Толмач - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Гиголашвили cтр.№ 18

– Приготовьтесь честные данные записывать!

Когда с отпечатками было покончено, мы стали заполнять анкету об утере паспорта. Парень оказался не Валерием, а Вадимом, не Золотовым, а Кожевниковым, не 1975-го, а 1980-го года рождения, не из Калуги, а из Смоленска. Марк повторял трудные слова:

– Кошефникофф… Смольенск… Спросите его, зачем он все это бессовестно врал и обманывал?

Ответ был короток:

– А чтоб не выслали назад.

Потом Валерий-Вадим сказал, что в Смоленске делать нечего, с водки подпольной сгоришь, думал, приеду в Германию, поработаю на стройке, денег наберу, автобус маленький куплю и буду тихо шоферить:

– Но нет, кинули, суки-немцы, тут тоже гнид полно… Паспорт был, но я его потерял на стройке. Или украли, не знаю. Кем и когда паспорт выдан – не помню, пусть сами найдут. Получил я его летом 97-го, в Смоленске, в Ленинском РОВД.

– Найдем, найдем, не проблема, лишь бы он правду говорил, – радостно суетился Марк, заполняя какие-то бесконечные листочки и подшивая новое фото к новому делу с «честными» данными.

Парень насмешливо смотрел на него:

– А зачем мне врать теперь? Я же сам хочу уехать. Не хотел бы – так и сидел бы, как все другие, едрить его серпом налево…

– А кто сидит? – спросил я.

– Да кто хочешь. Всякие. Китаезы, индусцы, кубинцы, курдяки, негритосы, чечены, узбекцы, афгане… Полный хрислам! Даже один грузинский вор сидит, Камо кликуха, всеми чурками верховодит вместе с Фараоном Нахичеванским.

– Что за фараон? Кличка тоже?

– Нет, имя такое, он армянец.

– Спросите у него, как он вообще в Германии оказался? – сказал Марк, от руки набрасывая текст заявления о том, что беженец отказывается от своих претензий и просит отправить его домой.

Щупляк охотно принялся объяснять:

– По турпутевке приехал, на автобусе, из Москвы. Во Франкфурте зашел на стройку, поговорил с каким-то хмырем в каске, тот сказал, что работа есть, но раз разрешения на работу нет, то и деньги потом, сразу все вместе. Так и пахал полгода. На жизнь он мне давал немного, а потом исчез. Я к другому прорабу – тот отказывается: «Ничего не знаю, тебя впервые вижу, какие деньги?..» Просто всё. Не только наши кидают, но и немцы, волки противные, не лучше. – Он сладко потянулся. – Ничего, поеду сейчас, отлежусь, отдохну, баб попилю, травку покурю – и обратно в Германию…

– А если запрет будет?

Он поправил косичку, усмехнулся:

– За двести долларов я паспорт на любое имя сделаю, хоть на Ельцина, хоть на Хо Ши Мина, едрить его серпом налево!..

Марк, закончив заявление, попросил перевести его беженцу, со смешком добавил для меня:

– Да, а часа два денег вы на этом потеряли, дорогой коллега. Да, потеряли, потеряли… У вас работа почасовая, а у меня время казенное. Вы потеряли, а Германия приобрела!.. Или, вернее, избавилась… – деревянно шутил он. – Так… Теперь скажите ему, пусть подпишет и может идти, а я завтра же позвоню в российское посольство и попытаюсь ускорить дело. Это надо же – сам человек уехать хочет!.. Как не помочь?.. Но недели две-три ему еще придется посидеть, пока то да се.

Вдруг раздались странные шорохи и стуки. Что это?.. А, вот серая невзрачная птичка бьется о стекло. Ее явно ввели в заблуждение черные силуэты нарисованных на стекле птиц. Она, очевидно, решила заглянуть за кулисы этого птичьего театра. Мы уставились на птицу и молча слушали ее назойливое царапанье и глухие толчки о стекло.

– Кто внутрь, а кто наружу, – сказал я.

– Упорная, – отозвался парень.

– Глупая! – подытожил Марк. – Не понимает, что убиться может.

Я вышел, чтобы позвать охранника для парня. Вахтеров не было. Мордоворот в пиратской косынке доедал в одиночестве колбасу. Увидев меня, он остановил челюсти и неприязненно, как собака от полной миски, уставился мне в лоб:

– Как, всё? Так быстро?

– Он забрал заявление. Домой хочет.

– Что так? Не понравилось у нас?

– Тюрьма все-таки.

– Все равно опять к нам попадет.

И он засвистел в свой пиратский свисток. Видя, что никто не отзывается, он спрятал колбасу в карман, вытер сальные лапы о косынку и загремел ключами:

– Пошли!

Щупляк степенно попрощался со мной за руку:

– Удачи тебе!

– И тебе всего хорошего! – ответил я, подумав, что и в лагере, и тут все желают друг другу удачи – главного в бродяжьей жизни.

Марк сноровисто собрал вещи: спрятал фотоаппарат в чехол, диктофон – в сумочку, папки и бумаги – в портфель. Я взял ящичек для отпечатков. Мы вышли из здания и под грызню овчарок направились к проходной. Возле будки остановились. В окошке показалась розовая, словно ошпаренная харя. И, очень недобро поглядывая на меня из-за решеток, сообщила, что у меня паспорт просрочен и надо заявить в полицию.

– Вот! – тыкался мясистый палец в паспорт.

– Продление на другой странице, – вежливо ответил я.

Харя перевернула страницу и, шевеля губами, долго читала текст. Потом заулыбалась, как свинья из прутьев хлева:

– А!.. У!.. Э!.. О’кей!.. А то мы видим – непорядок!

И решетки разъехались, выпуская нас на волю, где и дышалось легче, и было как будто даже теплее, хотя на елях все еще лежал слой розоватого инея, а на земле кое-где виднелись серые пятна талого снега.

По дороге в лагерь Марк все удивлялся, что мы так быстро управились. И как было бы хорошо, если бы все побродяжки были так сговорчивы и покорны! Правда, Марк каждый раз не забывал суеверно добавлять, что, с другой стороны, это было бы и весьма плохо, потому что тогда наш лагерь обязательно закрыли бы:

– Как это с русскими немцами-переселенцами случилось: когда их поток был велик – до четырехсот тысяч в год – пришлось открывать лагеря, набирать персонал, а как поток сократился, то и лагеря пришлось закрыть. Кого-то перевели куда-то, кого-то на пенсию, а кого-то и так…

Он со вздохом принялся высчитывать проценты потерь в зарплатах и пенсиях, а я думал, что пусть те паникуют, у кого есть с чего проценты высчитывать и что терять, а мне-то с чего голову такой ерундой забивать?! Лучше о приятных вещах думать… Вот сейчас я, комендант лагеря, еду встречать новый эшелон с женским пополнением… Большие вагоны, раскаленные от тепла женских тел. Первым делом в строй поставить и вдоль строя пройтись, на лица посмотреть, в глаза заглянуть… Марк, видимо, думал о чем-то сходном, потому что, закончив с процентами, пробормотал:

– Сейчас даму из Украины будем опрашивать… – и плотоядно спросил: – А правда, что русские женщины очень красивы?

– Правда. Немки перед ними, извините, это просто истуканы с острова Пасхи.