Тайная любовь княгини - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 37

— Подойди ближе, боярин.

— Как пожелаешь, матушка. — Шигона все еще не смел поднять на нее глаз.

— Мамки! — прикрикнула великая княгиня на баб. — Не вовремя вы игры затеяли. Угомоните государя.

Мамки и девки, будто того и дожидались, гурьбой накинулись на Ивана Васильевича.

— Подите прочь, бабы! На батюшку руку подымаете! — орал малолетний самодержец. — Выпороть повелю, ежели не отстанете!

Несмотря на его зычный голос и грозный взор, великого московского князя изловили, крепко ухватили за руки и уволокли в соседние палаты.

— Ты при моем муже доверенным лицом был? — зачала разговор государыня.

— Да, матушка. — Боярин, потрясенный красотой Елены, с трудом преодолевал робость. — Я при нем тайными делами ведал. Народ-то в Московии неспокойный, вот я и присматривал за строптивцами. А что не так, государю докладывал. — Шигона пребывал в убеждении, что ежели б не его вмешательство, так князья-крамольники давно бы набросили на голову государя мешок и снесли бы его, бесталанного, к полынье. — Суров был Василий Иванович к изменникам и мне наказывал, чтобы я клятвоотступников не жалел.

— Вот и я об этом тебя просить хочу, Иван, — чтобы измену тайную выявлял и мне о том докладывал своевременно.

— Служил я мужу твоему, Василию Ивановичу, верно, послужу и тебе правдой, государыня-матушка.

С этого дня Шигона был допущен к тюремным сидельцам и сполна оправдывал свое прозвище Поджогин.

Особенно невзлюбил Иван удельных князей, которые, не порастеряв своей землицы, спешили нахватать еще и чинов при московском дворе и своей ретивой службой сумели оттеснить древнейшие боярские семейства от государева стола. Протасьевичи, Плещеевы — потомки знатного Радеги — теперь не часто сиживали в Боярской Думе, а все больше служили стряпчими [38] у доспеха и оружия государя, а чин стольника, незавидный еще двадцать лет назад, теперь был событием для всего рода. Еще противней оказались отпрыски князей, лишенных уделов и привилегий. Те понаехали в столицу едва ли не со всей Русской земли и готовы были служить за медный алтын, только чтобы находиться в свите государя. Особенную дерзость выказали потомки суздальских и ростовских князей, которые еще не успели позабыть прежнюю вольницу и тщеславились, как их могучие предки в пору расцвета своих княжеств.

Именно против удельных князей и направил Иван Шигона-Поджогин всю свою природную злость. Он умело сталкивал между собой ярославичей и тверичей, оговаривал звенигородских землевладельцев и науськивал Оболенских и Стародубских. И всегда Иван Шигона умел извлечь пользу из брани, частенько, в собственную радость, выступая между обиженными третейским судьей. Он выслушивал обвинения, участливо вздыхал, и было видно, что Иван переживает не меньше, чем враждующие стороны. Потом боярин заставлял супротивников пожать друг другу руки и, взяв с виноватого и правого по два алтына и восемь денег, отпускал восвояси.

Частенько Иван Шигона дело между враждующими сторонами доводил до поля, а на такое представление любили хаживать лучшие люди. Это была потеха, какой не увидеть даже на Святки. Поединщики бились копьями, рубились топорами и щедро тузили один другого кистенями. Кроме благодарности зрителей и приятного зрелища, Шигона получал от проигравшей стороны сумму, на которую по силам было справить соболью шубу, и под настроение мог пригласить бояр в корчму, где за один вечер пропивал шальные деньги.

Но иногда тяжба заканчивалась совсем худо — спорщики примирялись до поединка. Возьмет тогда Шигона от каждой стороны по рублю, завяжет аккуратно в узелок, спрячет у пояса и с тем уйдет с поля, не сказав ни слова.

Любил Иван и развлечения, но они были особого рода. Так, он неожиданно отыскивал и оглашал грамоту, по которой род Старковых сидел выше Оболенских, и с большим удовольствием наблюдал, как бояре таскают друг друга за чубы, выясняя, кому из них находиться к государю поближе.

Службой Шигоны-Поджогина государыня была довольна и не однажды одаривала его милостями: то пирог пошлет со своего стола, то кушаком наградит, а однажды повелела в его честь испить белого вина. Когда Елена Васильевна пожелала видеть его в очередной раз, Шигона сразу почувствовал, что дело пойдет о чем-то важном.

Так оно и случилось.

— Как тебе служится, Иван? — спросила мягко государыня и чуть пошевелила указательным пальцем, давая понять, что ему совсем не обязательно стоять каменным истуканом в дверях и он может приблизиться на расстояние, допустимое для лучших людей.

— С твоей милостью и божьей помощью, государыня, служится мне ладно.

— Не скучно ли тебе на государской службе?

— Вороги не дают скучать, Елена Васильевна.

— Доволен ли ты своим жалованьем?

— Мне ли жаловаться, Елена Васильевна? Богатство мое приумножилось. А денег я получаю столько, что их еще и внукам тратить придется.

Иван Шигона поднял глаза, тем самым давая понять, что уже успел настроиться на серьезный разговор.

— Все бы мне так служили, как ты, Иван Юрьевич, тогда смута на Руси совсем бы повывелась. Юрия дмитровского силком заставили присягнуть моему сыну, а Андрей Иванович в Старице заперся и ко двору появиться не желает.

— Слыхал я, что он на смуту князей подбивает, воинство собирает изрядное, — тут же подхватил Иван Шигона, думая, что разговор зайдет о младшем брате почившего государя, но Елена Васильевна неожиданно сменила разговор:

— Давно ли ты бывал в монастыре у Соломонии?

Запершило в горле у Шигоны. Вот он и главный вопрос, из-за которого Елена Васильевна не дала набаловаться с миленькой — явился рослый рында и немедленно потребовал быть во дворце.

Помедлил малость с ответом Шигона-Поджогин, а потом отвечал:

— Надобности в том не было, Елена Васильевна. Она монахиня, а я все больше за князьями присматриваю.

— Теперь ты за Соломонидой Юрьевной приглядывать станешь. В народе-то упорные слухи ходят, будто родила Сабурова. А ежели так, то сын мой как будто бы и не государь вовсе. Понял ты меня, Иван?

— Как не понять? — стушевался перед тяжелой правдой боярин. — Что делать повелишь, Елена Васильевна?

Для себя он уже решил: прикажи ему государыня — и сомкнутся пальцы на цыплячьей шее наследника.

— А я думала, ты более догадлив, Иван. Неужно мой муж терпел у себя таких несообразительных слуг?

— Понял тебя, государыня, — глухо отозвался Шигона. — Когда выезжать?

— Немедля!

Шигона ехал в монастырь.

Дорога была весела и легка — батюшка-серпень позаботился. Это тебе не весенняя грязь, когда сани больше напоминают утлые суденышки. Путь наезжен, колдобины выровнены еще в начале лета, а легкий встречный ветерок будто приветствовал путника.