидает у телевизора, пожирая любимый горячий лаваш с сыром и тархуном. Кто-то даже будто уже пытался искать пакеты в его палате, но был напуган сифилитиками, тоскливым стадом гулявшими по коридору.

— Не все ли равно — его это анаша, его дяди или его дедушки? Главное, чтоб хорошая была! — ответил Кока, окрыленный мечтой купить что-то нормальное.

— Да, да, я просто передаю, что слышал. Давай вечером съездим, у меня есть стольник, — предложил Нукри, который так старался, рассчитывая получить от Коки новые порножурналы.

Под вечер они приехали в вендиспансер. Из-за колючего забора девки переговаривались со стоящими на улице парнями.

— Это турбаза, что ли? — удивился Кока.

— Когда-нибудь они вылечатся, — лаконично пояснил Нукри.

Они нашли вдребезги пьяного сторожа, вызвали Хечо, вручили ему деньги и проследили из-за угла, как тот, воровато оглядываясь, выскочил за ворота, юркнул в такси и уехал. Через час вернулся и отдал пакет с зеленым, пряно-пахучим порошком, не преминув рассказать о том, какие сложности ему пришлось преодолеть, добывая анашу, хотя пахло от него тархуном, а на куртке сидели хлебные крошки. Нукри поделил пакет и половину отдал Коке с тем, чтобы тот завтра взял на стольник и вернул ему одолженное. Кока привез анашу домой и спрятал, как обычно, в книгах, а сам отправился со знакомыми девушками на Черепашье озеро.

Вернувшись, он заметил, что бабушка не спит. Заглянув к ней, увидел, что она нервно курит. На вопрос об ужине обычного энтузиазма не проявляет и даже не смотрит в сторону Коки, горестно отводя глаза, обычно лучащиеся любовью.

Почуяв недоброе, он ринулся в коридор, к полкам с книгами. Схватил том, в который был засунут пакет с анашой — и не обнаружил ничего!.. В другом томе — тоже пусто!.. Он стал хватать книги, раскрывать одну за другой. Пусто!.. Пусто!.. Всюду пусто!.. Ничего!.. Классики пялились на него из раскрытых книг.

Трагический голос сказал:

— Не трудись понапрасну, мой милый. Оно было в Александре Блоке.

Бабушка в ночной рубашке стояла в дверях. Ее морщинистое лицо выражало сильную гамму чувств, называвшуюся «поразить паршивца взглядом».

— Ты взяла? — зловеще спросил Кока.

— Я! — твердо ответила она.

— Ты перетрясла все книги?

— Да. Все. Я поняла, что ты недаром крутишься около полок. Нашла это и высыпала в туалет, — ответила бабушка.

— Что?.. — Кока сел на пол и обхватил голову руками. — Что ты наделала?! Мне конец!.. Все кончено!.. Меня убьют!..

— Кто?.. Кто тебя убьет?.. — всполошилась бабушка.