В Германии по приказу фюрера проводится повальная мобилизация всех мужчин, способных носить оружие, от шестнадцати до шестидесяти лет.
Ноябрь–декабрь
В Италии, оккупированной немцами, остается никем не услышанным призыв английского командования демобилизовать силы Сопротивления в виду неизбежной победы союзников. Координация действий Сопротивления теперь переходит в руки КНО (Комитета Национального Освобождения), составленного из представителей шести оппозиционных партий, выживших в условиях подполья при фашистском режиме. Поддержанные живейшим народным участием, партизанские формирования вовлекают немцев в изнурительную борьбу. Партизанам удается в ряде зон отбросить фашистов. Эти зоны объявляются самостоятельными и становятся маленькими временными республиками.
Осенью и зимой союзные операции на итальянской территории целиком сосредотачиваются на «готической линии»…
1
Грохот бомбежек вокруг Рима становился все более частым, придвигался все ближе, и женщины из семьи покойного лавочника из Дженцано всякий раз, слыша его, вскакивали на ноги, испуганно, почти истерически кричали. После высадки союзников в Анцио 22 января из поселка стали доноситься песни и крики радости, словно война была уже совсем закончена. Немногочисленные фашисты, жившие в поселке, все попрятались, а молодежь вышла на улицу, и некоторые открыто ходили с оружием, словно ожидая начала революции. Хлеб, мука и любой провиант захватывались силой — и в лавках, и всюду, где они могли оказаться; на улице раздавали внеочередные выпуски подпольной газеты «Унита».
Ида отлучалась из комнаты как можно реже и постоянно держала Узеппе в поле зрения. Она боялась, что немцы, отвечая на провокации, займут поселок и убьют или депортируют всех мужчин, не пощадив и такого мужчину, как ее Узеппе. В эти дни Оборотень куда-то исчез, и она даже подумала, не соглядатаем ли он является, и не побежал ли он доносить на население Пьетралаты немецкому командованию. Как бы там ни было, этот буйный народный праздник кончился еще одним горьким разочарованием. Прошло всего несколько дней, и немцам удалось блокировать высадку, заперев союзные войска на побережье Анцио. Женщины из семьи лавочника держались друг за дружку, они больше не кричали и даже не осмеливались дышать; губы у них пожелтели от страха, и немудрено — грохот бомбежек вокруг Рима теперь не умолкал ни днем, ни ночью. К этому грохоту примешивалось рычание тяжелых грузовиков, которые колесили по автострадам, и вовсе не с целью отступления — они питали подкреплениями все новые немецкие атаки. Высадка союзников при Анцио понемногу становилась малоудачным эпизодом войны. Реальная линия фронта прочно держалась на прежнем месте, у Кассино. Близкое освобождение пока что было очередной уткой. Война оканчиваться не желала.
В последних числах января Иду неожиданно навестил кабатчик Ремо. Он отозвал ее в сторонку и даже вывел на улицу, поскольку должен был ей сообщить срочные новости, касающиеся ее сына Нино. Червонный Туз в смысле здоровья чувствует себя лучше некуда, он посылает ей бессчетное количество приветов, а также поцелуев для Узеппе. Однако последние военные эпизоды — приближение линии фронта, разрушение мелких селений и непрекращающиеся немецкие облавы вынуждают его подразделение прекратить борьбу в этой зоне. Отряд «Свободный» распущен, некоторые его бойцы сложили головы, другие просто ушли. Туз и Петр, то есть Карло, двинулись в путь вместе, решив добраться до Неаполя через линию фронта, и можно быть уверенными, что они, будучи ребятами проворными и храбрыми, преуспеют в этом деле. Муха и Квадрат отбыли в лучший мир — по этому поводу кабатчик должен передать ей посмертное сообщение от Джузеппе Куккьярелли. Некоторое время тому назад Муха попросил его — конфиденциально и строго секретно — в случае его смерти известить синьору Иду, что в матраце, который он уже передал ей в безусловное наследство, имеется для нее сюрприз. Между слоями шерсти, в углу, который снаружи помечен узелком из красной нитки, хранится нечто, которое ему, если он умрет, не сгодится даже на подтирку, но ей и малышу оно как раз может прийтись очень кстати.
