Ее отчаянная мольба обожгла кожу словно кипяток.
— Вряд ли он бы про это забыл, — ответил я.
— Вы так думаете? По-вашему, все было бы плохо, даже если бы я сказала «нет»?
Я не мог смотреть ей в глаза.
— Значит, Пэт проделал отверстие в стене?
— Да. Мы работали как проклятые, чтобы купить наш замечательный дом, чтобы держать его в чистоте. Мы любили его — а он теперь разбивал его на куски. Я чуть не заплакала. Пэт увидел мое лицо и сказал так мрачно: «Какая разница? Еще пара месяцев, и он все равно достанется банку». А ведь раньше он бы стал меня успокаивать — говорить, что все нормально, что мы что-нибудь придумаем… А его лицо… У меня не было слов. Я просто повернулась и вышла — а он стал дальше колотить по стене. Она разваливалась, словно сделанная из опилок.
Краем глаза я снова посмотрел на часы. Возможно, Фиона уже прижалась ухом к двери и решает, пора ли ей войти. Я придвинул кресло еще ближе к Дженни, чтобы ей не нужно было говорить громко. От этого волосы у меня на голове встали дыбом.
— Новая камера тоже ничего не показала. Неделю спустя мы с детьми возвращаемся из магазина — а в коридоре еще одна дыра в стене. «Что это?» — спрашиваю я. А Пэт отвечает: «Скорее давай ключи от машины. Нужно срочно установить еще один монитор. Зверь бегает туда-сюда, из коридора в гостиную — клянусь, он надо мной издевается! Еще один монитор, и я поймаю эту суку!» Наверное, именно тогда я должна была настоять на своем, но тут Эмма затараторила: «Что, что? Папа, кто бегает?» — а Джек завопил: «Сука, сука, сука!» — и поэтому мне нужно было, чтобы Пэт ушел, тогда бы я смогла с ними разобраться. Я отдала ему ключи, и он буквально выбежал из дому.
Горькая кривая улыбка.
— Он несколько месяцев так не радовался. Я сказала детям: «Не волнуйтесь, папе кажется, что у нас в доме мышь». А когда Пэт вернулся — с тремя видеомониторами, на всякий случай, — а ведь Джек ходит в джинсах из секонд-хенда, я сказала: «Не говори об этом при детях, им кошмары будут сниться. Я серьезно». Он говорит: «Да, конечно, без проблем. Ты, как всегда, права». И сколько он продержался — часа два? В тот же вечер я сижу, читаю детям книжку, и тут вбегает Пэт со своим чертовым монитором: «Джен, послушай, она жутко шипит! Слушай!» Я на него зыркнула, но он даже ничего не заметил, и мне пришлось ему сказать: «Поговорим об этом позже». И тогда он, похоже, разозлился.
Она говорила все громче. Мне захотелось дать себе пинка за то, что я не поставил кого-нибудь снаружи — кого угодно, даже Ричи.
— На следующий день он сидит за компьютером, и дети в двух шагах. Я делаю им бутерброды, и Пэт говорит: «Ого! Джен, слушай! Какой-то парень в Словении вырастил огромную норку — типа, размером с собаку. Интересно, не могла ли такая норка сбежать?» Рядом были дети, и поэтому мне пришлось сказать: «Да, это очень любопытно, расскажи мне об этом позже», — но про себя я думала: «Мне плевать! В жопу эту норку! Заткнись и не болтай об этом при детях!»
Дженни попыталась сделать глубокий вдох, но ее мышцы были слишком напряжены.
— И, разумеется, дети все поняли — по крайней мере, Эмма. Пару дней спустя мы сидим в машине — я, Эмма и Джек, — и она спрашивает: «Мам, а кто такая норка?» — «Это такое животное». И она говорит: «Которое живет у нас за стеной?»
