Колдунья-индиго - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Яковлев cтр.№ 37

Остается еще мама Никиты. Глеб посмотрел на поникшую на стуле у гроба женщину, всю в черном… Снова ее лицо показалось ему знакомым. Могла ли она финансировать устранение Дэна? Возможно. Но кто и за что тогда расправился с ее сыном?

А вот и юная смазливая амазонка, облаявшая в день приезда Глеба подполковника Космических войск в запасе и по совместительству стража никандровских ворот Сергея Кузьмича Воробьева. Сегодня амазонка была не в бриджах, без карабина и без хлыстика, а в глубоком трауре, и стояла рядом с другой юной особой, которая притулилась к солидному джентльмену с брюшком. Из того, что эта троица прибыла в окружении собственных охранников, Панов сделал вывод, что упитанный джентльмен — это сосед Никандрова по имению господин Артюнянц, владелец заводов, портов, пароходов и много чего еще. Разница в возрасте с притулившейся к нему юной особой в прежние времена могла бы привести наблюдателя к единственному умозаключению — это отец и дочь. В нынешние свободные либеральные годы это благопристойное объяснение подтверждала лишь неказистая внешность девушки в сочетании с ухоженностью ее облика и изысканностью траурного облачения. Давешняя наездница (Глеб вспомнил ее имя — Дуня) была лишь родственницей Артюнянца, потому и одета была пожиже, и выглядела статусом пониже высокопоставленной родни — этакий дикорастущий в придорожной канаве цветок рядом с ухоженным благородным сельдереем. Глеб еще во время первого своего допроса следователем Духанским сообщил тому, что видел эту кавалеристку с карабином «Сайга», и скакала она в том направлении, где спустя некоторое время был убит Никита. Очевидно, Духанский проверил эти показания и установил, что Дуня имеет алиби, раз не было никакой очной ставки и Глеб о ней ничего не слышал и не видел Дуню до сегодняшнего дня.

Из домашней никандровской обслуги на панихиде присутствовали Оксана и Лидия; только служанки Юлии получили разрешение своей хозяйки покинуть трудовые посты. Оксана в черном платке скромно держалась в сторонке, прочувствованно вздыхала и утирала слезы белым кружевным платочком. Лидия же смело продвинулась в ВИП-ряды и своей яркой внешностью привлекала взгляды мужчин. К сожалению, только тех, кто оставался в тылу траурного собрания. Но если бы Лидия поставила перед собой цель пробиться в поп-искусство, она вполне могла бы завести и в задних рядах полезные знакомства. Потому что давняя подруга Нелли Григорьевны еще по конкурсам красоты пришла на траурную церемонию со своим мужем, известным продюсером, тем самым, что был похож на барбоса — завсегдатая собачьих свадеб. За прошедшие годы барбос совсем поседел, но боевого любовного пыла в отношении юных артисток не утратил. Другая давняя Нелина подруга, у которой муж — волосатый, но плешивый «обезьян», тоже стояла рука об руку с супругом. Обезьян, конечно, не помолодел, по-прежнему преуспевал в бизнесе и слыл щедрым меценатом. Но в первую очередь Нелли приветила свою самую верную подругу, вдову авторитета, в доме которого она впервые увидела своего будущего мужа. При Неллином посредничестве и покровительстве Никандрова авторитетной вдове удалось благополучно вернуться из Испании в родные края и снова выйти замуж за состоятельного и достойного бизнесмена. Поговаривали, что ее нынешний муж был каким-то образом причастен к трагической гибели своего предшественника. Но мало ли что говорят! Во всяком случае, выглядел новый супруг ничуть не хуже любого успешно модернизировавшегося нового русского. То есть свой красный пиджак он забросил в гардероб, а золотую цепь заменил часами «Ролекс», и братки восхищенно восклицали: «Ты, Васяня, в натуре — чисто европейский бизнесмен!» На что Васяня солидно отвечал: «Вы, кореша, про Васяню, в натуре, забудьте! Я теперь Василий Васильевич Толстопятов, чисто законопослушный предприниматель, в натуре!»