Со своей стороны кабатчик Ремо принес Иде в подарок большую фьяску вина, полулитровку масла и две свечи. Он почему-то не счел необходимым рассказывать ей об обстоятельствах смерти сумасшедшего Куккьярелли, а она о них не спрашивала. Муха погиб 21 января в городишке под названием Марино, и два с лишним дня тело его валялось посреди улицы, потому что немцы запрещали его трогать, а сами, проходя мимо, оделяли пинками. В смерти его тело казалось еще более маленьким и ссохшимся, нежели тогда, когда он был жив, а лицо, распухшее от побоев, превратилось в типичную физиономию провинциального дедушки из-за громадного кровоподтека на верхней губе, который почти касался носа. Дело в том, что немцы, прежде чем расстрелять его, вырвали все пятнадцать зубов, которые еще оставались у него во рту, а также ногти рук и ног; голые ноги были выставлены на обозрение, и старческие его ладошки тоже, распухшие и черные от запекшейся крови. Он прибыл в городок Марино, исполняя обычную работу связного, для того, чтобы передать шифрованную депешу от Очкастого командиру другого отряда. Он шел по дороге вместе со своим товарищем Тарзаном, которому было поручено взять из тайника радиопередатчик, и, завидя какой-то смутный силуэт в сумерках, покрывавших улочку, безотчетно выкрикнул «Стой, кто идет?» — совершенно по-военному. В ответ из-за домов вынырнули какие-то люди, они затараторили по-немецки, и тогда Тарзан стал стрелять. Те же подняли стрельбу, в суматохе Тарзан как-то извернулся и сумел удрать, Муха же был окружен и схвачен. У него нашли депешу, смысла которой он при всем желании не мог объяснить (текст ее гласил: «Выстиранное белье находится в ведре»). Однако же ему наверняка были известны многие другие секреты и его мучители очень хотели их знать. Но, насколько явствовало из более чем очевидных доказательств, эти немецкие парни, несмотря на вполне добросовестную работу, сумели выколотить из него лишь шумные рыдания, словно он был маленьким мальчиком. В конце концов им надоело, и они прикончили его выстрелом в спину. Вероятно, мечтой Мухи в этот момент было закруглиться шикарно, с криком: «Да здравствует Сталин!», но дыхания у него хватило лишь на то, чтобы издать стон не громче воробьиного чириканья.
Всего за месяц перед этим, как раз в день Рождества, ему исполнилось шестьдесят лет. Он родился в один год с Бенито Муссолини, в 1883-м.
Квадрат погиб вскоре после Мухи, а если говорить точно, это случилось в ночь с 25 на 26 января. За три дня до высадки союзников немцы уже заранее собирали подкрепления — и севернее, и южнее. Своими грузовиками они запрудили все дороги, ведущие к Анцио. Тем не менее люди полагали, что союзники их одолеют; все товарищи в отряде «Свободный» горели желанием принять участие в этом окончательном сражении за Рим. Битва на дорогах обещала приключения, она возбуждала их своей рискованностью, она вполне стоила настоящего крупного сражения в полевых условиях. И Квадрат (теперь его гораздо чаще звали просто Квад), хотя и вел себя достойно и сдержанно, в душе пританцовывал и припрыгивал от восторга — наконец-то он находился на линии фронта, которая теперь утоньшилась до толщины нитки. По эту сторону оставалось их бесславное прошлое, по другую их ожидало великое революционное будущее, теперь, можно сказать, почти уже настоящее. Правда, и англичане, и американцы — это капиталисты, но ведь за ними, этими союзниками, маячат и русские, и когда будут изгнаны фашисты и немцы, то все пролетарии соберутся, наконец, вместе и займутся установлением настоящей свободы. В ночь на двадцать шестое шел проливной дождь, и Квадрат нахлобучил на голову колониальный шлем, выкрасив его в черное, чтобы меньше бросаться в глаза; под шлемом его круглое лицо молодого крестьянина исчезало по самый нос. С ним был его неразлучный автомат, отобранный у врага, на ногах он носил непромокаемые высокие ботинки, тоже добытые у врага; кроме того, он таскал с собой обязательный запас гвоздей с четырьмя остриями, согнутых квадратом, только вот в эту ночь их, по правде говоря, было маловато. Дело в том, что добывать гвозди стало нелегко, с некоторых пор его приятели-механики, которые их мастерили (в большинстве своем римляне), «погорели», и их отправили на расстрел. В конце концов Квадрат сам принялся мастерить гвозди в одной деревенской кузнице, втайне от хозяина договорившись с молотобойцем.