Год маркетолога - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симонов cтр.№ 15

– Нельзя быть такой красивой и такой умной. Ты представляешь, сколько женщин ты обделила? И тем и другим.

– Значит, так надо, – спокойно сказала Настя, закидывая пальчиками в рот свежую ягоду ежевики, – я все-таки уговорил ее съесть хоть что-нибудь. – Я же в этом не виновата. И потом, думаю, что не такая уж я и умная, просто много с умными людьми разговаривала.

– И не такая уж красивая, – я чуть-чуть решил подразнить ее.

– И не такая уж красивая, – совершенно серьезно ответила Настя. – Высокая, стройная, лицо приятное, а главное, молодая, разве это красота?

– То есть ты серьезно так думаешь?

– Да. Красота – это другое совсем. Вот Софи Лорен знаешь? Вот это красота.

– Нет, не знаю.

– Правда? Разве такое бывает? Ты что, кроме маркетинга своего, ничего больше и не знаешь?

Вот это интересно. Двадцатилетняя девушка, блондинка, потенциальная героиня всех анекдотов, задает мне вопрос, который мне самому и в голову не приходил. А что я вообще знаю, кроме своей работы?

– Я тебя не обидела? – тихо спросила Настя. – Это есть у меня такое – что думаю, то и говорю. Ты, наверное, много еще чего знаешь и умеешь – в теннис играешь, на горных лыжах, может, даже в гольф... Английский, наверное, хорошо знаешь, может, еще французский или испанский.

– Угу, – кивнул я, соглашаясь.

– Значит, все-таки обиделся?

– Почему испанский? – спросил я.

– Не знаю, мне кажется, так полагается – английский обязательно, уже потом французский или испанский. Так ведь для работы лучше.

– Откуда ты все это знаешь? – не выдержал я. – Ты не можешь этого знать. Кто-то умный и взрослый тебе рассказал это все и много еще чего, и ты запомнила, а теперь сидишь и рассуждаешь, блин, какие языки лучше знать для работы.

– Костя, не злись, – она накрыла мою ладонь своей, – ну рассказал мне кто-то или сама я поняла, чего ты? Вся Латинская Америка, кроме Бразилии, говорит по-испански, во скольких там штатах в Америке испанский – первый язык? Я же работаю, езжу, вижу... Если меня в аэропорту встречают – это же не значит, что я дура. Не злись. Я не хочу. – И потом, после паузы, заполненной тишиной пустого ресторана: – Мне хорошо с тобой тут сидеть, не хочу, чтобы ты злился.

Она и потом не раз удивляла меня тем, что вот так спокойно, не заботясь о произведенном впечатлении, могла говорить то, что думает, – и не было больше игры в слова, ты или входил в очерченный ею круг, защищенный невидимой стеной от зависти, ревности, обмана и лицемерия, или с удивлением обнаруживал, что пробило уже двенадцать и все волшебство исчезло, потому что оно тебе просто приснилось.

– У меня квартира тут недалеко. Хочешь, поедем ко мне?

Как я хотел это сказать или услышать, и как я боялся это сказать или услышать. Такая из сказки принцесса с маленькой короной на голове останавливает твою машину, слегка приподняв руку, обтянутую длинной, до локтя, перчаткой, и, смущенно улыбаясь, просит подвезти до ближайшего супермаркета... Так не бывает. Так не бывает даже в кино. А со мной это случилось. И я сказал: «Конечно, хочу». Она еще спросила: «У тебя не будет проблем?» И я храбро и безрассудно ответил: «Нет».

Помню, мы как-то с Ириной смотрели триллер, и минуте на пятнадцатой она наклонилась ко мне и прошептала на ухо: «Вот эта рыжая все подстроила». Создатели фильма были бы разочарованы – они планировали развязку не ранее, чем через час.

– Как ты поняла? – спросил я ее потом, когда мы сидели в «Кофемании» и немножко выпивали, ожидая появления Ирининых знакомых.

