Потешный русский роман - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Лове cтр.№ 7

Когда мы в мае гуляли под ручку по кладбищу, я выяснила, что он, в отличие от меня, не забыл русский разговорный.

— Помнишь вкус московского мороженого?

— Мо-ро-же-ное…

— Мы ели ванильное?

— Какая разница, такого все равно больше нет. Ты ведь не думаешь, что все исчезло, а мороженое осталось?

Мы очень любили эту страну, особенно людей, которых там встретили. Мы любили их вопреки здравому смыслу, не пытаясь понять за что, как будто в те далекие времена чувства превалировали над разумом и были главными в жизни. Там мы проживали и чувствовали то, чего никогда не испытаем дома. Россия была огромной и вечной, ее История вкупе с веселым безумием подавляла в нас здравый смысл.

А еще была история любви Елены и Жана, такая пронзительная, что даже мы, их друзья, чувствовали в ней соль нового романтизма, который позволит нам однажды написать несравненно прекрасные книги. Мы воспаряли в мечтах, разрываясь между восторгом и отчаянием, отлично понимая, что творившие до нас писатели — мертвые писатели — на самом деле не умерли и пребудут в веках. Нас не пугали ни холод, ни снегопад, мы ходили по московским улицам, ели мороженое с неповторимым вкусом и ароматом — я больше нигде и никогда не пробовала ничего подобного, мы прижимались друг к другу, чтобы согреться, и каждый рассказывал остальным содержание очередной написанной главы. Елена расшила пальто Жана красными гвоздиками. Это выглядело невероятно. Но это было. Жан провел ночь на выстуженной лестничной площадке, поджидая Елену, которая упорхнула к очередному «любовнику-на-час». К любовнику-одно-дневке. Бедный Жан… Мы упивались бархатным сумраком города и волнующей историей любви, разворачивающейся на наших глазах в черно-белой стране.

Когда снесли Стену, жизнь Жана перевернулась. Он потерял Елену, а с ней и географию, и всю несущую конструкцию мира. Теперь он медленно угасает, как и многие другие представители нашего поколения, которым больше не за что умирать.

Ни он, ни я не знаем, что стало с Россией. Ни он, ни я понятия не имеем, живы ли Елена с ее виолончелью, Александр с его амбициями, Игорь с его талантами, Антонина с ее писательством, Лев и его отчаяние, Екатерина и ее романы. Мы обо всем забыли. Наступило новое время, было слишком много работы, все изменилось. Мечты никогда не воплотятся в реальность. Сегодня мы с Жаном можем только строить предположения и по большей части расходимся во мнениях. Нам известна лишь медийная история новых варваров — тех, кто отхватил жирные куски разваливающейся страны, набил карманы и продолжает обогащаться. Мы понятия не имеем о реальной жизни сотен тысяч русских, оставшихся на поле боя, но наше воображение способно это домыслить. Я упрекаю Жана за то, что он живет прошлым, а ему не нравится, что я интересуюсь только будущим. Он смеется, когда я пытаюсь поговорить с ним о Михаиле Ходорковском. Его изумляет моя наивность. Он говорит, что я олицетворяю собой весь трагизм наивности. Так он заявил в мае, когда мы гуляли под кипарисами. Жан считает Ходорковского обычным олигархом, таким же продажным и порочным, как все его собратья. Я же воспринимаю судьбу этого человека как знак. Ясный, недвусмысленный знак.

— Ха, ха, ха.

— Еоворю тебе, это знак. Можешь объяснить, что такой человек, как он — мультимиллиардер, нефтяной король, — делает на русской каторге? Он мог сбежать — улететь на личном самолете, или договориться с властью, «лечь под нее», как поступили все, кто хотел продолжить делать дела. Но не сбежал, решил рискнуть. Дал себя арестовать, судить и приговорить, прекрасно зная, что его ждет и с кем он имеет дело. А теперь тянет срок в Сибири. В колонии общего режима.

— Какой ужас!

— Это не смешно, Жан.

— Не смешно.

— Ты мог бы меня выслушать.

— Мог бы.

— Вещи не всегда так просты, как кажется.

— Вещи — нет. Человеческие существа — да.

В тот день, когда Жан согласился на прогулку, хотя почти всегда отказывается выходить, и заявил, что собирается поехать со мной, я ощутила себя невесомой и счастливой, как бабочка в первый весенний день. Я посмотрела на моего спутника и поняла, что так сильно хочу, чтобы бледный, потерявший все волосы Жан стал прежним, что согласна видеть рядом с ним Елену, вернуть его в ту линялую Россию, которую мы когда-то вместе узнавали, лишь бы он снова научился плакать настоящими слезами. Я была так счастлива, что почти забыла все те злые, жестокие слова, которые он только что произнес.

— Преклони колени, дорогая — здесь, между крестами, — и помолись за твоего каторжного Иисуса Христа. Ну же, давай!

— Не дразни меня, Жан.

— Он такой трогательный, этот твой миллиардер на заклание.

— Прекрати.

— О, мой нежный агнец нефтяных скважин, аминь.

— Я задала тебе вопрос. И жду ответа. Скажи мне, что этот человек делает на каторге?

— Он считал себя самым умным, хитрым и крутым, моя бедная наивная девочка. Твой Ходорковский верил, что «сделает» их всех, но «сделали» его.

— И что же будет дальше?

— В конце герой погибает, дитя мое.

— Я никогда не называла его героем, Жан, а вот ты все время используешь это слово.

— Но ты в это веришь, что еще хуже.

— Ошибаешься.

— Твоего беднягу отравят. Или подождут, когда его убьет радиация.

— Почему ты не хочешь понять, что я пытаюсь сказать?

— Потому что ты не произнесла ничего внятного.

— Я утверждаю, что любой человек, ставший очень богатым, способен делать одно — богатеть дальше. Это детский подход, но так поступают все набобы нашего мира, их принцип — «цель оправдывает средства». Все, кроме Ходорковского.

— Твой герой нашего времени.

— Довольно, Жан.

— А известно ли тебе, что герои — самые эгоцентричные люди на свете?

— Как бы ты поступил на его месте?

— Герой всегда все рушит, какие бы идеи он ни исповедовал, запиши это крупными буквами в твой розовый альбомчик.

— Я задала вопрос.

— Крайне левые и крайне правые, центр и середина, крайний центр и крайняя середина — наше время испробовало все. Черные книги на всех полках. Тебе бы стоило прочесть и усомниться.

— Ты безнадежен, Жан.

— Десятки альтруистов, замечательных, исключительных людей принимали изумительные решения, делали смелый выбор, но все всегда кончалось напалмом, газом, обогащенным ураном, грязной бомбой, противопехотными минами, разрывными пулями и фосфором. Целая физико-химическая диссертация…

— Жан…

— Знаешь, почему с героями все всегда так плохо кончается? Потому что у них большие руки, большие глаза, большие зубы и — главное — большое сердце, а любят они, в конечном итоге, одну единственную вещь — собственную позу. Будь ты героем, дражайшая Валентина, любила бы себя еще больше, чем любишь сейчас, да, да, именно так, это и ко мне относится. Увы, у меня нет сил даже на героические помыслы.