La storia - читать онлайн книгу. Автор: Эльза Моранте cтр.№ 40

Над одним из подъездов бился на ветру флаг… На ромашку уселась бабочка-капустница… Джузеппе прошептал: «Вастака…»

«Да нет же, это не ласточка, это такое насекомое! Называется бабочка! Скажи: бабочка!»

Джузеппе неуверенно улыбнулся, показав свои первые зубы, прорезавшиеся совсем недавно. Но повторить он не смог. Улыбка его трепетала.

«А ну-ка, давай вперед! Скажи: ба-бо-чка! Эй! Ты что, дурачком стал? Да ну, что это ты задумал? Никак плачешь? Будешь плакать, я больше гулять тебя не возьму».

«Вастака».

«Да не ласточка это. Это бабочка, ты же слышал. Вот я, к примеру, меня как зовут?»

«Ино».

«А вот этот зверь с ошейником, он кто?»

«И».

«Молодец! Этого ты не забыл! А эта зверюшка как называется?»

«Вавака».

«Какая же это вавака? Бабочка! Ах, дуралей ты, дуралей! А вот это — дерево. Скажи: де-ре-во! А вон там кто едет? Велосипедист! Скажи-ка: велосипедист! Или скажи: площадь Самнитов!»

«Вавака. Вавака. Вавака!» — воскликнул Джузеппе, он на этот раз решил пошутить. И сам же стал над собою смеяться во все горло. Тут Нино тоже засмеялся, засмеялся даже Блиц: они все вместе дурачились.

«Ну, хватит шуток. Теперь пойдут вещи серьезные. Видишь, вон там, оно колышется? Это знамя. Скажи-ка: зна-мя».

«Вамя».

«Молодец. Трехцветное знамя».

«Веветая вамя».

«А теперь скажи: эйа-эйа-аля-дя».

«Ля-ля».

«Молоток! Ну, а ты — тебя как зовут? Теперь пришло время, пора уже это знать! Как все на свете называется, ты уже знаешь, а как ты сам называешься — до этого ты так и не добрался. Как, значит, тебя зовут?»

«………»

«Джузеппе! Повтори: Джузеппе!»

Тут его братишка сосредоточился, некоторое время длились поиски и преодоление. Потом он вздохнул, на лице выразилась задумчивость, он произнес: «Узеппе».

«Вот это да! Ты же гений, старик! У тебя даже буква „з“ получилась! Узеппе! Симпатично. Выглядит даже приятнее, чем Джузеппе. Знаешь, что я тебе скажу? Другие — как хотят, а я тебя буду называть только Узеппе. А теперь залезай обратно. Мы топаем домой».

И снова оседлав шею Нино, Джузеппе быстренькой рысью проделал обратный путь. Этот путь был еще счастливее, чем первый, поскольку мир утратил теперь давешний привкус трагизма и стал более доверительным. Он выглядел, словно праздничная ярмарка, и на этой ярмарке появились, чтобы довершить удивительный парад перед ним, сначала две или три собаки, потом осел, потом несколько автомашин, кот и много чего еще…

«И! И!» — кричал Джузеппе, который теперь уже был Узеппе, узнавая Блица во всех четвероногих животных, что проходили перед ним вприпрыжку или степенной походкой, или еле тащась, и даже в автомобилях, катившихся себе на четырех колесах. Этими последними Ниннуццо воспользовался, чтобы обогатить словарь брата еще на пару словечек: автомобиль («момобиль») и лошадка («вашака»); после этого Нино изнемог от роли учителя и предоставил братишку его собственной фантазии.

При своей второй прогулке, последовавшей через несколько дней, они пошли смотреть поезда на Тибуртинской навалочной — не только со стороны площади, в зоне, доступной для пассажиров («момобили», «темо»), но и внутри особой зоны, где останавливались товарные вагоны; войти туда можно было только через переулок, с обратной стороны вокзала. Вход в эту зону для обычной публики был перекрыт забором, но Ниннуццо, у которого там были знакомцы среди рабочих, толкнул калитку и вошел, не таясь, будто в свое исконное владение. В самом деле, еще с первых детских лет этот уголок квартала Сан Лоренцо был чем-то вроде охотничьего угодья для него и его приятелей, коротавших досуг на улице.

