Кабирия с Обводного канала - читать онлайн книгу. Автор: Марина Палей cтр.№ 46

За полгода до этого у меня возникла непыльная и даже почти стабильная собако-кошачья полоса. То есть: хозяева отправляются вояжировать, а я стерегу-выпасаю их питомцев. По умолчанию подразумевается, что питаюсь я отдельно. (Ну, это не всегда. Например, кошачий корм вовсе не так плох и для человека разумного – особенно когда у последнего нет ни цента в кармане и он наконец прекращает опасаться, будто состоит этот корм из дроблено-сушеных мышей.)

А тут возьми и подвернись эта чертова типография. То есть моему шапочному знакомому, Кейсу, владельцу книгопечатного предприятия, возьми и приснись в начале декабря сон. Какой? А вот какой. Будто Святая Дева спускает ему неукоснительную директиву: Кейс, не будь свиньей, соверши богоугодный поступок.

И вот Кейс (наяву) решает передать мне партию бракованных школьных учебников по истории (под названием «SPOREN» [14] ). В каждом учебнике этой пятидесятитысячной партии не хватает одной страницы. На ней напечатано окончание перенесенного слова: -ing. И затем – три звездочки, означающие конец главы. Мне, следовательно, надлежит вставить пропущенную страницу в каждый – из пятидесяти тысяч – учебник. А Кейс обещает заплатить за это триста гульденов.

Возможно, я обобщаю огульно, но все же особенности человеческой (ну, по крайней мере, моей) психологии таковы, что реагирует она сначала на величину заработка (в триста гульденов, тугриков, юаней) – и на нем именно, на заработке, делает бессознательный доминантный акцент, а объем работы как-то упускает. Он, «человек» то есть, считает себя даже кем-то вроде lucky bastard, потому что для него сделаны, как минимум, два экстра-супер-дисконта: во-первых, эта халтурка передана именно ему, иммигранту, а не теще Кейса (которая, пока не вмешалась Дева Мария, лениво добывала себе тем самым карманную мелочь), во-вторых, работа доставляется «человеку» прямо на дом (!). Ну, в смысле, на тот самый адрес, где он холит и лелеет очередного кота.

И вот здесь мы снова сталкиваемся с особенностями человеческой психологии. Если «человек», сроду не осязавший сумму в триста гульденов, эту сумму пред мысленным взором представить все-таки может – то, что такое пятьдесят тысяч книг, он, разрази его гром, не видит совершенно – ну вот все равно как не видит он целиком Джoмолунгму, которая на атласе мира, несмотря на зловещую темно-коричневость, выглядит все равно плоско.

И не видит он эти пятьдесят тысяч книг ровно до тех пор, пока в восемь часов утра – то есть утра, следующего за устным договором с Кейсом, под окнами того самого жилья, где «человек» опекает кота (а тот его, тем самым, кормит – то есть неизвестно еще, кто кого опекает), – под окнами того самого жилья не останавливается фирменная типографская фура.

А она таки останавливается.

С мерзейшим металлическим клацаньем разверзаются ее бездонные недра. Содержимое этих недр необходимо перенести вручную на пятый этаж без лифта. И, коль донесешь, не гигнешься, то в гостиной надлежит эти источники знаний аккуратно вдоль стен складировать.

Во время взволакивания еще только третьей партии (размером в тридцать книг), у «человека» начинает хлестать носом кровь, и кровь эта вольно изливается на учебники человечьей истории, что, пожалуй, закономерно, но, к счастью, не страшно (для учебников), поскольку книги защищены плотным и, судя по всему, кровенепроницаемым пластиком.

Здесь я позволю себе опустить чарли-чаплинские ужасы и кошмары, которые мгновенно утрачивают чарли-чаплинскую форму, сохраняя бесконечный ужас сути, когда касаются лично тебя.

