Книги можно сравнить с кирпичами, из которых человечество взялось строить Вавилонскую башню. Опыт выдающихся, великих людей громоздится кирпич на кирпич, и общая контрибуция великих людей человечества вздымает все выше нашу Вавилонскую башню опыта и знаний. Во времена, близкие к дням творения, мы уже строили башню с целью достичь небес, где укрывается Создатель. Тогда Создателю удалось опрокинуть башню, которую строило юное человечество, чтобы достичь небес. Теперь мы много сильнее и много опаснее для того, кто создал нас.
Ультимативная цель человечества — это разгадка нашей тайны, тайны человеческого вида. Нам следует, мы обречены узнать, кто и зачем нас создал. Ведь мы не знаем нашего начала, оно намеренно отрезано от нас, выведено за пределы нашего сознания. Нам известен конец каждого из нас, да. Но нам также непонятно, почему нам, каждому из нас уготован такой конец — смерть. Эта тотальная тайна, покрывающая наше начало и конец, скрывает самое важное. Мы вряд ли родственники животных, поскольку единственные на планете обладаем разумом. Мы не наделены индивидуальным бессмертием, но как вид человечество не иссякает. У нас нет видовых врагов на планете Земля. Тем более непонятно, кто мы такие, еще и потому, что у человека — у единственного из живых существ планеты — не существует табу на внутривидовое убийство.
«Кто мы? Кто и зачем нас создал?» — взываем мы и громоздим книги на книги.
В причудливой антиутопии-сатире японского гениального писателя Акутагавы Рюноскэ «В стране водяных» популярные книги для народа «капп» (лягушкообразное существо, придуманное писателем) изготавливаются из порошка, где одним из элементов присутствуют сушеные ослиные мозги. Мрачный писатель Акутагава в конце концов покончил с собой, будучи еще вполне молодым человеком. Не мешает, однако, понять его презрительный взгляд на зарождавшуюся еще в двадцатых годах XX века (когда и была написана антиутопия «В стране водяных») так называемую популярную литературу. Полная противоположность великим книгам — брикетам опыта и знаний, популярная литература, особенно написанная в жанре «романа», конечно, не может быть положена в тело Вавилонской башни, стремящейся к небесам. Такая литература преследует цели крошечные, как насекомые. Столь же бесполезная, как чуингам, столь же никому не нужная, когда изжеванная, то выплевывается; популярная литература предохраняет болвана в его глупости. Предупреждать кого-либо против популярной литературы бессмысленно. Я человек, верящий в то, что от рождения младенцы человечества уже распределены по духовным категориям-кастам, в то, что основная масса человечества — «бесхвостые злые обезьяны», но верящий, что встречаются среди нас и титаны; я лишь даю вам мой взгляд на книги.
Если высшие книги служат кирпичами Вавилонской башни человечества, громоздящейся на небеса, чтобы найти и победить Создателей, низшие книги купаются в низших подземных водах. Далеко внизу — там, где классические, из учебников, греки помещали реку забвения, а у нас находятся сточные воды канализации.
Размышления о визуальном
Реклама меня очаровывает. Зачаровывает. Я как-то поймал себя на том, что могу часами листать глянцевый журнал, не прочитав ни строчки. Я питаюсь в это время не словами, но образами. Причем со мной трюк рекламодателей не проходит, я не то что не бегу покупать товар, но я даже не запоминаю, что именно мне предлагали. Мне важен разрез глаз, поза, таинственная темнота от тени ресниц, плечо, стать, общий силуэт. Я гляжу на моделей, как на икону: романтические, воинственные или философские лица героев нашего времени.
Божественное искусство фотографии (божественное потому, что останавливает время) неустанно и ежедневно мифологизирует мечты современного человека о себе. В процессе вульгарной по сути своей попытки рекламодателя втюрить, впарить и навязать платье, галстук или костюм как побочный продукт создаются иконы. Недоступный миф, она же идеальный сексуальный партнер, объект желания, таинственная, без изъянов женщина. Недоступный миф, он же идеальный сексуальный партнер, объект желания, таинственный, без изъянов мужчина. В каждом номере глянцевого журнала сквозь сезоны года мы видим наших идолов, но мы от них не устаем.
В тюремной камере, если удается туда заполучить журнал, глянцевые идолы имеют мощнейший психологический эффект, пробуждают энергию, заставляют надеяться и бороться. В тюрьме глянцевые идолы — революционны. Когда глянец подхватил портрет Че Гевары, реклама сделала его культовым революционером всех времен и народов. Был создан неотразимый миф; в то время как десятки латиноамериканских революционеров 60-х годов были куда более удачливы в их борьбе, Че Гевара стал революционером par excellence, больше Ленина. Миф создан всего лишь несколькими фотографиями Че, умело превращенными в иконы.
Мы нуждаемся в визуальных образах не меньше, чем в смыслах, выраженных словами. Помню, неизвестная мне девушка из Англии прислала мне в тюрьму «Лефортово» альбомного формата книгу «Лондон 60-х глазами фотографов». Я разглядывал книгу несколько месяцев. Потому что получил с ее страниц то, чего была лишена тюрьма: перспективу. Тюрьма ведь загоняет человека в жесткий формат только ближнего плана. Оказывается, человек страдает от отсутствия дальнего плана: перспективы, горизонта, взгляда в небо. В книге «Лондон 60-х» были представлены и портреты поднимавшихся тогда звезд: «Роллинг Стоунз», Твигги, актеров и актрис. Но я физически пил перспективу и горизонт, всасывал их глазами со страниц, в медицинских целях.
И мировое сообщество, и общество каждой страны зависит от рекламы и живет ею. Портреты вождей и лидеров государств, по сути дела, та же реклама. Портреты Сталина в руках ожесточившихся пенсионеров — суть протест против сегодняшнего мира, в котором они угнетены и забыты. Портрет Путина на стенах чиновничьих кабинетов, а тем паче кабинетов бизнесменов, — суть знак покорности и лояльности системе. Когда подросток выводит углем свастику на заборе, он выражает свой протест против родителей, школы или милиции, а вовсе не потому, что он вступил в фашистскую партию. Визуальное куда более могущественно, чем смысл. Государственные символы и флаги должны создаваться гениальными художниками, правда, будет еще проблема, а примет ли их общество и история. Российский триколор из синего, белого и красного лоскутов банален, напоминает одновременно флаги Сербии и Франции. Он какой-то пустой, принят как государственный в девяностые годы, лишен торжественности, символика его цветов недоступна гражданину. Лучшим государственным флагом России мог бы быть «монархический» триколор — горизонтальные полосы: черная, золотая и белая. Он может быть лучшей рекламой нашей стране.
Успехи «Кока-колы» и «Макдоналдса» в значительной степени зависят от блистательно выбранных символов этих интернациональных корпораций. Интересно, что эстетика этих символов напрямую заимствована из революционной эстетики и большевизма, и национал-социализма. Активно использован раздражающий красный цвет — цвет крови, энтузиазма и энергии. Скромно замечу здесь, что и популярность запрещенной ныне НБП в значительной степени объясняется удачно выбранным провокационным и агрессивным флагом.
Таинственные и идеальные — так можно охарактеризовать лучшие рекламные иконы наших дней. От лицезрения их трепещешь. Они населяют новую реальность и создают молчаливое и эффектное будущее. Задуманные как безобидные, они вовсе не безобидны. Реклама всегда тоталитарна и угрожает, даже если навязывает образы ангелочков, призванных продать вам сны.