– Ну, это же совсем просто, – сказала она, – ты что, считаешь, что такие рыжие красавицы слоняются по вокзалам и случайно натыкаются на главного героя? Вы, мужчины, такие смешные, вас так легко развести, что я вот удивляюсь иногда: специально, что ли, это Господь так все устроил, чтобы как-то уравновесить женское неравенство.

– Так вроде теперь и неравенства никакого нет, – осторожно возразил я.

– Ну да, – сказала Ирина, – неравенства уже почти нет, а вы все такие же лопухи. Не к добру это.

Такие примерно мысли бродили в моей голове, когда я во втором часу ночи возвращался домой, прослушав, соответственно, удивленное, возмущенное и обеспокоенное сообщение своей жены, которая понять не могла, почему у меня выключен телефон. В Вене было почти двенадцать, и вполне можно было позвонить и рассказать историю про разбитый телефон, но тогда придется завтра потратиться на новый телефон или сказать, что этот починили, а пока я звоню со старого... хотя почему я не мог сразу позвонить со старого? Полная чушь. Я просто оставил телефон на работе и понял, только когда не дождался от нее звонка. Пришлось ехать на работу, но она наверняка звонила на домашний. Значит, я был не дома, я был с Андреем и заказчиками.

Я даже понять не мог в тот момент, стоит ли вся эта ненавистная ложь и сам мой поступок, моральные аспекты которого лучше будет оценить с утра, того даже не удовольствия, а абсолютного откровения, которое я познал теперь уже прошлым вечером.

– Вот такая бывает печальная радость, – сказала мне Настя, подложив обе руки под подбородок и пристально глядя мне в глаза, – печальная случайная радость.

– Глядя на тебя, никогда бы не подумал, что ты такая чувственная девушка.

– Угу, то бы не подумал, это бы не подумал... Может быть, не такой уж ты и умный... Обними меня, нет, просто обними, – попросила она, почувствовав мое возбуждение, – я устала, такой большой перерыв у меня был, давай полежим просто так.

– Большой перерыв – это дней пять? – не удержался я. – Шутка, извини.

– Ах, какой ты дурачок, только кажешься умным и взрослым. Все, иди домой. Душ прими.

«Костя, – услышал я в телефоне, который завибрировал на пассажирском сиденье, – Костя, что с тобой, я думала, ты хоть волнуешься, долетела я или нет».

– Прости, родная, телефон оставил на работе, к нам тут люди приехали, и Андрей попросил поужинать с ними, сам не смог. Неудобно было у них брать телефон.

– Взял бы в ресторане, – она была очень сердита. – С самолетами, знаешь, иногда события всякие случаются, и я еще волноваться должна. Где ты?

– В пяти минутах от дома. Говорю же, на работу за телефоном пришлось ехать, не сердись.

– Хорошо, – холодно сказала она.

– Как долетела? Как гостиница?

– Все, спать хочу, пока.

Не знаю, поверила она мне или нет, и никогда не узнаю. Ирина такой человек... непростой. Ты чувствуешь проявление ее эмоций, только когда она хочет, чтобы ты их видел. И, конечно, теперь я по полной программе чувствовал свою вину. Вот это чувство вины – один из видов расплаты за то, что ты мужчина.

Уже дома, после душа, перед тем, как совсем уже заснуть, я подумал вдруг, что у Ирины и девушки Насти по сути могла быть одна и та же история. Двадцать лет, расцвет юной красоты и роман с очень состоятельным, умным, сильным и очень женатым мужчиной. Роман, у которого только один конец – расставание. Мы говорили с Ириной об этом лишь однажды, в самом начале – «Я расскажу тебе то, что расскажу, ты спросишь то, что спросишь, и я отвечу то, что отвечу. И ты обещаешь, что мы не будем к этому возвращаться. Это мое условие». Так уж устроено в человеческих отношениях, что почти всегда один может ставить условия, а другому остается принимать их или не принимать. Ирина не злоупотребляла, и я условия принимал.