Самая забавная деталь этого трагифарса заключалась в том, что пятьдесят тысяч книг на пятый этаж я, в конечном итоге, все-таки поднимаю (!) – и пятьдесят тысяч страниц вставляю, притом в срок – и даже триста гульденов Кейс мне действительно платит (просто достает из кармана) – вот только готовую продукцию он, хотя и обещал, не вывозит.

То есть он не успевает ее вывезти до возвращения моей лендлордихи (домовладелицы, как сказали бы в моих пенатах). Так что однажды, через пару минут после того, как в дверь звонит ее соседка, а именно: добровольно фискальствующая, перекошенная фэйс-лифтингами вдова нотариуса, – точней говоря, после того, как она видит – вместо привычной гостиной – узкие, мрачные, простирающиеся до самого потолка, словно бы красно-кирпичные лабиринты (учебник «SPOREN» был, конечно, кровавого цвета), я, отыскав на стене свободный квадратный дюйм и приставив к нему хозяйский стетоскоп, уже слушаю ее взволнованный телефонный (адресуемый моей лэндлордихе) отчет о результатах оперативной проверки.

И при этом даже умудряюсь понять, когда именно ворвется в свое изуродованное жилище разъяренный метеорит – точь-в-точь похожий на слабозагоревшую – то есть, увы, так и не сгоревшую в плотных слоях калифорнийской атмосферы – владелицу кота по имени Glamourr.

Который будет отнюдь не сразу ею обнаружен в катакомбах и лабиринтах, образованных моим наемным трудом.

Пожалуй, в том повинен мультфильм «Бременские музыканты»: мое сердце возжечь может только простонародный трубадур. Вот-вот. Если бы возжечь его мог солидный джентльмен – то есть занудный, надежный, прижимистый, денежный – а также (в одном пакете), клинически прагматичный, роботоморфный, велюрово-вежеталевый – ну и так далее – перебивалась бы я кошками-собаками на огородах Европы?

«Матка боска, да он, наверное, шоферюга», – потрясенно прошептала Анеля, жена Ханса – в то время, когда высокий темно-русый менестрель, представившийся как Джейк Джиггертон и ловко подхвативший мои пятнадцать кондомных мешочков, уже отбивал чечетку – вниз, вниз – по травматогенному «трапу».

«Ну да, – вынесла вердикт спесивая пани, – типичный английский дальнобойщик. Здесь таких – как сельдей в бочке».

«А кто же еще, кроме шоферюги, польстится на уроки рисования?» – попыталась я залатать расползающуюся паузу.

Анеля посмотрела на меня многозначительно. Будет добирать натурой, – говорил ее взор, прозрачный, как яд, – а вслух прошипела:

«Ишь ты: польский учит!.. Видно, поставки у них по всей Европе...»

«Ничего подобного! – вмешался Ханс. – Я посмотрел в классном журнале – там написано: служащий».

«Ну да: служащий! Был шоферюгой – стал диспетчером», – не сдавалась Анеля, чей (якобы аристократический) гонорок был постоянно уязвляем «мезальянсом» с каким-то там толмачом, школьным учителишкой.

В молчании, которое я, без зазрения совести, назвала бы неловким, Джейк повел машину через ту часть города, где красуется Rijksmuseum и музей ван Гога.

Мы остановились возле типичного для этих мест домика. Внизу, как водится, находилась гостиная, изящно переходившая в кухню, наверху – три комнаты: две спальни и небольшой кабинет между ними. Все это было рекомендовано осмотреть мне самостоятельно – в то время, пока Джейк принимает душ. Отправляясь в ванную комнату, за окном которой уже сиял увесистый лунный камень, Джейк произнес несколько фраз, а именно: он просит прощения за то, что устал, а потому справлять Рождество мы не будем; вот здесь комната, где будете спать вы, Виктория; если хотите, можете не ложиться прямо сейчас, а посидеть в гостиной: в вашем распоряжении телевизор, компьютер, музыкальный центр, напитки в баре, закуски и соки в холодильнике; спокойной ночи.