В настоящий момент там внутри не было ни души, кроме пожилого дядьки в комбинезоне грузчика, который уже издали приветствовал Нино фамильярным жестом. А единственным видимым пассажиром на немногих закаченных на эти пути вагонах оказался бычок, видневшийся через открытую дверь. Он стоял себе спокойненько, привязанный к железному штырю, чуть-чуть высовывая безрогую голову (оба рога, еще не успевшие отвердеть, у него были спилены), а с шеи свисала веревочка с картонной медалькой, на которой были, видимо, обозначены его маршрут и станция назначения. Самому пассажиру об этой станции ничего не сообщили, но в его широких и влажных глазах угадывалось неотчетливое предчувствие.

Единственный, кто заинтересовался бычком, был Блиц, который, рассматривая его, вдруг издал легкое и протяжное поскуливание; однако же, возвышаясь над головой брата, державшего его на плечах, Джузеппе тоже весьма пристально рассматривал бычка. Возможно даже, что между взглядом мальчика и взглядом животного произошел обмен какими-то сообщениями — неожиданный, невольный и незаметный. В одно мгновение взгляд Джузеппе принял выражение странное и никогда не виданное, вот только никто этой перемены не заметил. В его взгляде появилась не то грусть, не то подозрение, и словно бы маленькая темная занавеска притенила его от окружающих; мальчик так и сидел на плечах Ниннуццо, повернувшись к этому вагону, хотя старший брат в сопровождении Блица уже ушел к выходу. «Вашака… вашака…» — с трудом выговорил он неповинующимися губами, но так тихо, что Ниннуццо вряд ли его услышал и не дал себе труда его поправить. Тут маленькое приключение и кончилось. Длилось оно ничтожный промежуток времени. И вот уже они все трое выбрались на площадь, где совсем другое неожиданное приключение быстро стерло неприятную тень первого.

Там случайно проходил мимо продавец цветных воздушных шариков. Видя, как веселится младший братишка, щедрый Нино истратил почти все свое карманное состояние на покупку одного из шариков красного цвета. И тогда они зашагали к дому уже не втроем, а вчетвером, если считать и шарик, который Джузеппе с величайшим трепетом держал за ниточку… и вдруг, когда они прошли метров двести, его пальцы непроизвольно разжались и шарик взметнулся в воздух.

Казалось, произошла трагедия, но вышло совсем наоборот. Джузеппе встретил это происшествие удивленным и счастливым смехом. Откинув голову назад, глядя в небо, он в первый раз в своей жизни произнес следующие слова, которым его никто специально не учил: «Улетает! Улетает!»

Такие прогулки втроем повторялись еще много раз в течение всего мая; немудрено, что кое-какие слухи об этом развеселом трио, резвившемся в округе, быстро достигли ушей Иды. Сначала она испытала потрясение, а потом словно бальзам пролился ей на душу, она посчитала это вмешательством судьбы. Но в силу душевной инерции она избрала тактику невмешательства и не сказала Нино ни слова… И таким образом эти ребяческие вылазки продолжались — благодаря двойной интриге: для Нино их основное очарование состояло в их нелегальности, Ида же невольно поощряла обоих тем, что не говорила Нино ни слова.

Однако же, безо всякого сомнения, это новое обстоятельство обернулось очередной препоной в потревоженном сознании Иды. Теперь, выходя из дома, она начинала спешить, словно уличная кошка, пугливо прижавшая уши, она сворачивала в безлюдные переулки, чтобы избежать соседей и их нескромных вопросов. Вопросов, по правде говоря, ей никто не задавал, но именно их абсолютное отсутствие, которого она не могла объяснить, ее подозрительность превращала в угрозу, могущую исполниться со дня на день.