Октябрь в Монреале может выдаться прекрасным: небоскребы и шпили церквей вонзаются в ясное синее небо, вдалеке пылает залитая солнечным светом гора – или безрадостным и тусклым, с дождем, слякотью, а то и снегом.
В это воскресенье температура держалась около нуля, над городом нависали тяжелые мрачные тучи. Чернели нагие силуэты деревьев, трава на газонах и в парках побелела от инея. Перед жилыми домами и зданиями фирм несли караул укутанные в мешковину кусты – растительные мумии, зябко съежившиеся от холода.
Уже после семи мы передали прах Бертрана в похоронное бюро «Юржель Буржье» в городке Сен-Ламбер. После наши с Райаном пути разошлись: он поехал в свою квартиру в Хабитат
[86]
, а я отправилась к себе, в квартиру по соседству с Сентр-Вилль
[87]
.
Добравшись до места, я бросила на кровать чемоданчик с самыми необходимыми вещами, включила отопление, проверила автоответчик и холодильник. Первый был переполнен сообщениями и мерцал огнями, точно рекламный щит на распродаже в «Кмарте»
[88]
. Второй оказался безнадежно пуст – только голые стенки да немытые стеклянные полки.
Звонки: Ламанш, Изабель, четыре агента-продавца, аспирант Университета Макгилла, снова Ламанш.
Выудив из шкафа в прихожей куртку и перчатки, я отправилась в магазин «Ле фобур» за продуктами.
К моему возвращению квартира прогрелась. И все равно я растопила камин – не столько ради тепла, сколько ради уюта. Здесь, как и в Шэрон-Холле, я чувствовала себя подавленно, преследуемая призраком таинственной Даниэль и невеселыми мыслями о предстоящих похоронах Бертрана.
Пока я обжаривала в масле морские гребешки и стручковую фасоль, за окнами начал моросить дождь. Ужинала перед камином, размышляя о человеке, которого прилетела проводить в последний путь.
За минувшие годы мне не раз доводилось работать с детективом Бертраном, когда наши пути сводило очередное убийство, и я кое-что о нем поняла. Неспособный кривить душой, он видел в мире только черное и белое: по одну сторону нравственного рубежа полицейские, служители закона, по другую – преступники. Он верил в систему и ни разу не усомнился в том, что она способна отличить хороших парней от плохих.
Бертран был у меня в этой квартире прошлой весной, безутешный из-за того, что лишился возможности работать плечом к плечу с Райаном. В тот вечер он сидел на кушетке, терзаясь непониманием и гневом, не зная, что сказать и как поступить, – те же чувства сейчас обуревали Эндрю.
После ужина я сунула посуду в моечную машину, подбросила дров в камин и унесла телефон на диван. Мысленно переключившись на французский язык, я набрала домашний номер Ламанша.
Босс заявил, что очень рад моему приезду в Монреаль, пусть и при таких скорбных обстоятельствах. В лаборатории есть два случая, требующие участия антрополога.
– На прошлой неделе в парке Николя-Вейль был найден труп женщины – обнаженный, разложившийся, завернутый в одеяло.
– Где это, парк Николя-Вейль?
– На севере, у самой городской черты.
– Дело ведет ПМА?
Все, что происходит на острове Монреаль, подпадает под юрисдикцию полиции Монреальской агломерации.
– Oui
[89]
. Сержант-детектив Люк Клодель.
Клодель. Полицейский с отменной репутацией и бульдожьей хваткой, который скрепя сердце соглашался работать со мной, будучи при этом убежден, что дамам-криминалистам нечего делать в правоохранительных органах. Как раз то, чего мне сейчас не хватало.
– Женщину опознали?
– Предварительно – да, и полиция уже задержала одного человека. Подозреваемый утверждает, что она просто упала, но месье Клодель ему не верит. Мне бы хотелось, чтобы вы изучили характер черепных травм. – Речь Ламанша была, как обычно, литературно правильна.
– Займусь этим завтра.
Второй случай был менее срочный. Два года назад в окрестностях Шикутими разбился небольшой самолет, второго пилота так и не нашли. Недавно в тех же местах выловили из реки сегмент диафиза бедренной кости. Не могла бы я определить, человеческая ли она? Я заверила, что такое мне вполне по силам.
Ламанш поблагодарил, спросил о расследовании гибели рейса 228 «Эйр транссаут» и выразил сожаление по поводу смерти Бертрана. О моих проблемах с власть имущими не обмолвился ни словом. Наверняка новость до него дошла, но шеф был слишком деликатен, чтобы впрямую касаться столь болезненной темы.
Звонки от телефонных продавцов я проигнорировала.
Изабель, моя подруга, в прошлую субботу устраивала традиционный званый вечер. Я извинилась, что пропустила ее звонок и мероприятие. Ничего страшного, заверила она, скоро следующее.
Едва я успела повесить трубку, как зазвонил мобильник. Я опрометью метнулась через комнату и выудила его из сумочки, в который раз дав себе клятвенное обещание найти более удобное место для его хранения. Голос в трубке я узнала не сразу.
– Энн?
– Чем занимаешься? – осведомилась она.
– Устанавливаю мир во всем мире. Совсем недавно беседовала по телефону с Кофи Аннаном.
– Где ты?
– В Монреале.
– Какого черта тебя понесло в Канаду?
Я рассказала о Бертране.
– Поэтому у тебя такой подавленный голос?
– Отчасти. Ты в Шарлотте? Как провела время в Лондоне?
– Что значит «отчасти»?
– Тебе этого лучше не знать.
– Вот еще! Рассказывай, что стряслось.
Я выложила все как на духу. Подруга слушала, не перебивая. Через двадцать минут я глубоко вздохнула. Я не плакала, но была близка к этому.
– Стало быть, земельный участок Артура и неизвестно чья ступня не связаны с жалобой на непрофессиональное поведение на месте крушения?
– Что-то в этом роде. Не думаю, что ступня принадлежит кому-то из пассажиров рейса. Я должна это доказать.
– Полагаешь, это часть того самого Митчелла, который пропал в феврале?
– Угу.
– НКБТ по-прежнему неизвестна причина гибели самолета?
– Неизвестна.
– И об этом земельном участке ты знаешь только то, что некий Ливингстон подарил его на свадьбу некоему Артуру, а тот продал землю некоему Дэшвуду?
– Точно.
– Но купчая оформлена на инвестиционную группу.
– «АП». В Делаваре.
– Фамилии кое-кого из членов правления совпадают с фамилиями людей, которые умирали как раз перед тем, как пропадали местные старики.