Я отвечаю совершенно спокойно: «О нет, вряд ли. Но если она там, папа ее поймает». Дети, похоже, это приняли, но Пэту я была готова врезать. Вернувшись домой, я отправила детей в сад, чтобы они ничего не услышали, и наорала на Пэта. А он в ответ: «Упс, вот черт, извини. Но я тебе так скажу: раз уж им все известно, то пусть они мне помогают. Я не могу следить за тремя мониторами одновременно — боюсь упустить что-нибудь. Может, дети возьмут по одному на себя?» Это был такой бред, что я едва могла говорить. Я отвечаю: «Нет, нет. Ни за что, черт возьми. И не смей такое предлагать». Больше он об этом не заговаривал, но все равно. И, конечно, хоть он и сказал, что у него слишком много мониторов, в коридоре он никого не увидел и поэтому решил поставить еще несколько. Стоило мне отвернуться — раз, и в нашем доме новая дыра!
Я издал какой-то бессмысленный успокаивающий звук, однако Дженни не обратила внимания.
— Целыми днями он только и делал, что смотрел в мониторы. Он добыл этот капкан — не просто мышеловку, а огромную ужасную штуку с зубьями, — и поставил на чердаке. Вы, наверное, его видели. Пэт вел себя так, словно это какая-то великая тайна: «Не волнуйся, детка, с глаз долой — из сердца вон». Он был в восторге от капкана, будто это новенький «порше» или волшебная палочка, которая раз и навсегда решит все наши проблемы. Он бы следил за капканом круглые сутки, если бы мог. С детьми он уже не играл — с ним даже Джека нельзя было оставить, чтобы отвезти Эмму в школу: Джек бы красил пол на кухне томатным соусом, а Пэт сидел бы в трех футах от него и таращился в мониторы, раскрыв рот. Я настаивала, чтобы он выключал их, если рядом дети, и обычно он так и делал, но потом, когда Эмма и Джек ложились спать, Пэт садился перед этими штуками и уже целый вечер от них не отходил. Пару раз я пыталась устроить романтический ужин со свечами и цветами, одевалась красиво — словно на свидание, понимаете? — но он просто выстраивал мониторы в ряд перед тарелкой и смотрел в них. Он говорил, что это важно, что животное активизируется, почуяв еду, и поэтому он должен быть начеку. Я-то думала, что мы тоже важны для него, но, похоже, ошибалась.
Я вспомнил ту лихорадочную переписку на форумах: «Она не понимает, она не врубается…»
— Вы пытались рассказать Пэту о ваших переживаниях?
Руки Дженни взлетели вверх, так что закачалась трубка капельницы, ведущая к огромному лиловому синяку.
— Как? Он буквально отказывался разговаривать — не дай бог, упустит что-то на этих проклятых мониторах. Когда я пыталась ему что-то сказать, даже если просто просила достать что-то с полки, он на меня цыкал. Раньше он никогда так не делал. Я не могла решить — то ли взорваться, то ли нет, и как на это отреагирует Пэт: наорет на меня или еще больше отстранится. И я не понимала, почему ничего не могу решить — то ли из-за стресса мысли в голове путались, то ли потому, что правильного ответа вообще не было…
— Понимаю, — успокаивающе заметил я. — Я не имел в виду…
Дженни не остановилась.
— И в любом случае мы уже практически друг друга не видели. Пэт говорил, что тварь «более активна» по ночам, поэтому засиживался допоздна, а полдня спал. Раньше мы всегда ложились вместе, но дети встают рано, так что я не могла его дожидаться. Он хотел, чтобы мы следили вдвоем: «Давай, сегодня мы точно увидим зверя, я это чувствую…» У него постоянно появлялись новые идеи, которые непременно помогут поймать животное: например, нужно взять новую приманку или накрыть дыру и камеру чем-то вроде палатки, чтобы зверь чувствовал себя в безопасности. И Пэт все повторял: «Дженни, пожалуйста, умоляю тебя — посмотри всего разок, и тогда ты сразу станешь счастливее, прекратишь обо мне беспокоиться. Знаю, ты мне не веришь, но посиди со мной сегодня ночью и увидишь…»