После своего замужества Нелли хотелось возобновить знакомство и с другими товарками по конкурсам красоты, особенно с теми, кто в свое время, получив покровительство богатеньких буратинок, задирал нос перед терпящей любовное и социальное бедствие Лерочкой Козловой. Даже оставшиеся к этому времени на плаву бывшие подружки-конкурсантки так и дрейфовали в неопределенном статусе «гражданских жен». Самое оно было бы пригласить их в гости, чтобы потом между делом сказать общим знакомым: «Оцените, где я и где они?» К сожалению, этого удовольствия Нелли была лишена, так как муж строго-настрого запретил ей якшаться с низами общества. Ну а с кем Никандрову общаться по их социальному, общественному и государственному статусу было не зазорно, все оказались тут. И сенаторы, и депутаты, и высокие чиновники, и главные режиссеры театров и кино, и известные телеведущие, и знаменитые писатели, в конце ублюдочных горбачевских годов или еще раньше свалившие за бугор, а ныне с почетом в России принимаемые и высокими гонорарами ублажаемые, чтобы они могли безбедно жить в своем прекрасном лазурнобережном далеке. Была здесь и молодая поросль. У нее с обонянием все было в порядке, и она на генетическом уровне, унаследованном от «известных мудростью прославленных отцов», умела держать нос по ветру…

После окончания заупокойной службы все вновь расселись по машинам, и длинная иномарочная кавалькада направилась в Москву, на Новодевичье кладбище. Бедная Марша, несмотря на отчаянные попытки отделаться от навязчивой сестрицы, так и не смогла от нее ускользнуть даже на обратном пути. Юлия прилипла к американо-россиянке как банный лист под мини-юбкой. Глеб вынужден был охранять обеих девиц, а телохранители Юлии сопровождали свой объект на расстоянии. Уже под вечер, после окончания всех скорбных мероприятий, Панову оставалось только сопроводить Маршу до ее московской квартиры, потому что она не захотела оставаться ночевать в своих комнатах никандровского особняка. На этом его функции временного охранника завершались. Юлия не отцепилась от Марши и вечером. Она уверяла отца и мать, пытавшихся помочь несчастной американке и оттащить от нее чумовую родственницу, что ужасно соскучилась по старшей сестренке и хочет наговориться с ней, пока та не улетела обратно в свою Америку. Но говорила Юлия только о своих щариках и жучках, рассказывала, какие они трогательные, умные и благодарные, никогда своих благодетельниц не предадут, не то что люди, особенно мужского пола. У Марши вяли уши, а навязчивая гринписовка мало того что морила ее собакофильскими россказнями, еще и выклянчивала у сестрицы добровольный взнос на содержание хвостатых нахлебников. Уже у дверей своей квартиры Марша не выдержала, сдалась и выписала приставучей собаколюбице денежный чек на солидную сумму. Растроганная Юлия бросилась на шею старшей сестре и оросила слезами благодарности ее грудь. А Марша, воспользовавшись тем, что младшенькая уткнулась носом в ее девичью грудь и не видит лица, состроила насмешливую гримасу, изумленно покачала головой и завертела пальцем у виска: дескать, за время моего отсутствия Юленька окончательно рехнулась со своими собаками.

Новиков позаботился, чтобы Глебу после проводов Марши не пришлось возвращаться обратно на общественном транспорте, и их сопровождала еще одна машина. Юлия не пожелала сесть в свой «БМВ», который ее тоже сопровождал, и направилась к этой машине. Ну, хозяйка — барыня, куда хочет, туда и садится. Глеб не собирался с ней спорить, хотя «БМВ» в смысле удобства и безопасности был куда предпочтительней посланной Новиковым скромной иномарки. Он опять хотел занять место рядом с водителем, но Юлия решительно придержала дверь, которую Глеб почтительно собирался прикрыть, усадив барыню-хозяйку на заднее сиденье, и огорошила экс-Маршиного бодигарда неожиданным вопросом: